Каждый его поцелуй

Изабель неохотно встала, отряхнула песок и направилась к Молли. Она схватила няню за руку, но к дому сразу не пошла.

– Папа? – окрикнула его Изабель и, повернувшись, одарила Дилана озорной улыбкой. – Означает ли это, что в следующий раз, когда я что-нибудь натворю, то смогу сказать, что меня заколдовали пикси?

– Нет! – воскликнула Грейс, не дав Дилану ответить.

Когда Изабель вместе с Молли поднялись по ступеням и скрылись из виду за густым кустарником и деревьями, Грейс снова сосредоточила внимание на Дилане.

– Я пыталась убедить её вести себя хорошо, а ты всё испортил! – воскликнула она с наигранным раздражением. – Феи милые. Как же!

– Прости. Я не мог допустить, чтобы она поверила в то, что её лицо может позеленеть.

– О, небеса! – рассмеялась она. – Ты пропал!

– В каком смысле?

– Дилан Мур, ты окончательно и бесповоротно очарован своей маленькой дочкой.

– Пожалуй, так и есть, – признался он тоже рассмеявшись. Казалось, подобная мысль его слегка ошеломила. – Кто бы мог подумать, что это возможно?

– Я никогда в этом не сомневалась, – солгала Грейс.

Дилан потянулся к зарослям позади себя и сорвал охапку армерий и звездчатки. Затем он повернулся к Грейс и поднялся на колени. Прежде чем она поняла, что он задумал, Дилан засунул армерию за ленту её шляпки. Грейс уставилась на его белую рубашку перед собой. Ткань намокла, и сквозь тонкое полотно проглядывались контуры его мускулистого тела.

– Вот ты и попался, – сказала Грейс и покачала головой, пытаясь обуздать его порыв. – Ты сорвал звездчатку и теперь тебя заколдуют феи.

– Слишком поздно. Пикси свела меня с ума пять лет назад.

Грейс поразили эти слова. Она попыталась поднять глаза, но Дилан положил ладонь ей на макушку.

– Не двигайся, – сказал он и прикрепил к её шляпке белый цветок, затем отстранился и потянулся за другим цветком из охапки, которую нарвал. На этот раз он не стал его прикалывать, а погладил Грейс розовыми лепестками под подбородком и едва заметно улыбнулся. – Пикси милые, – произнёс он. – И симпатичные.

Ощутив прикосновение нежных лепестков, она почувствовала, как всякие её представления о добродетели разлетаются в пух и прах. Дилан провёл цветком по её подбородку, по щеке и поверх шляпки, затем добавил его к цветку, который до этого прикрепил к ленте.

На фоне заходящего солнца торс Дилана казался тёмной тенью под лёгкой тканью. Не двигая головой, Грейс подняла взгляд из-под полей шляпки как можно выше и рассмотрела щетину под подбородком, чёткие контуры его шеи, расстёгнутый ворот рубашки и едва заметный намёк на чёрные волоски на груди. Память восполнила пробелы: тёмный силуэт торса сужался книзу и исчезал за поясом брюк.

Она закрыла глаза и вцепилась пальцами в одеяло по обе стороны от себя. Грейс застыла. Природный магнетизм Дилана был подобен ньютоновской гравитации. Пытаясь противостоять законам природы, она схватила пригоршни песка.

Он опустил руки и наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо.

– Милая шляпка, – сказал Дилан и нырнул головой под плотные широкие поля.

Если бы Дилан сейчас её поцеловал и уложил на песок, она бы ему позволила. Без раздумий. С каждым поцелуем её решимость сопротивляться ему ослабевала, до сих пор сломить её не стоило большого труда. Грейс понимала, что это именно она попала под чары. Его чары. Дилан не прикасался к ней, но его губы были всего в дюйме от её губ, он будто ласкал Грейс взглядом. Она балансировала на краю обрыва. В прошлый раз она прыгнула вниз. Первое время плыла по воздуху, парила, как птица, но в итоге рухнула камнем вниз и разбилась о землю.

Если бы Дилан поцеловал её прямо сейчас, она бы опять сделала этот наиглупейший шаг, провалилась бы в пустоту, позабыв все трудные и болезненные уроки, которые усвоила о привлекательных мужчинах с дурной репутацией. Если бы Дилан её поцеловал, она утащила бы его за собой в бездну. Прижалась бы к его длинному мускулистому телу, ощутила бы вкус его губ и ласку рук.

Но Дилан её не поцеловал. Вместо этого он отпрянул, немного увеличив между ними расстояние.

– Ты и правда пыталась использовать сказки о пикси, чтобы заставить Изабель хорошо себя вести? – спросил он самым обычным, будничным тоном, какой только можно вообразить. Дилан откинулся назад и вытянул длинные ноги рядом с её бедром, по-прежнему не прикасаясь к Грейс.

Она с трудом отошла от опасной бездны и ступила на твёрдую землю. Грейс заставила себя сосредоточиться на разговоре. Воспитание детей – хороший и безопасный предмет для беседы.

– У моей гувернантки получилось.

– Даже слишком хорошо, на мой взгляд.

– Ты только что уничтожил моё лучшее оружие, – сказала она, проигнорировав его комментарий. – Лучшее оружие, которое только существует на западе страны, чтобы держать детей в узде. Страх перед феями иногда очень полезен, Дилан.

– Придётся найти другие способы уберечь её от неприятностей.

– Слишком поздно. Боюсь, что теперь в любой момент, когда Изабель захочет что-то вытворить, она скажет, что феи завладели её разумом.

– Не могу её за это винить. – Дилан потянулся за ещё одной армерией. Он оторвал верхнюю часть и отбросил её в сторону, а жёсткий стебель зажал между зубами. Дилан откинулся назад, оперевшись на руки, и ухмыльнулся Грейс, как Пензанский пират. – Мне это всегда помогало.

Он был на первом этаже. Грейс поняла это, потому что её снова разбудила музыка. Так случалось каждую ночь вот уже неделю. Она не знала, когда он спал. Должно быть, выкраивал ночью несколько часов, потому что большую часть дня он проводил с ней и Изабель.

Грейс каждую ночь засыпала под звуки его музыки. В Лондоне он уходил из дома по вечерам, но здесь идти было некуда. Ему не нравились тишина и безмятежность сельской глуши, но всё же он купил загородное поместье.

Грейс узнала часть симфонии, ноты которой Дилан показал ей в тот вечер, и разнообразные вариации. Сегодня он играл и незнакомые ей отрывки. Она закрыла глаза и, слушая музыку, вспоминала, что чувствует всякий раз, когда к ней прикасается Дилан, то необузданное обжигающее ликование от его ласк и поцелуев.

Грейс пыталась уговорить себя не терять благоразумие. Он ведь отправился к куртизанке. И хотя сожалел о том, что Изабель его застала, сам поступок его не коробил. Это должно было бы вразумить Грейс, но нет.

Она попыталась напомнить себе, что женщины ничего для него не значили, он лишь играл с ними, получал удовольствие, а потом забывал. Каково это стать его игрушкой хоть на время?

Грейс застонала и натянула на голову простыню. Она напоминала себе, что хочет быть благопристойной и добродетельной. Но что в этом весёлого? Она попыталась представить себе Этьена, но теперь он стал лишь смутным воспоминанием, его вытеснил мужчина, для которого не существовало второго места.

Благодаря Дилану Муру благопристойность теперь казалась ей такой же пресной, как… овсяная каша. Грейс боролась с собой уже несколько недель, но против такого мужчины, как он, ни одной женщине не устоять. Как не устоять перед самым шикарным десертом.

На самом же деле его характер был куда более глубоким и сложным, чем виделось на первый взгляд. Дилан оказался хорошим отцом, что стало сюрпризом даже для него самого. Он относился к дочери с бесконечной нежностью, проявляя по отношению к Изабель удивительное терпение. Хотя он и открещивался от отцовских обязанностей раньше, когда деваться стало некуда, он полностью принял их на себя. Более того, он полюбил свою дочь. Именно это подталкивало Грейс к краю обрыва.

Грейс боялась и не хотела подходить к пропасти, она упорно боролась с собой, но ничего не могла поделать. Она начинала влюбляться в Дилана.

Музыка стихла. Грейс подождала, но Дилан не возобновил игру на рояле, шагов на лестнице тоже было не слышно, значит в спальню он не вернулся. Она отбросила покрывало, накинула халат и спустилась вниз.

Грейс обнаружила его в музыкальной комнате. Скрестив руки на груди, он разглядывал свои записи на пюпитре. На закрытой крышке рояля лежало ещё несколько нотных листов, перья, чернильница и баночка с промокательным порошком.