Страница 50 из 123
Вот и сейчас систер наверняка по дороге в «Империал» зависла на обочине и «стряпает» со своей бандой, которую уважительно величает «командой», очередное «дело века». Михаил усмехнулся и с досадой вздохнул. Эти трое даже общий псевдоним для себя сварганили: «чистильщиками Леони» назвались, не больше и не меньше. «Леони» возникло из компиляции букв их фамилий: Леонтьева, Ожеговой и Новиковой. И как только Юлька со своими великими амбициями согласилась плестись в конце названия их бренда? Это до сих пор оставалось для Михаила загадкой, хоть та и объяснила ему сие жестким требованием мамы к конспирации и полной анонимности.
«Как же ты смирилась, с такими-то амбициями?» — как-то спросил он Юльку.
«Подождут. Мой звездный час — не за горами! — бросила она тогда в ответ. И таинственно так добавила: — Всему своё время».
Впрочем, анонимности ее участия в этом трио полностью соблюсти не удалось, так как третья и четвертая буквы их фамилии все же «загремели» в псевдоним. Но по большей части бедняжке систер приходилось довольствоваться титулом «мозга» сей кампашки негласно. Ей строго запрещалось «светиться» на всяких телешоу, куда исправно и с большим удовольствием ходили первые двое. Ходили, приписывая себе любимым все лавры сомнительной славы разоблачителей, и стойко отбивались от вопросов на тему «лишних» букв в их псевдо.
Михаил очень любил Юльку, но патологическая способность той встревать в резонансные тёмные делишки, считая это своим профессиональным долгом, не на шутку его напрягала.
Чтобы притушить в себе гнев от опоздания сестры Новиков вернулся мыслями на час назад.
Сегодня утром его неожиданно пригласили позавтракать с одним мутным типом. (от автора: отсылка к главам 46–47 первой части). Как вскоре выяснилось в беседе с горничной, тип тот в кругу сотрудников «Империала» слыл чуть ли не тенью отца Гамлета. Все они негласно называли его «Пауком», и, хоть и съеживались от иррационального страха при контакте, но были вынуждены мириться с его визитами, поскольку тот являлся родственником Орлова.
Комната, в которой Михаилу выпала сомнительная честь завтракать с «Пауком», язык не поворачивался назвать кабинкой. Он выяснил, что ступить на ее порог дозволялось лишь избранным. «Паучье логово» скрывалось от посторонних глаз за массивными шторами, в самом дальнем углу зала ресторана. Тяжелые и непроницаемые на вид, они плотным покровом свисали с потолка до самого пола и на все сто вписывались в интерьер зала, создавая эффект одной из четырех его стен.
Внутри владение «Паука» напоминало полноценную обеденную зону, со столом внушительных размеров, расположенным у единственного в комнате окна, и, хоть и небольшой, но полноценной кухни с навороченными плитой и раковиной, встроенными в солидный гарнитур. Несмотря на то, что «логово» и без того было скрыто от всех за импровизированной стеной, его хозяин демонстративно опустил на окно не менее плотные жалюзи. Видимо, для придания их беседе пущей важности и конфиденциальности. Новиков до сих пор был под впечатлением от того мутного разговора и остро чувствовал себя загнанным в угол зверем.
«Дежавю какое-то», — мысленно отметил он, недовольно скривив губы.
Сотрапезником Новикова за завтраком оказался Олег Максимович Жаров. В этот раз Михаил рассмотрел его лучше, чем в первый, когда им довелось встретиться днем ранее в «Империальской» кофейне. Но в тот момент Михаил был зол на холодный прием, устроенный ему Екатериной в ванной ее апартаментов, поэтому обратил внимание только на высокомерный тон Жарова и на его клюку. Теперь же ничего не отвлекало Новикова от того, чтобы тщательнее рассмотреть наглеца.
За столом напротив сидел явный параноик. Параноик, закаленный годами ненависти к конкретным людям. Стальной блеск холодных серых глаз будто лишал воли. Михаила раздражала и манера собеседника смотреть в упор, не моргая. В течение всей беседы на матово-бледном лице «Паука» не дрогнул ни единый мускул. Даже губы почти не шевелились, по большей части оставаясь чуть приоткрытыми, пока тот говорил. Только выразительные, будто замораживающие глаза, казалось, и были на этом лице по-настоящему живыми. Новиков рассматривал своего визави и поначалу недоумевал, почему того прозвали «Пауком». Этот человек виделся Михаилу ледяной глыбой, водруженной за стол напротив с целью лишить воли, надавить и получить нужный результат. Глыбой с гривой зачесанных назад волос, густых не по возрасту и белых как у луня.
Низкий, хриплый голос этой «Глыбы» поражал сочностью, глубиной и, как ни странно, отличной дикцией. Он звучал спокойно, немного монотонно и лишь иногда — с едва различимыми нотками сарказма. И этот ровный тон входил в явный диссонанс со взглядом, заискрившимся лютой ненавистью, стоило речи зайти о Громовых.
В какой-то момент в глазах этих промелькнула шальная вспышка, а серая радужка чуть потемнела и принялась «плавиться», словно жидкая сталь. Михаил оцепенел, физически ощутив на себе смысл выражения «сковать взглядом». Он будто застрял в паутине: ни дернуться, ни шевельнуться, и был в состоянии только дышать, и то — через раз. Ощущения поразили реальностью, а всплывшая перед глазами картинка виделась такой четкой, что можно было разглядеть сложный узор паутинной сетки, напичканный бесчисленным множеством узелков, а также — прочувствовать липкую субстанцию ее «нитей». Мозг Новикова настолько вошел в транс, что «показал» и создателя своих липких пут. Огромный чёрный паук сидел в небольшом отдалении от Михаила, буравил его прожигающим взглядом красных глазок—бусинок и, казалось, был готов вонзится в плоть. Вонзиться и высосать из нее всё до последней капли.
И это бы непременно случилось, если бы не резкий звон, ворвавшийся Михаилу в уши: словно рядом что-то упало и разбилось вдребезги. Новиков моргнул и потупил взор. На столе, прямо перед ним валялась чашка с отколотой ручкой, а недопитый им кофе окрасил белую скатерть черно-бурыми кляксами.
«Паук» на пару мгновений прикрыл глаза, а потом… Потом будто растворился в воздухе. Исчез бесследно. Перед Новиковым снова восседала леденящая Глыба.
Находясь за одним столом с этим опасным человеком, Михаил вынужденно поддерживал беседу и раздумывал, за что же тот ненавидит Громовых. Почему так стремится навредить именно Кате? Чем та успела ему «насолить»?
Впрочем, Новиков не горел желанием втягиваться в их разборки, ведь и своих ему хватало с лихвой.
«Вывезу ее из страны, и этот тип до нее не дотянется», — решил было он и даже сделал попытку уйти, но был внезапно остановлен голосом матери, зазвучавшим из диктофона Жарова. Та запись не оставила Михаилу выбора…
«Одной проблемой теперь больше… Нужно переговорить с родителями», — решил он, стоило их беседе с Жаровым завершиться.
Майкл стоял у окна, в дальнем углу холла «Империала». Гостей тут было немного, основная их масса толпилась в центре и у гардероба. Через массивное, слегка затемненное стекло окна отлично просматривалась парковка «Империала», но машины сестры на ней до сих пор не было.
Новиков недовольно оглядел холл. Повсюду кучковались и сновали гости. Казалось, в огромном зале яблоку негде было упасть и его местечко у окна было единственным «свободным».
Раньше он обожал толпу. Она всегда питала его энергией. Была его стихией. Да, в ней он чувствовал себя как рыба в воде. Он мог управлять ею: когда надо успокоить, убедить в чем-то, если требовалось, заставить перед ним расступиться, если шел сквозь нее напролом.
Но с некоторых пор всё изменилось. Майкл вдруг стал остро ощущать себя в ней песчинкой. Бесправной мелкой песчинкой. Это случилось как-то в одночасье. В аэропорту, вылетая на Родину, он стоял в очереди на досмотр и вдруг почувствовал себя неуютно. Нестерпимо захотелось из нее выйти. Даже не выйти, а бежать сломя голову. С большим трудом он тогда удержался, чтобы не сделать этого. Такая реакция ошеломила его, но отойдя от шока, он смог себя убедить в том, что в его новом положении это только в плюс: ведь маленькой незаметной песчинке легче затеряться среди себе подобных. А затеряться — значило скрыться от всевидящего ока его новоиспеченного сюзерена — Лакшита Чара.