Однажды в Мейсоне

–– Прими соболезнования, – сухо произнесла я.

–– И что на этот раз? – спросил он у тех, что привезли нас.

–– Драка в клубе, – ответил один. Второй посадил рыжую за свой стол. Эта зараза сидела рядом. Руки так и чесались размазать ее харю.

–– И кто начал? – спросил Ларсен.

–– Она! – сказали мы в раз, указывая друг на друга.

–– Вообще-то ее пьяный паренек с бурлящими гормонами. Ты бы ему ноги чаще раздвигала, чтоб к другим не приставал.

–– Ах ты, зеленая ведьма! – зарычала она.

–– Выпендривайся, ага! – засмеялась я.

–– Так, девчонки, рты закрыли, – прорычал Ларсен. – Хосе, уведи их в разные камеры, чтоб друг друга не поубивали. Мясо здесь ни к чему.

–– И когда отпустишь? Мне срочняк как надо обратно.

–– Во-первых, тебя туда уже не пропустят. Во-вторых, сидеть ты будешь до тех пор, пока я не стану добрым.

–– Мне в школу надо ходить, идиота кусок. И ты не можешь держать меня здесь дольше, чем полагается.

–– Почему же?

– Это мой первый косяк в Мейсоне. И я, вообще-то, не виновата. Эта курва сама начала. Я лишь врезала ее пареньку, чтоб руки не распускал. Те прошлые обиды оставь в Форсе. Здесь я чиста.

–– Посмотрим, Кларк. Уведите! – довольно произнес Ларсен.

Хосе, смуглый и высокий коп, взял меня за руку и повел по коридору в маленькую камеру, где сидела упоротая молодежь. Ту рыжую заперли через камеру от меня. Потом ей подкинули паренька, предварительно почистив ему лицо. А вот обо мне никто не подумал! Ничего, что у меня разодрана майка, разбита губа и немного опух нос? Меня будто от крови почистить не надо.

Лишь бы не звонили маме. И особенно Маргарет и деду. Такого позора я не переживу. И вообще, раньше меня только забавляли такие делишки, но сейчас я поняла, что совсем не здо́рово быть запертой с какими-то придурками в одной камере…

Скамейки были заняты лежащими на них парнями. Девчонки мирно сидели в уголочке и смотрели в одну точку. Вы что курили, дети?

Одного парня я за шкирку выкинула на пол, а сама улеглась на скамейку. Он, похоже, вообще ничего не понял. Развалился и начал что-то бубнить.

Я закрыла глаза. Вот кого, а Ларсена я меньше всего хотела видеть. Он часто меня ловил в Форсе и сажал за решетку. Потом впаривал маме, что нужно лучше следить за мной. Первый раз он поймал меня, когда я разбила машину мужика, который поставил ее не там, где надо. Мама платила штраф. Потом он и на граффити меня поймал. Подумаешь, решила город приукрасить. Опять штраф. Заставляли меня смывать, но это сделали другие: те, кто на испытательном сроке. Вот им работенки-то!

Потом и на драке меня словил. Тогда, как он сказал, я вмазала ему. И было за что! Нечего постоянно меня в участок водить как на экскурсию. Чего я там не видела?

Так-то мужик хороший. Прикольный. Все смеялся надо мной. Не женат. И семьи тоже нет. Только мама в доме престарелых. Это я уже надыбала у тех, кого он ловил. Так сказать, искала компромат.

Я продолжала лежать. Скука смертная. Раз меня выкинули с вечеринки, то я ее здесь устрою. Начала хлопать по своим ляшкам и мыкать, потом и слова пела. Но до конца мне не дали это сделать. Дверь камеры открылась.

–– Кларк, на выход, – послышался грубый голос Хосе. А я думала он няшка.

Встала и пошла за ним по коридорам, заворачивая майку так, чтоб не было видно грудь, на которую, кстати, косо поглядывал Ларсен.

Рядом с шерифом стоял – та-дам! – Джон Рид. Он что-то втирал пышноволосому копу с голубыми глазами. Я подошла к ним.

–– Она точно ваша знакомая? – с тихим смехом спросил Ларсен. – Уж больно буйная она и остра на язычок.

–– Несомненно. Спасибо, шериф. В долгу не останусь.

–– А ты, Кларк, – служитель закона наставил на меня свой палец, – поосторожней. В следующий раз я буду предельно строг с тобой.

–– Ой, завязывай, – простонала, привычно кривя лицо. – Признай, я тебе не по зубам.

–– Тот еще орешек. Теперь вали, пока я добрый.

В сопровождении Джона я вышла из здания полиции. Свежий воздух и никакого запаха перегара и дешевых сигарет. Я поперла вперед, подальше от Рида.

–– Сэм, постой! – крикнул он и схватил меня за запястье.

–– Отвали! – громко фыркнула я, пытаясь вырваться. А он крепко держит!

Рид промолчал, и лишь одним движением руки впечатал меня в стену.

–– Ты могла бы быть благодарной за то, что я тебя вытащил, – монотонно заговорил он.

–– На спасибо нарываешься?

–– Было бы не плохо.

–– Перебьешься. Меня бы и без твоей помощи отпустили. Чего приперся?

–– Твои друзья переживают за тебя. У Эмили и Чарли истерика началась. Я оставил их и поехал за тобой, а ты ведешь себя совсем не пристойно. Вот что я сделал? – Он отступил на шаг. – Что я вообще такого сделал, что ты меня так ненавидишь? Обозвал? Да ты уже это за комплимент считаешь и совсем не обижаешься! Что еще? А нет больше ничего! Я вообще не понимаю, чем заслужил твои грубость и презрение. Я хотел и хочу быть твоим другом. Почему ты отвергаешь меня? Оу, я, кажется, знаю. Ты просто эгоистка и трусиха. Ты печешься только о себе, совсем не принимая других всерьез.

Он резко развернулся и отошел к своей машине, которую я даже не заметила. Он уперся на нее руками, медленно опуская голову. А я просто стояла и не могла сделать движение. Ступор. Оцепенение. Потеря дара речи. Я уставилась на тротуар и пыталась хоть что-то разглядеть.

Я хотела ударить его. Хотела, чтобы он заткнулся и не произносил ни единого слова. Но все вмиг прошло, когда он сказал, что хотел и хочет быть моим другом. За что я его ненавидела? Раньше я не находила четкого объяснения, ссылаясь на раздражительность по отношению к нему. Но где истинная причина?

Наверно, он прав. Я – трусиха и эгоистка. И мне, впрочем, многие плохие слова подходили, но он их не упомянул. Подчеркнул только самые главные мои недостатки. Эгоистка. Да, я, возможно, и такая. Форс тому подтверждение. Ведь жила я ради себя. Все для себя. Не жалела никого вокруг. Самолюбка. А трусиха? В чем же заключалась такая моя сущность? Вот этого точно не знала. Наверно, я боялась резких перемен, которые внезапно случились. Я приехала сюда и начала новую жизнь. У меня друзья и… один единственный, кто в их число не входил – Джон Рид.

Я медленно передвигала ногами в его сторону. Прохлада на улице отрезвила меня, ведь я в рваной майке и джинсах. Встала позади него, не решаясь заговорить. Я боялась. Боялась больше разозлить его или огорчить?

–– Спасибо, – тихо произнесла я. Джон повернул голову в мою сторону, нехотя отрываясь от машины.

–– Что ты сказала? – чуть громче спросил он.

–– Спасибо, что вытащил меня, – говорила я, не поднимая головы. Не хотелось видеть его глаза.

–– Пожалуйста, – сухо ответил он и отвернулся от меня. Я этого и ожидала. Последовала за ним и протянула руку.

–– Мир?

Он покосился на меня. В темное время суток, где лицо освещал далекий фонарь, трудно разглядеть эмоции. Я не знала, что делала, но понимала – это единственный способ как-то загладить вину.

–– Нет, Сэм, не мир, – ровно произнес он.

Моя рука опустилась, и я почувствовала стыд. И как я вообще могла надеяться на подобное? Я столько недель пилила его и ненавидела, а тут предложила мир. Глупость.

–– Друзья? – весело спросил он и протянул руку.

Я улыбнулась. Было что-то детское в этом. Такая радость в приобретении друга, что хотелось прыгать и носиться с воплями от счастья, но я лишь пожала его руку, сдерживая смех.

–– Друзья.

Большая черная машина отъехала от здания полиции. Больше не хотелось видеть его. Джон привез меня к магазину, который работал 24 часа. Там было немного из еды, напитков и попутной одежды с обовью, так же некоторые детали для машины и дома. В общем, универсам.

Я оставалась в авто. Мое лицо еще было в крови, хоть я и пыталась убрать засохшие кусочки.

Через три минуты Рид вышел с бутылкой минеральной воды, льдом и новой белой майкой для меня.