Страница 33 из 59
Засмотревшись, Горан не сразу понял, что переменилось вокруг: а звон-то усилился. Противник, следящий за ним все это время, видно, решил, будто Горан слишком отвлекся и забыл где и зачем находится. Разумеется, просчитался. Горан сложил крылья и устремился к земле, но тотчас развернулся, снова набирая высоту. Лязг зубов раздался над самым ухом, а потом собственные клыки впились в чужую плоть. Змей воздушный в долгу не остался, вгрызся в лапу, однако Горан лишь сильнее стиснул челюсти. Алая пелена застила взор, за ней мелькали багровые облака и какие-то тени. Воздух свистел в ушах, в нем время от времени раздавался звон. Земля и небосвод менялись местами в пугающей круговерти.
Они, кувыркаясь, неслись к земле. Вряд ли неминуемое падение не покалечит и одного, и другого. Вернее, воздушник, может, и выживет, а вот по поводу себя Горан уверен не был. Несколько раз он пытался расправить крылья и затормозить, но проклятый змей очень неудачно навалился на правый бок. Горан растопырил левое крыло, но только закрутил их еще сильнее. И ведь зубы не разомкнешь. Выпустишь соперника — считай, проиграл. Тварь-то воздушная: своя стихия ее в обиду не даст.
Перед глазами уж цветные пятна замаячили, звон стал отчетливее, но круговерть будто бы замедлилась. Змей распушил плавник и установил плашмя хвост, тем самым замедляя вращение и Горану помогая.
Так и падали, но уже не столь быстро. Один опирался на воздух слева, другой — справа. Будто закадычные приятели, поддерживающие друг друга после бурной попойки, если бы не зубы! Наконец ветер перестал выть, ударился в крылья и кинул обоих вверх. Вот тогда-то — стоило смертельной опасности отступить — Горан и ощутил волнами накатывающую слабость, ледяной огонь чужой холодной крови во рту и боль.
— П-усти… — прошипел каким-то образом змей, не размыкая челюстей. — Я с-оглашусь на твою п-обеду.
Горан ответить не мог, приотпустил соперника, а затем прикусил сильнее. Он ждал не таковых слов, а признания-клятвы, от которой воздушник уже не отвертится.
— Признаю себя побежденным! — закричал-завизжал змей, выпуская его лапу и шипя неслышные проклятия.
Разомкнуть челюсти самому показалось едва ли не непосильной задачей, но Горан справился, тотчас охнул и едва не свалился в беспамятство, а заодно и на землю.
Они расцепились. Змея качало на волнах ветра, а вот Горану приходилось парить и ругаться про себя.
— Врата того не стоят, переживу, — зло выплюнул змей.
— И больше меня никогда не побеспокоишь! — настойчиво произнес Горан. Он, будучи победителем, имел право требовать, а воздушник обязан был подчиняться.
— Кощей с тобой, не побеспокою.
— Кощей со всеми нами, — сказал Горан наставительно. — А теперь лети вон. И чтобы духу твоего возле врат не было!
Змей вильнул в сторону, совершил полный оборот вокруг собственного хвоста и растворился в синем небе, накинув полог невидимости. Тварь! Воздух его не только держал, но и исцелял понемногу, а вот Горану еще предстояло приземлиться — на раненную лапу.
На поле возле стен все уже закончилось. Орали от радости защитники, да и простой народ уж ко дворцу стекался. Медленно и уныло уползал по дороге, ведущей к лесу, рассчитывая в болоте отсидеться, а затем уже держать путь к морю-окияну, огромный осьминог, лишившийся пары щупалец. Те уж почти не извивались, змеями катаясь по земле, и медленно истаивали дымком бурым. Отвратительно смердела, испаряясь, туша Зильге — тоже существа глубоководного, родом из северных морей, шарообразного, с тремя полуслепыми квадратными глазами, не различающими цветов (только тени и тепло-холод), и с клыками-иглами на конце длинного хобота. Скоро совсем исчезнет — и воспоминания не останется. От двух других чудищ остались только круги выжженной травы да тлеющие угли, а вот среди защитников не пострадал никто.
Приземлиться все же удалось и принять человеческий облик — тоже.
— Ай да чары! — Горан не удержал восторженного возгласа, впрочем, не особенно и старался.
Стражники поддержали его одобрительным гомоном, а затем и дружным «ура». Сидящая на валуне — раньше такого большого здесь точно не вырастало — Ольга, подарила взгляд, полный ярких смешинок-искорок и удачно скрываемого превосходства. Она была довольна и собой, и теми, кто сражался с ней рядом, и боем, и победой. У ног ее валялась лопата, от которой осталась разве лишь половина обгоревшего черенка.
«И ладно. Пусть считает эту победу только своей. Не так уж много я и сделал», — решил Горан и пошатнулся. Нога казалась колодой, кое-как держала, но с каждым мгновением немела все сильнее, а показывать этого не стоило. Не сейчас. Слишком много глаз на него смотрели, и одни из них…
— Ты ранен? — как Ольга оказалась рядом, Горан не понял. Показалось, в мгновение ока с валуна спрыгнула и к нему сиганула. А может, и сам валун, и сидящая Ольга лишь видимостью являлись — насланным наваждением? Стояла же она рядом, только удачно глаза отводила, лишь заговорив, обратила на себя внимание?
— Пустое… — прошептал Горан то ли в ответ на ее вопрос, то ли самому себе.
Чаровница нахмурилась, осматривая его с головы до ног, подошла практически вплотную, чуть склонила голову.
Горан фыркнул. Он был залит кровью — и своей, и змея — потому прозвучавшие мгновение спустя слова чаровницы показались ему донельзя странными.
— Я не вижу крови… — сказала Ольга, — ты покрыт лишь какой-то синей жидкостью… и золотом.
— Наша кровь отличается от человечьей.
Параллельные морщинки темными бороздами прочертили высокий лоб.
— В змиевом обличие отличается, — поспешил уточнить Горан, — в человечьем же она алая, как у всех.
Однако расслышать ответ он уже не смог. Усталость накинулась на него, а тьма обняла и согрела.
…Он очнулся в комнате, отданной Ольге, казалось, вечность назад. Скоро ее станут именовать не иначе как врачевальней. Под потолком витал тот, кому чаровница подарила имя Дворечик. Легкий ветерок, словно прося прощения за то, что в недавнем поединке был на чужой стороне, ласково проходился по коже и играл огнями свеч. Горан, падая в беспамятство, предпочел человеческий вид своему привычному. Неудивительно, впрочем: Ольге ведь такой привычней.
Она сидела на подушках у изголовья его постели, читала очередную книгу. В полумраке.
— Темно ль тебе девица? Темно ль тебе, красная? — спросил Горан.
Ольга вздрогнула, подняла на него взгляд, полный беспокойства, оглядела и только потом выдохнула, как хотелось бы думать, с облегчением.
— Мне достаточно света, — проронила тихо, словно боялась спугнуть осторожную невидимую пичужку.
— Достаточно? — удивился Горан, присматриваясь.
Показалось, или из глаз Ольги действительно лилось мерное серебряное сияние? Да и кожа в свете свечей поблескивала металлом. Словно сбылась его давняя мечта: у берега озера. Ольга тогда впервые предстала перед ним в своем истинном облике. Впрочем, не по воле своей: он просто подглядывал за ней в зачарованное зеркало.
«Красиво! — подумал Горан. — Но отчего? Неужели Навь уже приняла ее?»
Бабки-змиюшки до сих пор сказывали новорожденным змиятам истории, в которых люди, избранные представителями их рода в спутники, рано или поздно становились им под стать. Хвосты не отращивали, конечно, и обличья не меняли, но и мягкотелыми слабаками переставали быть. Только правда ль это, или желание привить чаду уверенность, будто для искренней любви нет ничего невозможного? Да и как бы отнеслась сама Ольга к подобной перемене? Вряд ли с восторгом.
— Как ты? Рана болит?
Горан прислушался к себе. Нога ныла и зудела до зубовного скрежета — явно заживала. Иных неприятных ощущений он не испытывал, да и голова не кружилась.
— Терпимо. Ты приказала перенести меня сюда?
Ольга кивнула.
— В свою комнату? — удивился Горан.
Ольга повела плечом, снова наградила взглядом, лишь затем ответила:
— Сюда было проще и быстрее кинуть тропу заветную, к тому же мне не страшно не поспать несколько ночей. Заодно за тобой пригляжу.