Каждый его поцелуй

Лицо Изабель исказилось от негодования.

– Другие гувернантки разрешали мне заводить домашних животных.

– Это останется на их совести, – парировала Грейс и по хмурому лицу подопечной заключила, что та больше не считает её слишком милой для гувернантки. Она передала свои плащ, шляпку и перчатки горничной и повернулась к дворецкому, который стоял рядом, ожидая указаний. – Осгуд, мебель, которую я выбрала, доставят в течение недели. Не могли бы вы проследить, чтобы её поместили в детскую, когда она прибудет?

– Сколько ещё мне вам говорить, что я не хочу жить в детской! – взвыла Изабель.

Казалось, она смирилась с ситуацией днём ранее, но сегодня всё началось по новой. Не обращая внимания на капризы Изабель, которая устала, проголодалась и, самое главное, пребывала в плохом настроении, Грейс вытащила два пакета из груды покупок на полу.

– Их я заберу, – сказала она Осгуду. – Пусть остальные покупки отнесут наверх в детскую.

– Да, конечно. – Дворецкий продолжил руководить лакеями, которые заносили в дом результаты целого дня похода по магазинам. Изабель расплакалась. Грейс взяла пакет за ручки из бечёвки и отправилась в музыкальную комнату, решив, что с неё хватит. Изабель последовала за ней. Чем ближе они подходили к комнате, где находился её отец, тем громче становились вопли.

Лакей открыл одну из двух дверей. Грейс вошла первой, следом за ней – сердитый плачущий ребёнок. Дилан уже встал из-за рояля и находился на полпути к выходу, вероятно, услышав рыдания дочери. Увидев их, он остановился.

Изабель мигом кинулась к нему.

– Папа! – воскликнула она и обняла отца. – О, папа, я её ненавижу! Она ужасная. Пожалуйста, помоги!

Грейс кивнула Дилану, не обращая внимания на разъярённую маленькую девочку, которая цеплялась за него, как за спасательный круг. Грейс прошла мимо них обоих к кушетке и поставила пакет с покупками на коричневую бархатную подушку.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась она, стягивая перчатки и отбрасывая их в сторону. Порывшись в сумке, она вытащила охапку ниток для вышивания и пучок лент, а затем повернулась к Изабель. – С чего бы ты хотела начать: с вышивания или отделки шляпки?

Изабель громко разрыдалась. Дилан одарил Грейс долгим, задумчивым взглядом, затем убрал с талии руки Изабель и усадил её на скамейку возле рояля лицом к Грейс, спиной к клавишам. Мгновение подождал, но, поскольку Грейс так и осталась стоять, сел рядом с дочерью.

– Перестань плакать, Изабель, – велел он. – Сейчас же.

Рыдания перешли в сердитые всхлипы. Она скрестила руки на груди и с хмурым выражением на залитом слезами лице уставилась на свою гувернантку. Ничуть не впечатлившись, Грейс отвернулась и убрала нитки с лентами обратно в пакет, с помощью которых наглядно продемонстрировала Дилану свою точку зрения мгновение назад.

– Миссис Шеваль, – сказал Дилан, нарушив внезапно наступившую тишину, – я думаю, вы должны объяснить, в чём дело.

– Непременно, – сказала она. – Изабель не хочет спать в детской. Она не хочет делать уроки. Не хочет учиться вышивать подушки, или украшать шляпки, или говорить по-немецки, или заниматься математикой, или читать, или гулять в Гайд-парке. Она не хочет ни принимать ванну, ни вовремя завтракать или обедать, ни вставать по утрам. Её попытки поссориться со мной сегодня оказались тщетны, поэтому Изабель разозлилась. Короче говоря, сэр, у вашего ребёнка детская истерика.

– Неправда! – воскликнула Изабель, вытирая руками горькие слёзы.

Дилан вздохнул и откинул назад волосы, явно оценив, что Грейс предоставила ему исполнить отцовские обязанности.

– Я не хочу вышивать и украшать шляпки, – сообщила ему Изабель. – Это глупые занятия. Я не хочу изучать математику и немецкий язык. Я хочу только писать музыку, играть в игры и веселиться.

Неожиданно на губах Дилана появилась улыбка. Грейс нахмурилась.

– Не смейте её подначивать.

– Но, чёрт побери, она так похожа на меня.

В данный момент здесь было нечем гордиться.

– Изабель нуждается во всестороннем образовании, подобающем юной леди. На музыке свет клином не сошёлся.

Дилан перестал улыбаться и бросил на Грейс извиняющийся взгляд.

– Для нас сошёлся.

Почувствовав, что отец на её стороне, Изабель потянула его за рукав.

– Это был самый ужасный день, папа, – сказала она, враждебно поглядывая на Грейс. – Утром она заставила меня повторять таблицу умножения. Потом мы отправились за покупками, и она вела себя просто ужасно. Не купила ничего из того, что мне понравилось.

– Малиновый – неподходящий цвет для платья юной леди. И тебе не нужна ручная ящерица.

– Она хотела, чтобы модистка добавила на мои платья кружева, – с отвращением сказала Изабель.

– Тебе не нравятся кружева? – недоумённо спросил Дилан, Изабель раздражённо застонала. Он повернулся к Грейс, чтобы она его просветила.

– Изабель говорит, что они колются, – объяснила Грейс.

– А потом, – продолжила Изабель, как будто Грейс ничего не говорила, – когда я сказала, что голодна, она не позволила мне ничего съесть.

– Как я уже тебе сказала, Изабель, ты бы не проголодалась, если бы поела перед уходом.

Изабель снова скрестила руки на груди, демонстративно выказывая негодование, и прислонилась спиной к роялю позади себя, отчего клавиши звякнули.

– Видишь, папа? Она злая и жадная и собирается уморить меня голодом. Прямо как монахини.

Дилан посмотрел на Грейс, и в уголках его глаз опять собрались морщинки.

– На монахинь она не похожа, – сказал он дочери. –

Просто иногда ведёт себя, как они.

Грейс не нашла в этом ничего смешного. Она бросила на Дилана многозначительный взгляд, который красноречивее слов говорил о том, что он никак не содействует в сложившейся ситуации.

– Папа, ты бы видел этих нянь, которых она сегодня собеседовала в агентстве. Я увидела, как они выстроились в очередь за дверью, и до смерти испугалась, подумав, что одна из них будет в скором времени укладывать меня спать. Хорошо, что она никого из них не наняла. Я сказала, что убегу, если она это сделает.

– Не говори глупостей, Изабель, – вежливо проговорила Грейс. – Ты бы поступила крайне неразумно. Если бы ты сбежала, отцу пришлось бы послать за тобой констебля, а он гораздо страшнее, чем любая няня.

– Почему я должна учиться вышивать? – сердито спросила Изабель. – Я уверена, что возненавижу это занятие!

И так весь день. Господи, до чего же упрямый ребёнок! Грейс сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула, сосчитав до десяти.

– Ты же даже не пробовала. Нельзя возненавидеть занятие, которое ещё не попробовал.

– Как-то раз я попробовала шить, и мне не понравилось. Уверена, что возненавижу вышивание так же сильно. – Изабель снова обратилась к отцу, который молча слушал перепалку. – Пожалуйста, папа, – взмолилась она. – Я не хочу заниматься вышиванием, читать дурацкие стихи и учить немецкий, и я, правда, проголодалась. Миссис Марч испекла прекрасные пирожные, но она, – Изабель прервалась и указала на Грейс, – она велела миссис Марч ничего мне не давать. Она не разрешила купить ни одного платья, которое мне понравилось, и я весь день не могла играть на рояле.

– Нельзя же целыми днями играть на рояле и есть сладости. – Грейс повернулась к Дилану. – Если, конечно, вы не хотите, чтобы Изабель действительно проводила так всё своё время.

Он перевёл взгляд на дочь, которая смотрела на него так, словно распорядок дня, который составила Грейс, был варварской пыткой.

Но Дилан не клюнул на удочку.

– Я понимаю твою страсть к музыке, Изабель, как никто другой, но миссис Шеваль права. Юным леди нужно всестороннее образование. По утрам ты будешь заниматься математикой, географией, немецким языком и вышиванием, словом, всем, чем миссис Шеваль сочтёт нужным. Во второй половине дня ты сможешь играть на рояле до самого ужина.

Изабель попыталась протестовать, но Дилан не дал ей вставить слово.

– На этом разговор окончен, – сказал он голосом, который пресекал любые дальнейшие споры, и Грейс вздохнула с облегчением. – Ты будешь спать в детской и выполнять указания миссис Шеваль. Если ты её ослушаешься, я разрешаю ей наказать тебя любым способом, который она сочтёт правильным. Всё ясно?