Страница 43 из 59
Отчего Горан смолчал он и сам не понял, душащий его гнев погас, словно пламя в костре, если на него ушат воды вылить.
— Это уж от нашего разговора зависеть будет, — сказал он тихо и, себе на удивление, спокойно.
Кажется, тем удивил и Снежена. Тот наконец предстал в зеркале во всей своей ледяной красе. В боевом облике он являлся ледяным крылатым змием. В человеческом в его внешности не находилось ни одного темного оттенка, даже ресницы и брови оставались белыми. Волосы серебрились, словно лунный свет на снегу. Глаза — две прозрачные голубые льдинки. Губы — присыпанный снежинками перламутр. Кожа — сталь, прикрытая тончайшим беленым полотном.
Когда-то Горан находил подобное сочетание белого с белым очень красивым, а Снежена — интересным собеседником. Слишком много лет и зим унеслось с тех пор. Еще недавно он чувствовал сожаление по поводу того, что лед и пламень не сходятся, несмотря на попытку брата оклеветать его перед Кощеем и самому во дворце сесть, за вратами приглядывая. Давно это было.
— Неужто за ту встречу бранить станешь? — Снежен, широко зевнув, потер практически прозрачные веки. — Так в излом года, коих у нас четыре аж, всякий в дом заявиться может, и хозяевам гнать его не след.
Горан скрипнул зубами, но промолчал. Не ему было изменять правила, испокон века соблюдавшиеся.
— Очень уж любопытно мне было глянуть на диковинку, кою ты из Яви притащил, — сказал Снежен и снова зевнул.
Горан удивленно приподнял брови. На его памяти брат никогда сонным не выглядел. Не могли существа, в долине грез летающие, от бессонниц или недосыпания страдать! Зеркало ничего не искажало, а потому не укрылись от его внимания ни синюшные круги под глазами инеистого змия, ни слегка покрасневшие — невиданное зрелище! — глаза. От красы недавней и следа не осталось, стоило приглядеться пристальнее.
Внимание от Снежена не укрылось, и он, резко вскинув подбородок, зашипел:
— А чего ты хотел, Гор, столь настойчиво вытаскивая меня из постели? И поскольку я не совсем спал, — раздвоенный язык облизал губы, заставив Горана поморщиться, — то очень-очень-очень хочу тебе отомстить. Моли Повелителя Кощея, чтобы повод, из-за которого ты обеспокоил меня, оказался достаточно весомым, — он пропел угрозу так, словно та ничего не значила, но на самом деле была более чем реальна. Инеистые змии слыли самыми злопамятными в Нави и не зря.
— Достаточно того, что причина кажется важной МНЕ, льдистая ты гадина, — сказал Горан, но спокойно, и не думая выйти из себя. Успел удивленный взгляд перехватить, после чего Снежен все же хмыкнул, обратил взор к потолку и показательно тяжело вздохнул.
— Я слушаю весьма внимательно. Гор, не томи.
— Не ты ли предложил мне уговор, по которому никто из твоей своры не вредит моим подданным, а я оставляю в покое долину грез? — напомнил Горан.
— И, насколько мне известно… — с заискивающей улыбочкой, тотчас показавшейся мерзкой, начал Снежен, но Горан с такой силой ударил кулаком о ладонь, что зеркало слегка подпрыгнуло. — Брось, Гор! — тотчас посерьезнел Снежен и сел прямее. — Подумаешь, пару грез наслали, нам тоже нужно есть, а чужие треволнения во снах столь питательны… Мы ж не моры с марами, не лярвы — жизнь из тел не сосем! Забавы наши веселы, а временами и обоюдно приятны. Кто там снова нажаловался? Мириш уже давно пора скрутить в узел своих змеюк подколодных, а не ползать к тебе из-за всякой мелочи. Она больно громко возмущается, опуская то, что некоторые из ее подопечных нас не только приваживают, но и привораживают. Пользуется твоим, братец, расположеньицем. Вот как бы мне ей счет выставить!
— Речь не о кошмарах, которые вы насылаете на змеелюдов. Будь в них дело, я б с тобой не заговаривал.
— Кошмаров! — вот теперь Снежен взъярился. — Ну, знаешь ли… еще никто не называл ночь в моих объятиях так, — в голосе послышалась обида, но вряд ли она была искренней, скорее, ледяной змий продолжил выдуманную игру.
«А может и нет», — подумал Горан, видя, как трещит по швам натянутая Снеженом личина, его спокойствие трещину дало еще раньше.
— Наши милые развлечения не приносят вреда, Гор. После того раза мы очень бережно относимся к ранимой душевной организации некоторых… особей.
— Змеелюды гибнут, Снежен!
Не заметь он, как у братца дернулся глаз, поверил бы злым словам, прозвучавшим тотчас:
— Многочисленные и необратимые разрывы сердец?!
Снежен гаденько захихикал.
— Не смешно.
— Неужели? По-моему, весьма.
— Кто-то из твоих гадов вытащил ненасытное чудовище из глубин сновидений и не удержал. Теперь оно висит между грезами и Навью, — прекращая пререкания, сказал Горан. — Застряло. Хотело бы к нам проникнуть, а не может. А назад не стремится, потому жрет змеелюдов! А тут еще некто из твоих умельцев сон на мое зеркало наслал!
По лицу Снежена прошла тень, окончательно смывая все наносное. Через мгновение напротив сидел словно совсем другой собеседник. Глаза показались глубже и более серьезными, даже старыми. Лицо неуловимо преобразилось, став бледнее. Губы — тоньше: Снежен поджимал их, испытывая недовольство. Полукружья под глазами очертились четче.
— Я понял, о какой твари речь, — голос потух, больше не напоминая мелодию, рожденную пением сосулек на ветру. Теперь сосульки не звенели, а срывались вниз, разбиваясь вдребезги.
— Конечно знаешь… — прошептал Горан. — И сам же чуешь, как вызов тебе бросают.
— Просветишь? — зло сверкнув глазами, поинтересовался Снежен. — Ты ж, пусть не старший в роду, а таковым считающийся, во дворце на границе миров сидишь, врата держишь, если не одним из богов себя возомнил, то уж точно им под стать!
— Хорошего же ты обо мне мнения… — проронил Горан.
— Какое уж есть! Так чего вызнал?!
— Немного и не я, — признался Горан.
— Неужто?..
— Если бы кое-кто мое зеркало не усыпил… — начал закипать Горан.
— Ну я… Я усыпил. На спор! И без злого умысла. Глотку мне перегрызть хочешь за это? — бросил Снежен. — Давай. Зубы не обломай только.
Горан ожидал от себя ярости, да только спросил вместо угроз и ругани:
— Сколько ты уже не спишь?
— С тех самых пор, как из дворца твоего явился. Впрочем, ясно мне теперь, к чему спор тот затевался и отчего долина грез принимать меня перестала. Есть у меня предположеньица и кто виновник, и что за чудовище.
— Говори!
— То одна из любимых зверушек Моревны. Может, хала, а может, и ламя. Точнее не скажу, не вникал, но в любом случае ничего хорошего.
«Не вникал он…» — Горан выпустил из ноздрей дым и недовольно скривился.
Первая — чудовищная змея, а вторая — ящерица с мордой волчьей. Вот и вся разница. Обе ненасытны. Обе туманами повелевают…
— Ну чего ты скуксился, братец? Я не знал о приходе в мир этой зверушки, если тебя волнует именно это.
— А имя призвавшего?
— Против меня игра затевалась, мне и выигрывать, — сказал Снежен, зевнув, едва челюсти не вывихнув.
— А сдюжишь?
Снежен фыркнул.
— Но, надеюсь, понимаешь, чем грозит поражение?..
Снежен не ответил, зато спросил:
— Однако позволь узнать все-таки: откуда известно тебе все это, не вступавшему добровольно на тропы сновидений ни разу?
— Сейчас в поселении змеелюдов находится моя чаровница, — нехотя пояснил Горан, гоня от себя очень нехорошее предчувствие, — она вызнала.
— Человечка, значит…
— Та самая, — слова казались огромными тяжелыми глыбами, срывающимися с утеса и падающими в море. — И если ты не успеешь отыскать виновника; если не вырвешь у него имя твари; если хотя бы волос упадет с головы Ольги — я лично перегрызу глотки каждому из вас, а долина грез станет таковой в действительности. Все хрустальные горы под корень срою!
— Самое неприятное — ты ведь можешь, — проронил Снежен. — Так значит, Ольга…
— Времени тебе до рассвета!
Глава 16. Ольга
Ночь тянулась бесконечной темной полосой. Она — любимая союзница всяческих чар — именно сейчас казалась мучительницей, ведь под ее покровом хорошо чувствовали себя и пришельцы из-за грани, а их здесь оказалось более чем достаточно. Ольга сидела за столом, рядом стояла плошка с водой, которую она использовала для разговора с Гораном. Кажется, чары высосали из нее последние силы. Теперь только и могла, что положить голову на скрещенные руки и вспоминать все, произошедшее утром и днем по приезде в селение.