Дьявол в музыке

Донати встревожился:

- Вы хотите сказать, что Орфео ещё несколько месяцев не сможет покинуть виллу?

- Не говорите так, будто я запрещаю ему дышать, - нетерпеливо отозвался Лодовико. – Он может бывать в саду, сколько угодно, если не покидает виллы и не приближается к озеру. Я не хочу делать Орфео узником, но не хочу, чтобы его видели. Ты ведь будешь держаться подальше от чужих глаз, Орфео?

- Я подчиняюсь вашим желаниям во всём, синьор маркез.

Лодовико принимал подчинение нижестоящих как должное. Но в случае Орфео он не знал, чего ждать. Молодей человек был джентльменом и имел свои взгляды. Он не трепетал перед титулом, как большинство певцов. Он уважал Лодовико и показывал свою благодарность за всё, что маркез сделал для него. Но теперь он многое и скрывал. Так было не всегда. Когда он познакомились в Милане, Орфео рассказывал о своей семье, своём доме в Англии, своих чувствах и видах на музыкальную карьеру. Теперь он будто прятался за вуалью. Его сдержанность озадачивала Лодовико и порой злила. Тело певца не имеет значения, но его душа связала с искусством. Если человек столько скрывает, разве мог Лодовико сказать, что сполна владеет его голосом?

- Конечно, такие условия могут показаться тяжёлыми, - сказал маркез, - ты молод и, само собой, восстаёшь против заключения. Но поверь мне, ничто не поможет тебе в будущем больше, чем тайна, которую ты можешь обеспечить себе сейчас. Публика вечно жаждет нового. Ты не думал, почему певцы всё время странствуют и выступают то, в одной итальянской стране, то в другой? Так публика всегда слушает что-то новое. А ты, мой соловей, ещё никогда не пел на публике! Ты – тайна, которую мы должны хранить.

- Но, синьор маркез, - робко возразил Донати, - почему мы должны скрывать лицо и имя Орфео так же, как голос? Разве он не может появляться на людях, но не петь?

- Вакхово тело, маэстро! Вы не понимаете моего замысла. Сейчас весь Милан знает, что я взял под крыло английского тенора и привёз его сюда учиться у вас. Они будут гадать, кто это – как он выглядит, откуда приехал, хорошего ли он рода. А мы не скажем им ничего! Скоро публика сама начнёт сочинять истории. Будут говорить, что Орфео был в плену у пиратов, что он внебрачный сын английского короля, что он бежал из страны за убийство. Люди захотят прийти лишь для того, чтобы увидеть этого человека, не говоря уже о его пении. Вы удовлетворены, маэстро?

- Если Орфео удовлетворён, - ответил Донати.

- Он был бы глупцом, если бы возражал, - заявил Лодовико.

Орфео посмотрел на маркеза, но выражение его лица было не прочесть. Лодовико счёл это слегка грубоватым. Он решил пригладить немного эти взъерошенные перышки, чтобы привести юношу в нужное состояние.

- Я хотел сказать, Орфео, что разумный молодой человек, как ты, понимает, что мой план поможет твоей карьере. А теперь спой мне ещё. Что-нибудь из Чимарозы[8].

Орфео повиновался. Увы, Донати быстро закончил урок, сказав, что ученик пел много и не должен перенапрягать голос. Лодовико подчинился без колебаний. В том, что связано с музыкальной наукой, слово Донати было законом.

Орфео подошёл к окну и выглянул, закрываясь портьерой, чтобы его не увидели снаружи. Донати нащупал колокольчик, что всегда был рядом, и позвонил. Появился его слуга, Тонио Фарезе, коренастый молодой парень с красным лицом и большими неловкими руками, чтобы налить всем вина. Лодовико с отвращением увидел, как тот немного пролил на ковёр.

- Принеси тряпку, - велел он. Тонио вышел боком, как побитый пёс.

- Это слуга недостаточно хорош для вас, - сказал маркез.

- Да, - с сожалением ответил тот, - я держу его лишь потому, что его родители были моими любимыми учениками, и после их смерти я чувствовал, что должен что-то сделать для них. Мне нужны были «глаза», а он умел разбирать музыку, так что я предложил Тонио место, - «глазами» Донати называл молодых слуг, что были ему камердинерами и секретарями.

Лодовико жалел, что Донати вообще был нужен слуга. Чем меньше людей видело Орфео, тем лучше. Но слепой и знаменитый учитель не мог позаботиться сам о себе. По крайней мере, список людей, что знали Орфео, оставался невелик – только сам Лодовико, Донати, Тонио, Лючия и её отец Маттео. Лючия готовила для Донати и Орфео и убиралась в той паре комнат, в которых поселил их маркез. Маттео заботился о саде, насколько на это был способен один человек, а также носил из замка или деревни свечи и еду. Орфео, Донати, Тонио и Маттео жили на вилле, а Лючия ночевала в замке. Нет сомнений, что Маттео не захотел бы оставлять дочь под одной крышей с Орфео и Тонио.

Сам Лодовико жил в замке и лишь приезжал на виллу послушать уроки Орфео в десять утра и шесть вечера. Он не мог обходиться без свиты слуг, ждущих его приказов. В быту маркез был неприхотлив, но прислуга необходима для аристократа его положения. Кроме того, гордясь своей виллой, Лодовико не слишком её любил. Его брат осквернил её статуями и фризами, прославляющими афинскую демократию и римскую республику.

Размышления о политике напомнили маркезу его разговор с Раверси.

- Дьявол! Мне нужно идти. Я обещал графу Раверси, что приеду к нему на виллу, чтобы обсудить защиту окрестностей от мятежников.

Орфео оглянулся.

- Это может понадобиться?

- Я так не думаю. Но граф Раверси хочет принять мудрые предосторожности, - Лодовико считал, что Раверси беспокоится попусту, но никогда не сказал бы посторонним такого о собрате по сословию.

- Есть ли новости из Пьемонта? – спросил Орфео.

- Восстание перекинулось на столицу. Но это не имеет значения – его подавят. А местные карбонарии слишком рассеянны и трусливы, чтобы восстать. Большинство радикалов умеют только болтать. Они могут играть в детские игры, но не рискнут своими жизнями в настоящем восстании.

Орфео явно заинтересовался.

- О каких детских играх вы говорите, синьор маркез?

- Не бери этого в голову, мой соловей, - Лодовико загадочно улыбнулся. – Когда-нибудь я всё тебе расскажу, но сейчас ещё не время.

Появился Тонио, чтобы вытереть пролитое вино. Лодовико взял свою шляпу и хлыст. Донати начал мечтательно играть арию, что написал когда-то давно. Орфео смотрел в окно, как всегда, никому не поверяя свои мысли.

Глава 3

Встреча с Раверси заставила Лодовико серьёзнее отнестись к восстанию. Фон Краусс, рассудительный командир гарнизона, был обеспокоен мятежом не меньше, чем иные выдающиеся люди округи. Все решили пристально следить за происходящим и немедленно сообщать обо всём подозрительном. По настоянию Раверси фон Краусс согласился выделить солдат для охраны дорог, ведущих из Пьемонта и Лугано, что за швейцарской границей, где беглые итальянские радикалы плели заговоры против австрийцев.

Возвращаясь в Кастелло-Мальвецци на ужин, Лодовико размышлял, не стоит ли ему поехать в Турин и привезти Беатриче домой. Он не хотел покидать озеро Комо – его поработили уроки Орфео, а также ещё один замысел, который он хотел завершить. Маркез думал послать Ринальдо, но не верил, что тот справится или не сделает всё ещё хуже. Уже в тысячный раз он спросил небеса, почему его прокляли таким сыном.

Когда Лодовико прибыл домой, решение было принято. Он написал Беатриче, прося чаще сообщать о себе и покинуть Турин, если там вспыхнет насилие. Маркез знал, что с его женой есть слуги-мужчины, что защитят её в дороге. Он всё ещё считал, что восстание окажется пустышкой, но теперь Беатриче знает, что он думает о ней, а письмо с его печатью покажет всем, что маркез Мальвецци заботится о своей супруге, пусть даже издали.

После ужина Лодовико поехал на виллу к вечернему уроку и вернулся в замок уже в сумерках. Поросшие лесом горы превратились в голубые силуэты на фоне неба. На озере горели носовые фонари лодок, отбрасывающие на воду золотые отсветы. Свежий бриз доносил до маркеза обрывки песен, пока он ехал в холмы. Скорбно звонили церковные колокола – Лодовико почтительно склонил голову и произнёс молитву.