Страница 12 из 18
С ума сойти, я не помню, когда в последний раз получала такое наслаждение от физического контакта с мужчиной. И, кто бы мог подумать, что вечно недовольный Гордеев станет тем, кто сорвет с меня печать давно не целованной женщины. Мне так и хотелось касаться своих губ, будто это могло бы сохранить мучительно нежное чувство как можно дольше.
— Аллочка! — снова позвала Регина, и мне пришлось откликнуться.
— Что такое? — с неимоверным трудом я скрыла с лица глупенькую улыбочку и серьезно посмотрела на коллегу.
— Ты нашла способ ликвидировать Гордеева, — усмехнулась Регина, — Он только что подписал мне отпуск.
— И что? — не поняла я.
— В конце декабря! Слышишь? Отпуск в конце декабря! — Регина буквально пищала от восторга, а я лишь пожала плечами.
То, что Никита решил отпустить Регину отдыхать в самую жаркую рабочую пору, никак не связано с моим безрассудным поступком. Скорее всего, он просто устал от ее болтовни настолько, что сам готов сделать всю ее работу. И уж точно он справится с делами лучше, чем сама Регина.
— Я рада за тебя, — я дежурно улыбнулась, надеясь избавиться от назойливой сотрудницы.
— Ты же им специально крутишь? — понизив тон, заговорщицки произнесла Регина. — Степанов говорил, что ты это назло ему делаешь.
От услышанного мои глаза округлились.
— Гриша так сказал? — уточнила я, ощутив, как к щекам снова приливает краска.
— Ну да, — Регина заметно смутилась, — Все в офисе знают, что Гришка тебе нравится.
Пока я переваривала информацию, Регина продолжила выбалтывать последние сплетни.
— Степанов и сам к тебе неровно дышит, просто не признает пока. Но мы-то все видим, — она задорно подмигнула мне, — И еще он боится твоего дядю.
— А вот Гордеев не боится! — прыснула я, вспоминая о Никите и его причиндалах, как бы странно это ни звучало.
Регина опешила и замолчала, но ее молчание, как это бывает у очень болтливых людей, длилось недолго.
— Так ты правда с Гордеевым? По-настоящему?
— Да! — подтвердила я слишком громко, так что на нас обернулись все коллеги, — Степанов никогда не сравнится с Гордеевым! Так ему и скажи!
Закончив возбужденную речь, я демонстративно хлопнула рукой по столу. Конечно, Гриша и сам услышал все, что я сказала, но мне, обиженной и оскорбленной, было глубоко все равно, что об этом подумает его наглое величество.
Молча кивнув, побледневшая Регина побрела к своему столу. А я, проводив ее глазами, невольно глянула на затемненный балкон второго этажа и заметила едва различимое движение.
Надеюсь, это был не дядя.
***
«Зайди ко мне».
Я уже добрых пятнадцать минут смотрела на короткое сообщение от Гордеева и никак не могла собраться, чтобы исполнить приказ. Он хочет объяснений. Будет ругаться. Возможно, скажет что-то обидное, и мне захочется плакать. Потечет тушь. Все заметят. Подумают, что мы с Гордеевым поссорились. Опять будет стыдно.
«Аллочка, твою мать!».
Еще одно сообщение, и я даже на расстоянии чувствую, как Никита закипает в своем кабинете.
«Пожалуйста».
Пожалуйста? Это искреннее «пожалуйста» или угрожающее?
«Прихвати ключи от кабинета Забелина».
А вот это уже интересно. Зачем Гордееву ключи от кабинета моего дяди?
Сделав короткую сессию глубоких вдохов и медленных выдохов, я немного успокоилась и, положив в кармашек ежедневника ключ, вышла из-за стойки.
Да, на меня смотрели. Так, будто я голая шла. И внутри зрело неприятное чувство, будто я предала коллег. Раньше мы вместе страдали от нападок Гордеева. Подшучивали за его спиной. Пародировали.
А теперь в их глазах Аллочка перешла на другую сторону. На темную сторону.
Едва я занесла руку, чтобы постучать в дверь Никиты, как он сам ее раскрыл и, ухватив меня за запястье, затащил внутрь.
— Заходи, у нас мало времени! — пробурчал он мне прямо в ухо.
— Что случилось? — возмутилась я, вырвав руку из хватки мужчины.
— Ключ принесла? — уточнил он, стараясь не смотреть на меня.
— Да, а что ты собираешься…
Не успела я договорить, как Гордеев вложил в мою руку маленький допотопный диктофон.
— Что это? — не поняла я.
— Зайди в кабинет и спрячь где-нибудь, ладно?
— Это шутка? — уточнила я, скептически осмотрев слегка разрумянившегося Гордеева.
Судя по виду, он начинал выходить из себя, но я была нужна ему для странного дела, поэтому распсиховаться и поругаться со мной он не мог. Никита сделал глубокий вдох и мучительно медленно выдохнул.
— Геннадий Петрович вчера сказал, что сегодня после обеда будет проводить собеседование с Самойловым, — наконец пояснил Гордеев.
— Ты хочешь подслушать, о чем они будут говорить? — в моем голосе послышались нотки упрека, и мужчина поспешил оправдаться.
— Кто-то шарился в моих бумагах, — Никита из раздраженного превратился в озадаченного, — А я подготовил свою стратегию развития филиала и собирался изложить ее Забелину на своем собеседовании.
— Думаешь, Самойлову нужны твои идеи? — усмехнулась я, чем здорово обидела Гордеева.
— Ты плохо знаешь Артема, ясно? — он скрестил руки на груди и покачал головой, — Ему не стоит доверять.
Я закатила глаза, но все же кивнула, сжимая в руке диктофон.
— Ладно, Гордеев, я это сделаю. Но только для того, чтобы доказать тебе, что ты параноик, — согласилась я, и мужчина тут же просиял очаровательной улыбкой.
Мне пришлось прихватить лейку для цветов, чтобы мой незапланированный визит в дядин кабинет не казался таким странным, если вдруг ему захочется просмотреть записи видеокамер. Гордеев, разумеется, увязался за мной. Должен же кто-то проконтролировать глупую Аллочку, которая не умеет пользоваться такой детской техникой.
Чтоб ты знал, Гордеев, у меня черный пояс по распечатке документов абсолютно на всех принтерах в офисе. Я и таблицами в «эксель» орудую, как волшебник своей палочкой. Так что не стоит меня недооценивать.
Озираясь, словно шпионы, мы открыли дядин кабинет и тут же заперлись изнутри, чтобы никто из желающих отыскать дядю не наткнулся на двух маленьких крысят.
Гордеев сразу кинулся искать укромное место поближе к креслу Забелина. А я осталась стоять у высокого узкого шкафчика, где дядя обычно хранил документы. К концу года все папки снесли в архив, и сейчас шкафчик пустовал в ожидании новой порции очень важной макулатуры.
У меня буквально все зудело от желания поговорить с Никитой о том, что произошло сегодня утром. Оправдаться перед ним. Перевести все в шутку. Чтобы он не подумал, что я и правда что-то к нему чувствую.
Ведь невозможно же так быстро воспылать вожделением к человеку, который до этого только и делал, что раздражал всем своим видом?
Я загляделась на Никиту. На то, как ловко он отклеивает полоску двустороннего скотча с маленького диктофона и приклеивает его на верхнюю полку над дядиным креслом. Удивительно, как здорово сидят идеально отглаженные брюки на таких длинных стройных ногах. И спина у Гордеева была что надо…Может, он пловец? Руки…Ох, эти руки!
— Аллочка! — одернул меня Никита, и я, активно захлопав ресницами, отвернулась, — Уходим.
Только мы направились к двери, как неподалеку раздался знакомый голос.
— Артем, держи ключи. Иди в кабинет, — весело произнес мой дядя, — Я сейчас к тебе приду.
— Хорошо, Геннадий Петрович, не торопитесь, — ответил Самойлов.
Шаги приближались, а мы с Гордеевым стояли, как два истукана на острове Пасхи, и не знали, как нам выкрутиться из этого, мягко говоря, гадкого положения.
— Твою мать…, — пробормотал Никита над моим ухом, и у меня уже в который раз побежали по шее мурашки от его близости.
На секунду я забыла о том, где нахожусь, и вдруг замечталась, что было бы неплохо сейчас оказаться в тесном пространстве с каким-нибудь привлекательным мужчиной, который шептал бы мне на ухо нежности, а я таяла бы в его объятиях.
Конечно, я не имела ввиду Гордеева, но идея пришла внезапно.