Страница 6 из 7
В то время в Сварингсхауге жил конунг Гранмар, который имел трёх сыновей – Хёдбродда, Гудмунда и Старкада. Гранмар решил женить своего старшего – Хёдбродда. Знал он, что у конунга Хёгни есть дочь – валькирия по имени Сигрун. Вместе с другими валькириями она носилась по воздуху и по морю. Гранмар поехал к Хёгни и просватал сына. Однако женитьба так и не состоялась, и вот почему: когда Хельги прибыл к бухте Брунавагар, встал на якорь и резал угнанный скот на берегу, насыщая себя и воинов сырым мясом, Сигрун была там и носилась над его кораблями. Подлетев к драккару Хельги, она спросила:
– Кто направил к берегу драккар? Где живёте вы, смелые воины? Чего ожидаете в бухте? Куда отсюда держите путь?
– Живём мы на острове Хлесей и здесь ожидаем попутного ветра, – ответил ей Хельги. – Будем путь держать на восток.
– Где ты сражался, могучий воин? – спросила Сигрун. – Где кормил воронов? Почему твоя кольчуга обрызгана кровью? Вижу, ты ешь сырое мясо, не снимая шлема.
Хельги ответил:
– На западе я убил медведей и племя орлов накормил до отвала. Досталось пищи и воронам. Вот и причина, почему самим нам досталось мало мяса, чтобы варить его в котлах на кораблях.
Сигрун тогда сказала:
– Знаю я про этих медведей! Битва там была, мщение за родичей. Хитрецом назову я сына Сигмунда, за то, что ведёт он о своей победе тёмные речи. Кровь конунга Хундинга, что был тобою, Хельги, зарублен, омыла струёй твой меч.
Хельги сказал:
– Хундингу я сполна отомстил за родичей. Откуда ты прознала про это?
– Вместе с сёстрами летала я над битвой, отбирая Одину лучших, – призналась Сигрун. – Стоял ты в драккаре, залитом кровью, а вокруг резвились ледяные волны. Всё о тебе знает дочь конунга Хёгни.
После этого Сигрун умчалась, а Хельги направил свои корабли к склонам горы Логафьёлль. Началась великая битва, и в ней Один благоволил сыну Сигмунда: Альв, Эйольв, Хьёвард и Хервард были в том бою убиты. Засеяв поле битвы трупами врагов, Хельги отдыхал после сечи под Орлиным Камнем. Вдруг над ним блеснули молнии, ударил гром, и в небе в кольчугах, обрызганных кровью, промчались валькирии. Шлемы дев ярко сверкали, с их копий срывались искры. Сигрун была с ними. Подлетев к отдыхающему и отпустив своего коня, дочь Хёгни бросилась Хельги на шею, поцеловала его и призналась, что полюбила конунга с тех пор, как увидела его в первый раз.
– Обещана я злому Хёдбродду, – сказала Сигрун, – кошачьему отродью, но хотела бы выйти за другого. Страшен мне гнев моего отца, потому что, подобно Гранмару, он ненавидит весь род Вёльсунгов. Но пошла я против его воли. Не желаю кривить душой – хочу любить только тебя.
– Мне нисколько не страшен гнев Хёгни, – ответил Хельги. – Не боюсь я его вражды. Ты мила мне, Сигрун, и будешь всегда со мной.
Дав такую клятву, Хельги послал гонцов по суше и по водам скликать на битву с несостоявшимся свёкром Сигрун Гранмаром всех славных викингов, обещая, что после победы щедро всех одарит. Он ждал всеобщего сбора на острове Брандей. Когда с острова Хединсей прибыла последняя рать, Хельги ранним утром сорвал шатёр на носу своего драккара, и его дружина разом пробудилась ото сна. Увидев, что наступил рассвет, воины принялись ставить расшитые паруса: зашумели вёсла, зазвенело железо, загремели щиты. Корабли Хельги, убранные золотом, снялись с якорей у мыса Стависнес, и стая драккаров понесла дружину в открытое море.
Вскоре разразилась буря – дочери Ран кидались на корабли словно бешеные. Волны бились о длинные кили с таким грохотом, как будто прибой разбивался о скалы. Хельги приказал выше поднять паруса. Верная Сигрун оберегала дружину, летая над кораблями и подсказывая конунгу, куда направлять драккары, – благодаря ей Ран и её дочерям не удалось затянуть его флот в пучину. Вскоре море успокоилось, и корабли Хельги в ярком убранстве вошли в залив Унавагар.
Сыновья конунга Гранмара сидели на скале, когда корабли Хельги подплыли к берегу. Один из сыновей, Гудмунд, вскочил на коня и поехал узнать о прибывших. Вёльсунги тем временем убирали свои паруса. Гудмунд подъехал к ним и спросил:
– Кто этот вождь, плывущий с дружиной?
Старший брат Хельги, Синфьётли, славящийся острым языком, вздёрнув на мачту свой червлёный, с золотой каймой, щит, дерзко ответил:
– Вечером узнаешь его имя, когда будешь кормить свиней и псов на заднем дворе! Одно разумей: славные Вёльсунги прибыли из-за моря. Ведёт их любимец Одина, что не ведает страха в бою. Нередко в битвах насыщал он воронов и орлов, пока ты кувыркался дома с рабынями.
Гудмунд сказал на это:
– Видно, юнец, позабыл ты древние саги, если встречаешь героев такой подзаборной бранью. Видно, падали досыта ты наглотался! Всем ненавистный, словно пёс шелудивый, будешь ты ползать среди камней, корчась и раны зализывая.
Синфьётли не полез за словом в карман:
– Что слышу за мышиный писк? Не иначе колдуньей ты прозябал на острове Варинсей – только злая карга может такое молоть. Ведьмой ты был и дерзко восставал на Одина, за что стал у него грязной рабыней, и эйнхерии в Вальхалле затевали из-за тебя, из-за беспутной бабы, распрю. С тобой, похотливой волчицей, девять волков мы прижили на мысе Саго.
Гудмунд не сдавался:
– Не можешь ты быть отцом тех свирепых волков! Всем известно, что дочери ётунов тебя оскопили ещё у Гнипалунда на мысе Торснес! Ты валялся в лесу, безудый, и выл на луну, точно пел волчьи песни. Мочились в рот тебе все, кому было не лень!
Не унимался и Синфьётли:
– Был ты кобылой, взнуздали тебя и седлали. Я на тебе, уморённом и тощем, всласть наскакался по кручам. Был ты шельмецом-нищебродом, что тайком сосёт козье вымя, грязным был оборванцем и вонючим свинопасом.
Гудмунд не выдержал:
– У Волчьего Камня дай мне насытить вороньё твоим трупом! Пусть боги тебя покарают как должно!
Тут вмешался Хельги и крикнул брату:
– Не лучше было бы тебе, Синфьётли, битву затеять на радость орлам, чем бросать на ветер никчёмные речи?
Затем он обратился к Гудмунду:
– Плохи, мне сдаётся, дети у старого Гранмара. О героях, показавших, как славно умеют они разить мечами, лгать не годится – вот только настоящие воины не мелют зря языками.
Тут Гудмунд повернул коня и поскакал домой рассказать о приближающемся войске. Встревоженные родичи встречали его у ворот. Были там Хёдбродд в железном шлеме, Старкад в воинских латах и сам Гранмар. Гудмунд сказал им:
– В заливе бросили якорь чёрно-синие драккары сына Сигмунда, все в убранстве из золота. Сотни щитов у проклятого Хельги. Пятнадцать дружин сходят за ним на берег. Сдаётся мне, Вёльсунги не станут медлить с битвой.
Хёдбродд решил:
– Пусть всадники мчатся на тинг. Пусть явятся к нам все воины из тех, что способны держать в руках разящий меч. Хёгни зовите и сынов его – Браги и Дага. Зовите Хрига с сыновьями Ингви и Атли и старого Альва – жаждут они сразиться с Вёльсунгами. Мы разобьём пришельцев с востока.
Вскоре две рати яростно сшиблись у Волчьего Камня. Хельги в той битве рвался вперёд и без устали поражал мечом и копьём врагов, не ведая страха. Вёл он себя, словно заговорённый. Впрочем, так оно и было – сам Один любовался любимцем. Валькирии ринулись, подобно свирепой грозе, на помощь сыну Сигмунда, и впереди их – Сигрун. Кружили также над битвой вороны, подкрадывались к ней волки: не зря надеялись на поживу – Хельги Вёльсунг в ту ночь щедро накормил их добычей. Оказалось её столь много, что не было драк между пирующими.
В страшной сече у Волчьего Камня пали все сыновья Гранмара и все его ярлы. Пали Хриг и старый Альв со своими сыновьями. Погиб и отец Сигрун – Хёгни. Остался в живых лишь брат валькирии, израненный Даг – он получил пощаду и дал клятву Вёльсунгам на верность.
Ночью Сигрун опустилась на поле битвы и нашла там Хёдбродда. Тот умирал. Торжествующе сказала ему валькирия:
– Не покоиться мне, дочери Хёгни, Хёдбродд-конунг, в твоих объятиях. Сам ты вот-вот достанешься ненасытным волкам.