Страница 21 из 25
Гриша совершенно не предполагал услышать такие слова, слова что так сильно противоречат всему его мировоззрению.
– Милый, – ласково обратилась Роза. – Пророк тоже человек, он мог ошибиться. Он не мог достичь истины, человеку она просто не дана.
«Если не дана человеку, то кому же?». Этот вопрос сам собой всплыл в его в голове. «Ведь, кроме человека, нет никого, кто мог бы знать истину».
– Ты ребёнок и видишь этот мир неполноценно. Я понимаю, тебе тяжело это принять, но я хочу уберечь тебя от этого человека. Он злой… плохой, – добавила, подумав.
– Злой? Плохой? – эти слова вызвали ступор у мальчишки. – То есть бесполезный? – уточнил он.
– Злой в отношении человека значит немного другое, – она замялась, пытаясь подобрать определение. – Плохой – это тот, кто совершает злые поступки, причиняет людям боль.
– Злые?! – ещё больше вопрошал он.
Этих понятий ему было не осознать, мораль общества в котором он вырос никогда не использовала выражения «плохой или хороший человек/поступок». Помимо этого, категории «добра» и «зла» также были изменены и практически изъяты из повседневной речи. Поэтому сейчас мальчик находился в вакууме, ему было невдомёк, почему мама говорит вещи, не соотносящиеся с той действительностью, где он живёт.
– Прости. Я никогда прежде не говорила с тобой так, старалась избегать этих тем. Просто пойми, что Кол Галланду не стоит доверять. Он хочет использовать тебя ради своих целей, использовать твои невероятные способности. Ты меня услышал? – нежным голосом удостоверилась Роза.
– Да, мама, – неуверенно ответил он. – Можно я пойду? Ребята, наверное, уже потеряли.
– Конечно.
– И ещё. Мама, я не хочу уходить из приюта, – добавил, закрывая дверь.
Гриша вышел из комнаты в тревожном состоянии. Он старался обмозговать всё, что сказала Роза. Но никак не мог, противоречия лезли из всех щелей.
«Плохой – это тот, кто совершает злые поступки, причиняет людям боль, – размышлял Дангель. – Злой значит гневный, яростный и в этом духе… это выражение отрицательных эмоции. То есть поступки, которые сделал человек на подобных эмоциях – это плохие поступки. Однако. Как можно расценивать поступок через эмоции, а не через полезность или бесполезность? Если делать так, то поступки станут слишком субъективными, и их нельзя будет оценить умом. Они станут лишь восприятием человека событий… По такой логике, когда мне делают что-то неприятное, причиняют ту же боль, то человек автоматически становится злым. Но ведь нужно понимать состояние человека, его мотивацию, намерения и те последствия, что будут после. Ведь и Нейт получается злой… Он много бед на меня накликал. Но это не так. Он сострадательный и отзывчивый. Выходит, «плохой» – это временное состояние. Человек такой в тот момент, когда совершил нечто плохое… а если это временное, то как можно сказать наверняка, каков человек? Только если это происходит на регулярной основе. Но может ли человек быть всегда «плохим»? И выходит, что антоним «плохому» будет «хороший»? То есть люди делятся на хороших и плохих? Но все поступки на чувственном уровне понимаются субъективно… мы ведь не видим всей картины. В таком случае и воровство – это плохо… но воруют по разным причинам. Тогда получается воровство от голода и воровство по желанию разбогатеть это одно и то же, это плохо. А это не так. Воровство из голода вполне понятно и полезно для себя и тех, ради кого воруешь, чтобы накормить. Я не понимаю… нужно ведь проанализировать у кого украл, сколько и зачем. Соотнести бесполезность с полезностью… как можно сказать однозначно, что что-то плохое? Незаконное и бесполезное звучат куда логичнее и понятнее».
– ААА! – крикнул он, вороша голову. – НЕ ПОНИМАЮ!!
– Ты чего кричишь!! – выдала Лотти. – ИСПУГАЛ!
– Прости-прости… просто голова кипит.
– Будешь так орать, детей перепугаешь, – поучительным тоном проговорила она.
Гриша виновато кивнул.
Роза вслед за Дангелем покинула библиотеку и поднялась в свой кабинет. Там её поджидала Эли.
– Настоятельница, кто это был? – спросила нянька, стоя у двери.
– Ах… это уже неважно, Элизабет.
Она вошла внутрь, минуя Диш.
– Зачем он приходил? – продолжила настаивать она.
– Хочет усыновить Гришу.
– Он не выглядит благонадежным, пусть и аристократ. Беспокойно мне. Вы же не позволите ему забрать от нас ещё и Гришу? Так ведь?
– Это не в моей власти, – резко ответила Роза. – Мальчик должен сам решить.
– Но за Нейта… за Нейта ты решила сама.
Эли возмутилась такому лицемерию со стороны настоятельницы. В такие моменты её речь сама собой менялась на «тыкающую».
– Диш, – отреагировала Роза грозным тоном. – Я поняла свою ошибку в отношении Нейтана. Я не могу выбирать за детей. Но сделанного не воротишь… Пусть хоть Гриша сам выберет.
– Всё равно это как-то… неправильно, – размышляла Эли. – Наша задача находить лучших родителей для детей. Мы не можем пускать всё на самотёк. Я понимаю, нужно учитывать мнение детей, но и самим не терять голову. Пусть Гриша умен, но всё ещё дитё малое.
– Эли. Не части с рассуждениями. Гриша сказал, что не хочет уходить. Не волнуйся. Этот человек не сможет забрать нашего мальчика, и нам в это вмешиваться не нужно. Григорий сам сделает правильный выбор. Я ему уже всё разъяснила.
Диш тяжело вздохнула, слова Розы никак не утешили её.
– Вы изменились, Роза… стали какой-то холодной.
– Всё вокруг меняется. Я просто… просто не хочу поступать также, как поступила с Нейтам, понимаешь?
– Я Вас не обвиняю. Всем было тяжело… Особенно ему, – добавила она полушепотом.
В этот же вечер пришли документы на усыновление, а уже на следующее утро пришёл и сам Кол Галланд в не менее пафосном наряде. Роза представила его Грише и оставила в гостевой комнате. Симон был совсем не похож на Гильмеша: ни фигурой, ни духом. Волосы, уложенные воском; дорогой парфюм; пиджак; лакеи и неосязаемая, но чувственная харизма – всё это недвусмысленно говорило о его высоком статусе.
– Так вот ты какой, Григорий Дангель, – заговорил Симон. – Красивый. Наверное, популярен среди девочек.
– Спасибо за похвалу, но я не стою такой оценки, Ваше высокоблагородие, – сдержано ответил он.
– Вежливый. Это достойная черта. Но, что более важно, ты умеешь правильно говорить. Давай опустим формализм? Обращайся ко мне просто Симон. Приятное тут местечко… светлое. Дети мельтешат, – посмеиваясь, добавил. – У меня у самого двое детей твоего возраста и ещё одна постарше.
– Тут правда… мило, – нервничая, ответил Гриша.
– Вежливый, да ещё и скромный. Чудо просто. Скорее всего, тебе известно, что я друг детства Розалии. Очень давно мы с ней знакомы. Она что-нибудь обо мне говорила?
– Она… она ничего не рассказывала о том времени, когда жила в Аристократии, – произнес мальчик. – К сожалению, до недавнего времени я и знать не знал о Вашем существовании.
– Вот как. Но оно понятно. Аристократы редко публично покидают пределы своей стены и не особо афишируют о своей жизни. Эх, уверен, Розалия крайне нелестно обо мне отзывалась.
Гриша напряженно обдумывал свои слова.
«Он не кажется таким, каким описала, мама, – в голове мальчик тщательно анализировал портрет собеседника. – Спокойный, очень вежливый и наружность его вызывает лишь положительные эмоции. Так ли он «плох»?»
– Мама, назвала Вас плохим человеком, – решился высказаться Григорий. – Правда, я не совсем понял, что это значит.
– Она всегда неясно выражалась. Но я понимаю, что она имела ввиду. Ваше поколение, да и наше тоже, практически не применяет такие понятия к людям. Но, возможно, Розалия в чём-то и права. И я, действительно, плохой.
– Вы же аристократ…
– Аристократы сейчас другие, нежели ранее. Они отошли от добродетели.
– Мама, мне то же самое сказала. Она сказала, что классовая система ошибка.
«Вот ведь девка… уже успела засорить его», – подумал Симон.
Его лицо стало серьезным.
– А как ты считаешь?