Главное в жизни

Машина неслась к третьей городской, доктора работали. Давление ребёнка не стабилизировалось, почти отнимая надежду, что было ясно из переговоров между собой, но медики работали, вырывая у смерти ещё одну жизнь. Распугивая водителей, обращая на себя внимание постовых, сразу же останавливавших движение, белый РАФ с красной полосой стремился успеть. Сергей потянулся к рации.

– Тринадцатая – Марсу, – зачастил Митрошкин, – выкидыш, везём в третью, пусть встречают.

– Так вы же к дитю ехали? – удивилась дежурившая сегодня Рита, девушка мягкая, если не доводить.

– Дитё успело, – лаконично ответил водитель. – Сексуальная революция, что ты хочешь… И ментов извести, четырнадцать лет всё-таки.

– Вас ждут, тринадцатая, – ответила Рита, сразу же переключившись на другие бригады. А машина летела в надежде успеть.

Больше почувствовав, чем услышав испуганный вскрик девочки, Сергей, оскалившись, вывернул руль. Автомобиль, презрев все правила дорожного движения, влетел на территорию больницы.

***

Света уселась там, где стояла, пытаясь прикурить дрожащими руками. Альперович обнял её, прижав к себе. Она действительно была очень маленькой по сравнению с почти двухметровым доктором. Перенервничала, руки дрожали, поэтому доктор Витя отобрал у Малыша сигарету и спички, прикуривая ей. Они смогли, довезли девчонку, которая едва не упорхнула, Сергей это очень хорошо понимал. У него самого откат будет потом – уже дома.

– Да, рано начинают, – произнёс Митрошкин. – Четырнадцать лет… Дети – всё?

– У неё? – понял Альперович, потом подумал и кивнул. – Да, скорее всего. Жалко девчонку.

– Жалко, – всхлипнула Светка, у которой начался откат.

– На вот шоколадку, – выдал девушке маленькую плитку её доктор. – Закушай стресс и поедем.

Всё проходит, и спустя одну сигарету машина медленно выехала с территории больницы. Смена на этот раз начиналась как-то слишком динамично, впрочем, это ничего не означало. Она могла продолжиться также, а могла и…

– Марс, здесь тринадцатая, мы свободны, – проговорил в рацию Альперович, отобрав тангету у водителя. Он поглядывал на порозовевшую Малыша, контролируя состояние девушки.

– Тринадцатая, домой, – откликнулась Ритуля.

Машина направилась в сторону подстанции. Значит, новых вызовов для них пока не было. В эфире зазвучали голоса «спецов», везущих кардиогенный шок, и «психов», понятно, кого перемещавших, а тринадцатая ехала «домой». Сергей не спешил, давая возможность докторам прийти в себя. Он и врачей, и фельдшеров звал докторами, так как знал, что неучи на скорой просто не выживают, слишком уж тяжёлый это труд.

– Тринадцатая, кого должен любить Док? – услышал Сергей, войдя на кухню. Свободные бригады балагурили, снимая стресс. Педиатры традиционно таскали с собой и водителя, хотя обычным такое поведение не было. Это стоило ценить, о чём старлей не забывал.

– Ребята, чайку ребёнку налейте, – попросил Альперович, имея в виду Светочку.

– Что у вас случилось? – сразу же посерьёзнели ребята, замечая и бледность, и сжатые губы молодой фельдшерицы, чего от детской бригады они давно не видели.

– Девица четырнадцатилетняя с выкидышем и двухдневным кровотечением, – пояснил доктор Витя. – Малыш её держала до тройки.

– Ого… – Леночка из двадцать девятой округлила глаза. – Ничего ж себе…

– Да, – ответил ей кто-то из семнадцатой, кажется, бригады, – это тебе не каловый завал.

Девушке тут же налили чаю, придвинули кулёк с конфетами, кто-то из «стариков» даже погладил сочувственно по спине. Цену тому, что сказал их коллега, доктора отлично знали, как и то, что испытывает сейчас Малыш, так что девушку старались максимально поддержать, делясь теплом. Доктора знали, что, удерживая буквально чудом пациентов на этой стороне, они держат их самой душой, и откаты от этого бывали страшные.

– Вот сейчас нас ка-а-ак дёрнут… – задумчиво произнесла Танечка, не ошибавшаяся никогда. Это знал даже Сергей, поэтому отставил чашку, пробираясь на выход.

– Двадцать девятая, – устало прохрипел хорошо прибитый в незапамятные годы «матюгальник». – На выезд. Тринадцатая, срочно!

– Вот ведь!.. – нехорошо высказался Альперович, что старлей успел услышать. – Чай не дадут ребёнку попить.

– Что у вас? – поинтересовался Сергей у юной печальной Леночки.

– Пукать едем, – вздохнула девушка, – две недели, болит животик.

– Что, так и написали? – удивился вышедший Альперович, принимая карточку с красной полосой срочности.

– Сам смотри, – Леночка тяжело вздохнула, ей хотелось драйва, а посылали на «пропуки», отчего она грустила. – А у тебя что?

– Неделя, дырка в голове, – прочёл доктор Витя. – «Нули» совсем озверели… Поехали, Малыш, посмотрим, что там за дырка… Сергей?

– Уже в пути, – кивнул Сергей, ссыпаясь по лестнице.

Белый РАФ педиатрической бригады, поскрипывая на поворотах своими сочленениями, споро выезжал со двора подстанции, распугивая пешеходов и зазевавшихся водителей истошным воем сирены. Усевшись в салоне, Альперович неожиданно усадил Свету себе на колени, прижимая к груди и успокаивая ласковыми словами. Девушка не возражала, а Сергею было всё равно, ибо знал он её историю.

Девушка осталась сиротой года четыре назад и, если бы не Альперович, скорее всего, закончилась бы. Очень уж был сильным удар… В одночасье погибшие в автомобильной аварии все родственники… В аварии, на которую в числе многих выезжали и они. Представлять, что испытала эта пигалица, он просто не хотел, поэтому отлично понимал и Альперовича, и Светку, а они были благодарны своему водителю за это.

– Голуби, приехали, – хмыкнул Серёга, остановившись у подъезда. – Может, с вами сходить?

– Думаешь, нарушение генетическое? – хмыкнул Альперович, отрицательно покачав головой, и исчез в темноте.

Возвращались доктора, чуть ли не хватаясь друг за друга от смеха. Сергей заинтересовался, подняв удивлённо брови, чтобы по мере объяснений присоединиться к смеющимся. О том, что до года «родничок» на голове новорождённого медленно зарастает, знал уже и он. Поэтому, когда Альперович объяснил, что было названо дыркой, рассмеялся вместе со всеми.

– Тринадцатая! – Вика, в отличие от Ритки, была свежа и полна сил. – У вас срочный на «Кудыкину гору».

– Тьфу ты, напасть, – сплюнул Сергей, уже примеривавшийся к шаурме. – Нам поесть сегодня дадут?

– У скорой трёхразовое питание: понедельник, среда, пятница, – хмыкнула Светочка, экстренно впихивая в себя бутерброд. – А сегодня вторник, так что пролетели мы. А вот то, что ящик почти пустой – это непорядок…

– Вика, нам бы к Алёнушке, – намекнул Альперович, но диспетчер была неумолима, срочный и всё тут.

Машина заорала ревуном, включая проблесковые маячки. Митрошкин откуда-то приволок вторую батарею оных, с матом и какой-то матерью закрепив на крыше, теперь от белого рафика шарахались с удвоенной силой – незнакомые очертания были у машины, хотя раскраска – всем до боли, так сказать. Вызов действительно был срочным – падение ребёнка трёх лет с четвёртого этажа. Сергею было грустно – он отлично представлял себе, что едут они на труп, а труп ребёнка радовать не может.

– Может, останешься, я поднимусь? – грустно спросил Альперович, тоже отлично всё понимавший.

– И тебя одного оставить? – тихо спросила Малыш, прижимаясь щекой к его руке. – Никогда.

– Приехали, ребята, – вздохнул Митрошкин, с жалостью глядя на медиков. Он тоже отлично представлял, что их там ждало.

Спустя некоторое время из подъезда появился очень злой Альперович. Он подошел к машине, протянул руку Сергею, в которую тот вложил трубку станции.

– Тринадцатая – Марсу! – зловеще проговорил доктор. – «Психов» на меня по последнему адресу!

– А что случилось? – поинтересовалась диспетчер.

– Если меня ещё раз вызовут на кота… – очень злым голосом начал доктор. Через мгновение эфир взорвался хохотом и комментариями.

– Так это что, на кота вызвали? – не понял Сергей.