Каждый его поцелуй

Он выпрямился, провёл ладонями по рукам Грейс и поднял её на ноги.

– Грейс?

Она почувствовала, как Дилан отодвинул в сторону стул, стоявший между ними.

– Да?

– У тебя был роман с Листом? – спросил он, касаясь губами волос Грейс. Когда она не ответила, он притянул её к груди и положил ладони на её талию.

– Ответь, – проговорил он около уха Грейс. – Если не ответишь, – добавил он низким и бархатистым голосом, – я буду стоять позади тебя и целовать твоё ушко, пока ты этого не сделаешь. – Он подкрепил слова действием. Грейс вздрогнула, по всему телу побежали мурашки.

– Тебе же нравится? – спросил Дилан. Она почувствовала улыбку в его голосе. Дразня, он снова поцеловал её ушко. – Нравится?

– Да, – выдохнула она. – Да.

– Боже, какое прекрасное слово.

Когда Дилан втянул мочку её уха в рот, Грейс издала сдавленный стон, едва устояв на ватных ногах. Он обнял её одной рукой, прижав к себе ещё крепче, и прикусил зубами мочку уха. Свободной рукой Дилан принялся расстёгивать пуговицы на лифе платья. Нужно его остановить. Но Грейс этого не сделала.

Он был сильно возбуждён. Даже сквозь слои одежды она чувствовала напряжённый член у своих ягодиц. Грейс потёрлась о него, наслаждаясь ощущениями и инстинктивно стремясь отведать запретный плод, который её разум настойчиво отвергал. Дилан продолжал расстёгивать пуговицы на платье, крепко прижимая её к себе. Нужно остановить его, пока она ещё в состоянии.

– Дилан... – начала Грейс и сделала глубокий вдох, но он прервал её на полуслове.

– У тебя был роман с Листом? – спросил он снова, теперь его голос звучал требовательно и жёстко. – Я хочу знать.

– Какая разница?

– Разница есть. – Он просунул руку в расстёгнутый лиф, затем в низкий квадратный вырез сорочки и обхватил грудь под тугим корсетом. – Так был?

Словно со стороны до Грейс доносилось её собственное прерывистое дыхание.

– Я не из тех женщин, – выдохнула она, извиваясь в его объятиях и пытаясь напомнить себе об этом факте. – Сам знаешь. Я не завожу романов.

– Добродетельная женщина, – проговорил бесстыдник чересчур довольным голосом.

Он тихо рассмеялся, обдав тёплым дыханием её шею.

– Бедняга Франц.

Кончики его пальцев коснулись груди Грейс под корсетом. Дилан проложил дорожку горячих поцелуев вдоль линии её плеча до того места, где край частично расстёгнутого платья впивался в кожу. Дилан нетерпеливо хмыкнул и, перестав ласкать грудь, потянулся к оставшимся пуговицам, чтобы их расстегнуть.

– Я слышал твои слова. Ты говорила серьёзно, Грейс?

Его дыхание стало прерывистым. Когда с отточенным мастерством он расстегнул оставшиеся пуговицы и развязал тесёмки на сорочке, Грейс подумала, сколько раз он, должно быть, проделывал это раньше. Дилан вцепился в платье и стянул его с неё вместе с сорочкой, обнажив плечи.

– Тебе одиноко?

Что за нечестный вопрос. Она не ответила, но, с другой стороны, в этом не было необходимости. Он знал ответ и использовал его в своих целях. А она позволяла.

Дилан обхватил ладонями обе её груди, коснувшись большими пальцами обнажённой кожи над корсетом. Он просунул ногу между её бёдрами и несмотря на складки юбки прикоснулся к тому месту, которое горело огнём.

– Одиноко?

– Я... не думаю... О, боже.

Её голос затих. Она теряла рассудок, но понимала, что должна немедленно остановить Дилана. Одно безрассудное восхитительное совокупление не избавит её от одиночества. Лишённое чувств, оно не принесёт облегчения, а лишь ещё сильнее заставит страдать. Если Грейс продолжит играть с огнём, Дилан уничтожит остатки её самоуважения. Даже, когда он вызывающе принялся двигать бедром взад-вперёд, она заставила себя произнести:

– Дилан, остановись.

Сквозь пелену безумной страсти и какофонию звуков в голове он расслышал слово: "остановись". Дилан не хотел его слышать и попытался сделать вид, что ему показалось. Женщины несли всякую чушь в пылу страсти.

Грейс не могла говорить серьёзно. Только не сейчас. Не тогда, когда он держал её груди в руках, у него кружилась голова, он был возбуждён до предела, а она издавала тихие соблазнительные звуки. В данный момент он хотел лишь задрать юбки, вонзиться в её глубины и положить конец пытке. Остановиться сейчас было невозможно.

Дилан снова почувствовал, как она пошевелилась, но на этот раз, чтобы отстраниться.

Он не мог позволить ей уйти. Всё внутри него требовало логического завершения начатого. Дилан схватил её за плечи, пытаясь удержать на месте.

– Мне тоже бывает одиноко, Грейс. – В его голосе звучали твёрдые отчаянные нотки. – Пойдём со мной наверх. Немедленно.

Она застыла в его объятиях как статуя.

– Я думала, у тебя планы на вечер.

– Когда я могу провести этот вечер с тобой? – Если бы Дилан не находился в таком отчаянном положении, он бы рассмеялся. В целом мире не было ничего, что могло сравниться с Грейс в его объятиях. Он уткнулся носом в её шею, зная, что должен заставить её выкинуть из головы все безумные мысли о стремительном завершении вечера. – Какие у меня могут быть другие планы? – простонал он ей на ухо. – Абсолютно никаких.

Дилан почувствовал, как на секунду она заколебалась, смягчилась, задрожала, сводя с ума. Затем без предупреждения Грейс шагнула в сторону, вырвавшись из его крепких объятий.

– Нет, я не могу этого сделать. И не сделаю, – сказала она с такой откровенной прямотой, которую даже его затуманенный похотью мозг не мог игнорировать.

Он издал низкий свирепый звук в знак протеста, всё его существо восстало против внезапного отказа Грейс.

Она отвернулась и, склонив голову, принялась застёгивала пуговицы. Он обошёл Грейс, встал перед ней и заметил, что у неё дрожат руки.

– Грейс, – сказал Дилан, стараясь говорить мягко, хотя внутри него бурлил хаос. – Грейс, останься со мной.

– Я остаюсь. – Её голос звучал чопорно и холодно. Этот обыденный тон привёл Дилана в бешенство. Только дрожь в пальцах выдавала истинные чувства Грейс. – Я должна остаться на год.

– Я не это имел в виду. – Он обхватил её лицо ладонями.

– Я сказала "нет", – мягко напомнила ему Грейс. Она не делала попыток сбежать, просто посмотрела ему в глаза и сказала: – Ты дал мне честное слово.

Упоминание чести в данный момент было просто смешным, но она смотрела на него таким спокойным и непоколебимым взглядом своих зелёных глаз, что внезапно его осенило: Грейс испугалась. И правильно. Если Дилан задержится здесь ещё на мгновение, то за себя не ручается. Вой в мозгу перешёл в визг, ему показалось, что голова вот-вот взорвётся.

Он грязно выругался, развернулся и направился к дверям, возненавидев себя и Грейс. Нужно поскорее убраться отсюда, пока он не лишился самообладания. Никогда прежде Дилан ещё не был так близок к тому, чтобы взять женщину силой. Он рывком распахнул двери, они ударились об оштукатуренные стены, скорее всего, оставив вмятины. Лакей, сидевший в кресле у двери, вскочил на ноги.

– Подай карету, – велел Дилан, проходя мимо слуги, его голос сорвался на крик из-за шума в голове. – Я ухожу.

Он взбежал по лестнице в свои покои и послал Фелпса за горячей водой. Менее чем через пятнадцать минут Дилан уже побрился, переоделся в вечерний костюм и стоял в фойе в ожидании кареты. Внутри него всё ещё бушевала неутолённая похоть, голова разрывалась от звона, белого шума и эротических звуков, которые издавала Грейс за две секунды до того, как высвободилась из его объятий.

Видимо, он наконец окончательно лишился рассудка. Грейс, должна была исцелить Дилана, но в итоге стала причиной его сумасшествия. Вот уже несколько недель он бегал за женщиной, как щенок, которого постоянно отвергали, но он всё равно возвращался.

Последние две недели, пока Дилан приходил в себя от побоев, он пытался выкинуть её из головы, чтобы погрузиться в работу над симфонией, но Грейс продолжала вторгаться в его мысли с завидным постоянством, лишая его возможности слышать музыку. В каком-то смысле в его жизни ничего не изменилось с приходом Грейс. Он так и не мог сочинять. Дилан уходил из дома, колесил по городу в поисках удовольствий, потакал своим прихотям, делал всё то, чем и так обычно занимался, за одним вопиющим исключением.