Наставник

В бункер возвращаюсь раньше, чем обещал – в начале шестого. Удачно – как раз будет время посмотреть, выполняла ли Макс мои указания. Хотя, чем дольше она не знает о камерах, тем приятнее будет смотреть на ее физиономию, когда я дам понять, что могу видеть ее в реальном времени. Еще одно ограничение свободы. В моей практике были такие, кто уходил после известия о видеонаблюдении. Интересно, как отреагирует моя дюймовочка?

Нарочно оставляю Эскаладу за закрытыми воротами рядом с люком вниз и спускаюсь по лестнице. Краем глаза замечаю удивленно-обрадованный взгляд Макс – поди испереживалась, воображая себе мрачные картинки грядущего будущего! Прохожу по залу, не замечая подопечную, с сердитым, погруженным в свои мысли видом. Направляюсь прямиком в спальню просмотреть видео. На ускоренной перемотке это займет с четверть часа.

Удивительно! Девчонка ни разу не нарушила правил! Поела четко в одиннадцать, затем в три пополудни. Все остальное время пила чай и читала книгу. Не прикопаешься!

Ее скрупулезная старательность впечатляет! По телу теплой волной разливается предвкушение – похоже, легко сдаваться она не собирается. Но мне ведь и нужно, чтобы было нелегко?

Переодеваюсь в любимую одежду – джинсы и рубашку, – кладу в карман очки для сна и без четверти пять с тем же суровым лицом выхожу в общий зал. Макс, сидящая в кресле поджав ноги, поднимает глаза, и взгляд наполняется страхом. Не знает, что сделала не так, но уже готова к тому, что я ее накажу. Накатывает возбуждение. С трудом сохраняю каменную маску.

– Сколько прочитала? – без приветствия спрашиваю колючим голосом.

– Семьдесят… – открывает книгу, смотрит на номер страницы, – две страницы, сэр.

Черт, и читала на совесть! Я и не рассчитывал, что она прочтет все сто пятьдесят страниц, но семьдесят – определенно больше, чем я ожидал.

– Хорошо, – бросаю сухо и направляюсь в кухню.

По дороге жестом зову воспитанницу за собой – если не заметит, будет за что ее отчитать. Но она смотрит мне вслед и сразу подскакивает с кресла. Уже забытый металлический шелест цепи будоражит слух. Достаю заготовленные на вечер контейнеры с едой. Ночью я сварил рис, к нему будут мидии и креветки в рассоле. Ловлю себя на мысли, что наслаждаюсь безвыходностью ее положения – я запретил ей говорить, а значит, и попросить о другой пище она не сможет. Нравится или нет, будет питаться так ближайшие пару недель. Да, однообразно, зато полезно. И калорий немного.

Грею в микроволновке рис, раскладываю морских гадов по тарелкам, на стойку ставлю специи и соль. Макс наблюдает за мной так же восхищенно, как утром. Неужели за тобой вообще никто не ухаживал, девочка? Где же твое самоуважение? Как можно встречаться со скотами, которые даже поесть не приготовят?

Едим молча. Нарочно не говорю с ней, а она соблюдает правило. Умница. Мне нравится, что она умеет подчиняться, но пока кажется, что она только это и умеет. Ничего, я еще выясню, что заставит тебя взбунтоваться, девочка.

Макс без аппетита поедает рис и с тенью отвращения смотрит на морепродукты. Не прикасается. Плевать – ей голодной ходить. А если ей не будет хватать сил на тренировки, будет повод наказать лишний раз. Я только в выигрыше.

В отличие от воспитанницы, я ем морепродукты с удовольствием. Порция быстро подходит к концу. Переставляю тарелку в мойку.

– Приготовь чай, когда доешь. Даю пять минут, – последние указания. – Жду в зале.

Отправляюсь за журнальный столик. Хочется покурить с комфортом. Макс приходит через пару минут. Усаживается напротив и берет сигарету. Уже не торопится хвататься за зажигалку. Быстро учится! Похвально! Улыбаюсь и подношу огонь, но покурить ей все равно не дам. Хаха!

– Я обещал тебе, что ты сегодня уберешь свою квартиру, – говорю требовательно и жестом подзываю к себе.

Подчиняется сразу – тушит недокуренную сигарету, обходит столик и останавливается напротив. Снова глаза, как у испуганного олененка. Как же приятно видеть ее страх! Она боится моей непредсказуемости. То ли еще будет, девочка! Я только разогреваюсь!

Наклоняюсь и, повернув колесики замка, освобождаю ее лодыжку.

– Сейчас мы поедем туда, – продолжаю тем же тоном. – Я оставлю тебя на два часа. Когда вернусь, все должно блистать. Не справишься – знаешь, чем все закончится.

Макс едва заметно бледнеет, но кивает и рапортует согласие. Бедняжка, как же ей страшно! Она ведь уже уяснила, что я запросто причиню ей боль. Вдруг я буду придираться? А может, на уборку потребуется больше двух часов?

– Иди за сумкой, – киваю в сторону коридора в ее каморку. – И ключи от дома захвати.

Возвращается через минуту, сжимая ручки спортивной сумки в маленьком кулачке. Вены набухли – нервничает. А знатно я ее напугал. И это не предел!

Вытаскиваю из кармана маску для сна и передаю ей. Плечи понуро опускаются – явно не хочет снова напяливать ее, но понимает, что иначе на поверхность не выйдет. На лице отражаются душевные терзания. Теребит в руке отстроченный клочок ткани и наконец натягивает на лицо. Можно идти.

Привычно беру за локоть и веду к главной двери из бункера. Она должна помнить путь, значит, сможет сама сосчитать ступени. Черт, почему не получается отделаться от дурацкого желания подстраховать? Или хотя бы предупредить, куда наступить? Разумом понимаю, что она и без подсказок справится, а в душе кипит и пузырится неведомый до этого коктейль чувств. Неужели беспокоюсь за нее? Что за ерунда? Оступится – будет наказана за неуклюжесть! Если, конечно, останется что наказывать.

Управляемый пневматикой люк плавно распахивается над головой. Жаркий летний воздух обдает пылью. От Эскалады слегка несет запахом бензина.

Помогаю Макс выбраться, веду к машине. Под пикающий звук сигнализации, двери разблокируются. Открываю заднюю и, придерживая за голову, усаживаю воспитанницу внутрь. Принимается боязливо ощупывать переднее кресло и сиденье, на котором сидит. Захлопываю дверь и сажусь за руль.

Климат-контроль начинает охлаждать салон. Включаю музыку, с пульта открываю ворота и выруливаю на дорогу. Поворачиваю зеркало заднего вида, смотрю на Макс. Маска на месте, пристегнулась. Сидит смирно. Нет, ее покладистость просто завораживает!

Втапливаю газ, быстро покидая пределы промзоны.

– Можешь снять маску, Макс, – произношу снисходительно на середине пути. Пусть благодарит за одолжение.

– Спасибо, сэр, – выдыхает с облегчением и снимает с лица очки для сна.

Озирается. По лицу вижу, что узнает места. Вот-вот, и прибудем в твое родное зловонное гетто, девочка. Этот район вызывает отвращение, стоит вспомнить дома и алкашню у подъезда.

Вот и поворот в убогий райончик. Сбавляю скорость и медленно тащусь по вусмерть убитой дороге. Не хватало еще тут подвеску оставить! Ветер гоняет пыльную поземку, колышет сухие стебли в полуразвалившихся клумбах. Солнце клонится к горизонту, а алкоголики так и играют в шашки. Похоже, живут на пособия. Но разве это жизнь? В таком-то отвратном месте?!

Паркую автомобиль прямо у подъезда Макс. По глазам вижу, что ей тут неуютно. Краснеет, ерзает, безрезультатно тянет за ручку двери в попытке скорее выскочить и юркнуть в подъезд. На замке защита от детей, девочка! И тебе придется прочувствовать весь стыд до последней капли.

Открыв дверь, подаю руку. Цепляется влажной ладонью и выбирается на улицу. Со стороны это выглядит, будто ее привез личный водитель. Снова раздаются аплодисменты ее «синих» знакомых. Совсем жидкие, удивленные, но все равно унизительно. Да, алкашня удивляется, что тебя к дому дважды привез один и тот же мужчина. Вот, до чего докатилась, девочка!

Макс, не глядя в их сторону, поспешно направляется к подъезду. Пикает ключом домофона. Открываю скрипучую дверь. В окна на лестницу проникает слабый свет, но его все равно не хватает. Передаю Макс телефон с включенным фонариком, чтобы подсвечивала путь. Ступени трещат и стонут. И выглядят так, будто прямо сейчас рассыплются под ногами. Перила больше похожи на американские горки. Ступаю аккуратно, четко по залитым белым светом пятнам.