Дьявол в музыке

Очень хорошо – убийца мог попасть внутрь или сбежать на лодке. Но вероятно ли это? Даже если принять, что четыре или пять лет назад насыпь уже была так повреждена, прибытие в лодке было умозрительным предположением. А противостояли ему весомые отпечатки копыт и навоз на дороге за воротами сада. Не было ли гораздо вероятнее, что убийца прибыл на лошади?

Джулиан зашёл так далеко, что решил заодно осмотреть в беседку. Прибрежная дорожка вывела его к маленькому мавританскому павильону. В каждой второй из восьми стен был вход и шторы, что можно опустить. Три стороны выходили на маленький, засыпанный гравием дворик, четвёртая вела на балкон с белыми перилами, нависавший над озером. В остальных гранях были устроены узкие стрельчатые окна.

Джулиан вошёл через ближайший вход. В гаснущем свете он разглядел бледно-серые стены и пол, выложенный чёрно-белыми мраморными плитками. Окна и двери окружала мавританская лепнина. Единственной мебелью здесь служили две мраморные скамьи.

Это место ничего ему не сказало. Оно было красивым, безмятежным, немного дурацким – будто игрушка из арабского дворца. Ненависть, предательство, насилие казались чуждыми этому павильону.

Он вышел на балкон. Вокруг простирались таинственные и вечно беспокойные воды и возвышались холмы. На дальнем берегу мерцало несколько огней – быть может, там вилла, где жили Франческа и Валериано.

Где-то вдалеке зазвонил колокол. С этой стороны озера отозвался другой, и вскоре от берега к берегу разносился прекрасный хаотичный хор. Джулиан знал, что крестьяне округи отложили свои дела или развлечения, чтобы предаться вечерней молитве. Он помолился и сам, прося о наставлении. Хотя слушает ли Бог молитвы тех, кто обращается к нему лишь в нужде?

Колокола затихли, и в воздухе остался одинокий звон.

- Си-бемоль, - прокомментировал задумчивый голос.

Джулиан повернулся. Гастон де ла Марк лежал на одной из мраморных скамей внутри беседки.

- Надеюсь, я не мешаю вам? – спросил он на безупречном английском, который всегда удивляет, когда слышишь его от француза до мозга костей.

- Совсем наоборот, - Джулиан сошёл с балкона и сел напротив. – Я надеялся поговорить с вами.

- Как удобно. Возможно, вы воззвали ко мне каким-то волшебством, а я ответил.

- И, возможно, вы последователи за мной, чтобы посмотреть, чем я занимаюсь.

- Это было бы обыденно, - пожал плечами де ла Марк, - но возможно. Так о чём вы хотели поговорить?

- Я хочу спросить вас, где вы были в марте 1821 года.

Глаза де ла Марка расширились от интереса, любопытства и капли волнения.

- Я был в Пьемонте – в Турине, если быть точным. Я хорошо это помню, потому что тогда там происходила самая скучная и неуместная революция.

- Как долго вы там пробыли?

- Я припоминаю, что приехал на Карнавал, а значит в декабре и оставался там до конца марта или начала апреля – не могу вспомнить точно.

- Могу я спросить, почему вы оставались в Турине всё время, пока шла революция, если считали её самой скучной и неуместной?

Взгляд де ла Марка затуманили воспоминания.

- У меня была особая причина оставаться, но я уже не припомню, кто это была.

- Вы можете вспомнить что-нибудь о ней?

- Друг мой, можете ли вы вспомнить каждую женщину, за которой ухаживали четыре или пять лет назад?

- Если бы ради неё я не испугался революции, то, полагаю, что вспомнил бы.

- Какой у вас упорядоченный ум! Я в замешательстве.

- В Турине вы встречались с маркезой Мальвецци?

- Она была в Турине? Тогда я мог видеть её… Ла Беатриче[41] сложно не заметить… но тогда я, к сожалению, не имел чести был близко с ней знакомым.

Джулиан невесело улыбнулся.

- Стоит ли мне спрашивать, в какую игру вы играете?

- Определённо, нет, - с улыбкой ответил де ла Марка. – И вы так и не ответили мне по поводу пари.

Джулиан откинулся на спинку.

- Три тысячи франков, если я найду Орфео, но пожалею об этом. Это не очень чёткое условие. Откуда вы узнаете, пожалею я или нет?

- Я пойму это. Так что – пари?

- Пари, - поскольку ни у кого не было с собой книжки, они просто пожали руки.

На виллу они возвращались в странно дружеском молчании. Стремительно наступала ночь – горы на дальнем берегу уже казались чёрными на фоне неба. Терраса виллы была оазисом света, а движущиеся там силуэты походили на фигуры из волшебного фонаря.

На террасе де ла Марк немедленно отправился к маркезе. Джулиан покорно разыскал МакГрегора, что сидел у балюстрады и наблюдал за работой ночного рыбака. Тот наклонялся через борт своей лодки, ловко гарпунил рыбу, как только та оказывалась на поверхности, ослеплённая фонарём на носу.

- Мы могли бы попробовать так же порыбачить ночью, если хотите, - предложил Джулиан. – Это местное развлечение.

- Мне больше нравятся удочки, - ответил доктор, - а эти фокусы с гарпуном – хороший способ окунуться в озеро. Но у него ловкая рука.

Из открытых окон музыкальной донеслось пение. Это был basso cantante – лёгкий, лирический бас – под аккомпанемент пианино. Голос был молодой, ещё несовершенный, но многообещающий:

Che invenzione, che invenzione prelibata!

Bella, bella, bella, bella in verità!

- Я знаю, эту мелодию! – воскликнул МакГрегор. – Это из какой-то опыты про Фигаро.

- «Севильский цирюльник», - подтвердил Джулиан. – Это часть дуэта Фигаро и графа Альмавивы.

Этот обмен репликами услышал Донати.

- Это поёт Себастьяно, - объяснил он. – Этим дуэтом он тренирует голос.

- Жаль, что среди нас нет тенора, - сказал Карло.

- Нет, насколько мы знаем, - промурлыкал де ла Марк.

- Что вы хотите сказать? – потребовал объяснений Гримани.

- То, мой дорогой комиссарио, - вкрадчиво отозвался де ла Марк, - что наш друг Орфео может быть где угодно.

- Che invenzione, che invenzione prelibata! – пел Себастьяно.

- О чём это он? – шёпотом спросил доктор у Джулиана.

- Какая идея, какая чудесная идея…

Ночной воздух похолодал, и компания отправилась внутрь. Джулиан сумел предложить руку маркезе.

- Я заметила, как вы беседовали с месье де ла Марком, - сказала она.

- Да, мы познакомились поближе. Скажите, не видели ли вы его в Турине зимой 1821-го – особенно прямо перед восстанием?

- А он сказал, что был в Турине? – задумалась она, - Нет, я не помню, чтобы встречала его. Но тогда мы ещё не были хорошо знакомы.

- Да, он упоминал об этом.

Маркеза внимательно посмотрела Джулиану в лицо.

- Вы не верите ему?

- Маркеза, - легко ответил Джулиан, - сейчас я повсюду вижу соперников.

Она улыбнулась и взмахнула веером, отгоняя комаров.

- Если месье де ла Марк был в Турине в марте 1821-го, он не мог быть здесь и убить моего мужа.

- Вы подозреваете его?

- А вы?

Они встретились взглядами, но промолчали.

- Даже если он был в Пьемонте, - наконец, сказал Джулиан, - он мог пересечь границу Ломбардии и совершить убийство.

- Кто угодно мог её пересечь.

- Да, маркеза, - твёрдо ответил он.

- Конечно, это легче сделать из Бельгирата, чем из Турина. Кто-нибудь мог бы переплыть озеро Маджиоре и выбраться на берег в каком-нибудь уединённом месте.

- Но де ла Марка не было в Бельгирате. Или был?

Она остановилась перед лестницей, что вела к дверям виллы и посмотрела на него смеющимися глазами. В свете ламп её волосы отливали золотом.

- Я не заметила.

«Она хочет, чтобы я подозревал её? – задумался Джулиан. – Или просто хочет знать, подозреваю ли уже? Или пытается отвлечь меня от кого-то ещё?»

Он устал от этих поддразниваний – сперва от де ла Марка, теперь от неё. Эти двое с наслаждением дёргают льва за хвост, но издёвки маркезы причиняли боль.

Мотылёк, что пролетал у неё над головой, влетел в одну из ламп. Джулиан увидел в этом предупреждения и проводил женщину внутрь.