Дьявол в музыке

Семь лет назад – хвала Богу и Мадонне! – французов изгнали, и в Ломбардию вернулись австрийцы, что восстановили порядок и мир. Карло бежал в Парму, на юг от Милана. Денег у него не осталось, и он оказался вынужден продать виллу Лодовико. Впрочем, Карло всё ещё оставался в долгах, как в шелках – причиной тому был роскошный образ жизни и шестеро детей, которых нужно устроить в свете. Лодовико не удивился бы, приди брат к нему за займом. Он бы даже не отказал в деньгах… если его хорошо попросят.

Лодовико вновь сверился с часами. Без двадцати десять! Где, черт побери, его лошадь? Он начал спускаться и встретил поднимающегося Эрнесто. Лошадь была осёдлана и ждала во дворе. Лодовико преодолел оставшиеся ступени, забрался в седло и выехал.

Дорога от Кастелло-Мальвецци спускалась по склону, совершая множество поворотов, огибая утёсы, поросшие мхом и лишайником. Тёмные, торжественные кипарисы заслоняли всё, кроме случайных солнечных лучей или серебристых проблесков озера. У подножия утёса дорога шла за садами виллы. Это не было прямым путём, ведь вилла лежала прямо у подножия замка, но там утёс был слишком скалист и крут для людей и лошадей. Так что Лодовико приходилось объезжать половину земель виллы, чтобы добраться до южных ворот сада.

Это был самый приятный день в году. На деревьях распускались почки. Птицы кружили и пели, ящерицы сновали вдоль стен сада. В горах к северу и западу оттепель началась с удвоенной силой – Лодовико слышал шум ручьёв, поглотивших талый снег и превратившиеся в бурные потоки. По дороге брели крестьянки с корзинами земли для своих террасных ферм. Они привели перед Лодовико в реверансе и посторонились, чтобы дать ему проехать.

Тут маркез увидел другого всадника, подъезжавшего на рысях, и ругнулся сквозь зубы. Обычно он не возражал против того, чтобы провести время с графом Раверси, чья вилла располагалась на западном берегу озера. По возрасту Раверси был его ровесником, а в политике – единомышленником. Но сейчас все его мысли были о своей вилле.

- Лодовико! – окликнул его Раверси. – Я как раз ехал к вам.

- Доброе утро, – проворчал Мальвецци со всей вежливостью, которую сумел собрать, – боюсь, я не могу задержаться… я спешу по срочному делу.

- Но у меня есть новости! – Раверси отбросил назад непослушную прядь чёрных волос. На длинном, бледном лице горели тёмные глаза.

- Что за новости?

- Революция в Алессандрии дошла до Турина. Мятежники требуют конституции и отречения короля.

Он говорил о восстании, что началось несколько дней назад, в Пьемонте, у западных границ Ломбардии.

- Они не пройдут дальше, – ответил Лодовико. – В Новаре гарнизон из верных солдат. Они быстро угомонят этот сброд.

- Но разве вы не понимаете? Армии придётся возвращать Турин – они не могут оставить столицу в руках бунтовщиков. Это значит, что границу охранять будет некому. Мятеж выплеснется в Ломбардию. Местные тайные общества не упустят шанса восстать. Для революции хватит одной искры…

- Джан Галеаццо, Джан Галеаццо, – Лодовико покачал головой в шутливом раздражении, – неужели вы думаете, что горстка едва вооружённых карбонариев может сравниться с австрийской армией?

- Австрийская армия не сможет сражаться с врагом, которого не найдёт, – возразил Раверси. – Карбонарии смертельно опасны уже потому, что никто не знает, кто они и где они. Они разбиты на тайные ложи, общаются шифрами, клянутся под страхом смерти не выдавать друг друга…

- Но им придётся выступить в открытую, если они решат напасть на нас, – резонно возразил Лодовико, – после чего их перестреляют, как бешеных собак, и на этом их история закончится. Я опаздываю, Джан Галеаццо, так что если вы будете добры и позволите мне проехать…

- Но я думал, такие новости вас обеспокоят. Я знаю, что Беатриче сейчас в Турине.

- Да, в Турине, – немного резко отозвался Лодовико, – и если бы я счёл, что ей грозит опасность, я бы поехал за ней. Я способен позаботиться о своей жене.

- Конечно. Но…

- Нет никаких «но». Вы знаете Беатриче – она умна и дальновидна. Это та единственная женщина из тысячи, что не потеряет голову в опасности. Она знает, стоит ли ей покинуть Турин до того, как там появятся повстанцы, или спрятаться и не привлекать внимания, пока всё не утихнет. Я бы хотел, чтобы она поехала в Турин в другое время, но сейчас ничего не поделаешь.

- Зачем она поехала туда?

Лодовико пожал плечами. Он гордился тем, что ничего не знает о занятиях супруги. Мало какому мужчине удаётся жениться на женщине намного моложе его и такой красивой, но не давать своей ревности волю. Многие мужья превращали свои дома в тюрьмы, а слуг – в шпионов. Но они с Беатриче были выше этого. Жена не была легкомысленной, а он – слабым. Он мог позволить себе роскошь доверять ей.

- Мне действительно стоит поспешить, - сказал он, собираясь дать шпоры коню.

- Ещё кое-что, - быстро ответил Раверси. – У меня будет встреча на вилле в час дня. Будет фон Краусс, – фон Краусс командовал австрийским гарнизоном, чей штаб располагался в Соладжио – соседней деревне. – Я хочу поговорить с ним о том, как мы можем защитить окрестности от мятежников. Вы придёте?

- Да, да. Доброго дня, Джан Галеаццо.

Лодовико решительно дал шпоры и пустил коня рысью, рассчитывая наконец-то закончить разговор. У Раверси сердце было на месте, но он слишком многого опасался. По его мнению карбонарии сидели под каждым кустом и нашлись бы даже под кроватью. Мальвецци не сомневался, что беспорядки в Пьемонте подавят – так же, как недавнее восстание в Неаполе. Требуют конституции! Любой глупец должен понимать, что правитель не может подчиняться тем же законам, что его подданные – благородные или подлые, враги и сторонники. Но каждый идеалист или недовольный буржуа считал конституцию решением всех проблем на свете!

Лодовико обогнул юго-западный угол садовой ограды. По правую руку начали появляться побелённые домики Соладжио с красными крышами, соединённые друг с другом гирляндами из верёвок и сушащегося на них белья. Впереди было озеро, по блестящей поверхности которого сколькими рыбацкие лодочки. Дорога заканчивалась почти у берега – там в садовой ограде виллы были изящные кованые ворота. Лодовико спрыгнул с лошади и бросил поводья на привратный столб. Он не боялся оставлять животное без присмотра – все вокруг знали, чей это скакун, и никто не осмелился бы украсть его. Если же он приезжал надолго, то оставлял лошадь в единственном деревенском трактире – «Соловье».

Мальвецци прошёл через ворота зашагал по дорожке вдоль берега – это был кратчайший путь на виллу. Она была вымощена каменными плитами, а благодаря насыпи, возвышалась над озером на пятнадцать футов. На полпути к вилле располагался изящный маленький павильон в мавританском стиле, что служил беседкой.

Лодовико взглянул на часы, ругнулся и ускорил шаг. Вдалеке он видел изящную дугу террасы с мраморными перилами. Наконец появилась сама вилла – белая, прямоугольная, простая и почти суровая, с серыми ставнями окон и мраморными балконами. Маркез пересёк террасу и почти бегом поднялся по величественной двойной лестнице ко входу. Когда же он добрался до вершины, в дверях появилась девушка. Ей было около шестнадцати, рукава белой блузы закатаны до локтей, голубой корсаж и юбка, красная шаль. Тёмно-каштановые волосы были затянуты в узел и скреплены венцом сверкающих шпилек. Девушка сделала книксен, пряча свои сверкающие тёмные глаза.

- Доброе утро, ваше сиятельство.

- Доброе утро, Лючия! Знаешь ли ты, как радуется сердце мужчины, что видит твоё цветущее лицо весенним утром?

- Нет, ваше сиятельство, - ответила она, не поднимая глаз.

- Куда ты так спешишь?

- Поговорить с отцом, ваше сиятельство, – её отец был садовником, – о том, что мы должны получить из замка.

- Тогда будь осторожна и ни с кем больше не заговаривай, - поддразнил он её, - Твои глаза могут свести с ума бедных фермеров и рыбаков. И не только их, - со значением добавил он.