Нет моей вины

Итак, Добрыня Степанович Коршунов и Сергей Александрович Дуэнос-Хименес. Отлично!

Артём уже более десяти лет работал с детьми, — репетитором, преподавателем, завучем, директором, — и безусловно, сталкивался с разными интересными именами, фамилиями и отчествами. Но оба сегодняшних героя превзошли всех по экзотичности и оригинальности!

Однако как несовершенен этот мир для перфекциониста, коим был Артём… Ведь Добрыня должен быть Никитич! А Дуэнос-Хименес должен быть Серхио Алехандровичем, не иначе!

Что ж, готовность пять минут. Это первая конфликтная ситуация при участии родителей в данной школе, но безусловно, далеко не последняя. С почином, как говорится!

Артём выпил стакан воды, поправил причёску и галстук перед зеркалом и устроился за столом.

Вскоре раздался знакомый деликатный стук в двери.

— Артём Александрович, все подошли, — сообщила Нина Андреевна.

— Пригласите, пожалуйста! — и он поднялся навстречу вошедшим.

Сначала в дверях появилась супружеская чета: оба высокие, светловолосые, в светлых пальто, только мужчина плотный, а женщина очень тощая и с выражением дурного настроения на лице. С ними вошёл невысокий и не слишком выразительный мальчик. Артёму почему-то вспомнился при виде него Иван Семёнов, второклассник и второгодник. Итак, это семья Коршуновых, судя по всему. Далее вошли двое — довольно высокий, но худенький темноволосый и темноглазый мальчик, и невысокая стройная женщина в светло-зелёном плаще. Значит, Серхио Алехандрович только при поддержке матери, которая на испанку совсем не похожа.

Артём поприветствовал вошедших, и все устроились либо на диване, либо на стульях. Перед тем, как начать разговор, он ещё раз обвёл глазами присутствующих и замер, разглядев лицо матери Серхио Алехандровича. На него спокойными зелёными глазами смотрела Катя.

Глава седьмая

Всё-таки она поменяла причёску.

Это первое, что пришло ему в голову. Он спокойно произносил какие-то общие слова, подводя к тому, чтобы мальчики начали рассказ о произошедшем, а сам думал только о том, что у Кати нет больше косы, а есть модная стрижка на волосах средней длины. А ещё пряди, которые чуть светлее её природного цвета, лежащие так, словно волосы чуть выгорели. И брови стали чуть-чуть, самую малость ярче, выразительнее.

В остальном Катя не изменилась: не располнела, не похудела, такие же бледные щёки, а на носу веснушки.

Она всё так же спокойно смотрела на него и слушала внимательно.

Постепенно он пришёл в себя от потрясения, внутренне собрался. В конце концов, не мальчик давно, и вообще, его ничем теперь не проймёшь.

— Добрыня, расскажи, как всё было, — обратился Артём к Коршунову-младшему. Двери тихо приоткрылись и бесшумно вошла Татьяна Юрьевна, классный руководитель четвёртого «а», кивнула всем, устроилась на стуле у двери, поправив очки и короткие седеющие волосы.

Добрыня начал повествование о том, как Сергей погнался за ним на перемене, схватил за шиворот, затолкал в туалет и заблокировал двери.

— Вот так ни с того ни с сего погнался, схватил и затолкал в туалет? — уточнил Артём, бросив взгляд на Серхио Алехандровича, у которого вдруг вспыхнули щёки. Артём понял, что от возмущения.

— Да, ни с того ни с сего, — кивнул Добрыня, покосившись на мать. Слегка оттопыренные его уши пылали, аки щёки его оппонента Дуэноса-Хименеса.

— Сергей, расскажи теперь ты. Выслушаем твою версию произошедшего, — Артём посмотрел во встревоженные тёмные глаза.

— Добрыня на перемене погнался за Софией Скомороховой, схватил её за косу и хотел привязать косу к ручке двери мужского туалета. У Софии очень длинная коса. София плакала, потому что ей было больно, а Добрыня не отпускал. Тогда я взял его за шиворот, затолкал в туалет, а в замок вставил скрепку.

«Надо было ещё волшебный пендель ему дать, не помешало бы», — подумал про себя директор со стажем Суворов, отчётливо понимая, что вслух такое никогда не скажет, не те сейчас времена. Сразу суд.

— Это правда, Добрыня? — спросил он.

И по тому, как залился краской Добрыня и опустил голову, все поняли, что правда.

— Что ж, почему-то я подозревал, что без прекрасной дамы тут не обошлось, — задумчиво произнёс Артём. — Татьяна Юрьевна, можно как-то Софию пригласить? Она на физкультуре сейчас?

— Да-да, — Татьяна Юрьевна поднялась и быстро вышла.

— Пока ждём Татьяну Юрьевну и Софию, хочу обратиться к вам, — Артём посмотрел на Коршуновых-старших. — Думаю, что Элеонора Григорьевна говорила это, когда проводила общее собрание для родителей первоклассников. Возможно, вы за три года забыли. Даже если вы напишете жалобу в Европейский суд по правам человека, отвечать вам буду я, Суворов Артём Александрович. Потому что любой инцидент такого порядка, как тот, который мы сегодня разбираем, решается сначала на уровне класса. Если не решился — на уровне школы. Вот если я ничем не смогу помочь, тогда уже можно обратиться в управление образования, потом в министерство, и так далее. Но спросят всё равно с меня. Потому, если возникли проблемы, — пожалуйста, подходите, говорите. Или пишите мне на электронную почту. Договорились?

Коршуновы понуро закивали. Отец бросил на Добрыню красноречивый взгляд.

Вернулась Татьяна Юрьевна, и с ней вошла высокая, довольно плотная девочка в оранжевой футболке и синих шортах. Круглые голубые глаза смотрели на Артёма испуганно. А светлая коса, действительно, спускалась почти до колен.

— Здравствуй, София! Присаживайся и расскажи нам, что произошло позавчера на перемене. Почему Сергей запер Добрыню в туалете?

София, сначала тихо, а потом осмелев, рассказала слово в слово версию Серхио Алехандровича.

— Странно получается. Добрыню обидели — он рассказал родителям. А ты почему никому не рассказала, София? Даже Татьяне Юрьевне?

— Знаете, — София, совсем освоившись с Артёмом, округлила глаза. — Бабушка однажды прочитала в интернете о том, как один мальчик ударил другого в школе, а потом пришёл папа того мальчика, которого ударили, дал подзатыльник тому, первому мальчику. А его родители пошли в полицию, и этого папу посадили в тюрьму. А вдруг бы мой папа пришёл и дал Добрыне подзатыльник? Я не хочу, чтобы моего папу полиция забрала!

«Вполне могла бы и забрать», — подумал Артём, посмотрев на возмущённых Коршуновых. А ещё подумал, что бабушке Софии надо бы фильтр на интернет поставить.

— Есть очень хороший выход из положения, София! — серьёзно сказал он. — Я вижу, ты не такой человек, который будет по глупостям жаловаться. Но если случилось что-то серьёзное, например, тебя пытаются за косу привязать, или ещё как-то обидели, приходи сразу ко мне и рассказывай. Договорились? И родителям нужно всё всегда говорить. Не думаю, что твой папа стал бы вести себя неправильно.

София радостно закивала.

— Вот и замечательно! Теперь мы тебя отпустим обратно на урок, Татьяна Юрьевна проводит тебя. Но сначала… Добрыня? — Артём красноречиво поднял брови.

— Извини меня, пожалуйста, София, я так больше не буду, — проговорил Добрыня скороговоркой, не поднимая глаз.

— Вот теперь поступок настоящего мужчины, — кивнул Артём, и Добрыня расцвёл от радости. — Не зря же у тебя такое имя красивое. Знаешь, кого так звали? Вы должны были читать.

— Богатыря.

— Вот. А богатыри же защищают слабых, правда?

— Да, — улыбнулся приободрившийся Добрыня.

Неважно, что София выше его почти на голову. Девочки в этом возрасте всегда обгоняют мальчишек.

София вышла в сопровождении Татьяны Юрьевны, а Артём внимательно посмотрел на Серхио Алехандровича.

Он должен сказать ему что-то воспитательное, подвести некий итог разговору. Но ему хотелось сказать только то, что парень был полностью прав.

— Сергей, я хорошо понимаю твоё стремление к справедливому возмездию и желание защитить Софию. Но всё же надо было сначала попытаться поговорить с Добрыней. Мы же цивилизованные люди. Нужно уметь разговаривать.