Постапокалипсис

— Простите, — вновь извинилась секретарша, — но он был так настойчив, что я не смогла его остановить.

Капитан Бородин не всегда был рад гостям, тем более не званным. Зайдя утром в свой кабинет, он с удивлением заметил, что его место окупировал помощник генерала Эйсмонта Игорь. Сидя на его месте, он в наглую рылся в кипах бумаг, моментально читая в них нужную информацию. Заметив хозяина кабинета, Игорь лишь хмыкнул себе под нос, и продолжил своё дело. Такая наглость была излишней, — отметил капитан, устраиваясь в кресле напротив.

— Боюсь даже спросить, милейший, откуда у вас допуск в это помещение, — почти хладнокровно, без нервных ноток поинтересовался он.

Игорь кинул мимолётный взгляд в его сторону. Не отрываясь от бумаг, он ответил:

— Как будто вы не знаете, Бородин, насколько широки мои полномочия. В этих краях нет дверей, которые бы не могли распахнуться передо мной. Каждый из нас играет свою стратегическую роль. Моё амплуа сильнее вашего, хоть вы с этим и не согласитесь.

— Ладно, допустим, моё амплуа марионетка, пляшущая под вашу с генералом дудку. А какая же роль у вас? Кукловод? А, может, тоже марионетка? Только вы ведь вряд ли с этим согласитесь, а?

— На данный момент я ревизор. Разве не понятно?

Капитану не нравилась эта метафорная игра, но он был не прочь потягаться с противным помощником генерала.

— Ревизор, — задумчиво протянул он. — Наверно, такой умный человек как вы нашли много проволочек в моих записях. Если есть какие-то вопросы, вы всегда можете обратиться ко мне, конечно, если ваш интеллект на это способен.

— Что вы имеете в виду?

— Если гора не идёт к Магомеду, Магомед идёт к горе. Смею предположить, что вы считаете, будто я от вас что-то скрываю, иначе бы не пришли в мои апартаменты без предупреждения. А ведь я не люблю явного недоверия к своей персоне. Меня это настораживает. Думаете, зря?

Раздражённо поморщившись, Игорь откинулся назад.

— В ваших документах есть целый ряд тёмных пятен, требующих более тщательной проверки. Кое-что я заберу с собой. Вам же советую не покидать город в ближайшие несколько дней.

— Исключено! — запротестовал капитан. — Через час я вылетаю в Лиссабон. Если помните, там сейчас проводится военная операция, и моё присутствие обязательно.

— Сожалею, Бородин, — твёрдо сказал Игорь. — У меня хватает полномочий назвать это приказом. Вы никуда не летите.

Капитан с силой ударил по столу. Игорь от неожиданности вскочил, обронив папку бумаг, которые хотел взять с собой. В кабинет заскочил плечистый здоровяк в военной форме.

— Твоя крысиная морда залезла в мою нору слишком глубоко, чтобы потом беспрепятственно скрыться! — в сердцах закричал капитан. — Думаешь, можно вот так вламываться в мой кабинет и брать всё, что тебе вздумается, подлый засранец! Этим ты подписал себе смертный приговор. Я никому не позволю таких вольностей на моей территории.

— Вы не в себе, — взвыл Игорь, спиной прижимаясь к стене. — Я его мозг! Он не позволит, что бы со мной что-то случилось.

— А мы его спрашивать не будем, — зло улыбнулся Бородин, вставая с кресла. — Был кукловод, да сплыл. Влад!

Здоровяк ринулся вперёд, хватая Игоря за горло. Тот неистово зашипел.

— Давай, — спокойно скомандовал капитан и направился к выходу.

Как был задушен помощник генерала, он не видел. Пройдя в приёмную, он остановился у стола своей секретарши, взволнованно работавшей на компьютере. Она изо всех сил старалась показать, будто ничего не замечает, но назойливый взгляд капитана пронизывал её с ног до головы, заставляя нервничать.

— Ко мне никто не приходил? — как ни в чём не бывало спросил он.

— Нет, капитан, никто, — не поднимая глаз, с трудом промолвила она.

— Хорошо. Возьми выходной, дорогая. Меня пару дней не будет. Я вылетаю в Лиссабон.

--

В подвале, где очнулся Макс, было темно и холодно. По среди камеры висела маленькая лампочка, тускло горевшая под мокрым потолком. Три стены из бетона, четвёртая решёткой. Точно, камера. Вокруг пятеро миротворцев в изрядно потрёпанных армейских формах. Никто не спал.

— Очнулся? — спросил один из них на ломанном английском.

Макс слабо кивнул, но отвечать не стал. Суставы болели так сильно, что он боялся лишний раз пошевелиться.

— Я врач, и знаешь, что тебе скажу, парень? Ты точно родился в рубашке. Я тут слышал, какие ты подвиги совершил, и был очень удивлён, когда не обнаружил на твоём теле ни одного перелома. Тебе сильно повезло. Вот Брэду повезло меньше. Его бросили сюда в таком же состоянии, как и тебя, однако при осмотре я выявил открытый перелом руки, раздробление пяти пальцев на одной ноге и рёбра, отчего он с трудом держит дыхание.

Парень перевёл взгляд на солдата, плашмя лежащего у стены. Тот и впрямь еле дышал.

— Меня зовут Маркус, военный врачь миротворческой миссии ООН. Это Алан, Дик, Кингсли и Брэд, бедняга.

Миротворцы кивнули в знак приветствия.

— Макс, — в свою очередь представился парень, с болью приподнимаясь на влажном полу. — Я из Белоруссии. Студент.

— Так это правда, что ты уничтожил бронетранспортёр? — с интересом спросил Маркус.

— Наверно. Вообще-то, я плохо помню.

— Ты не студент, парень. Ты герой.

— Суперстудент, — слабо усмехнулся Брэд, и тут же поморщился от боли.

Оптимисты, — подумал Макс, — это хорошо.

— Что вы ещё слышали? Откуда гости?

— Могу сказать лишь одно: они определённо русские. Город полностью под их контролем. Руководство ООН арестовано. Людей сажают в самолёты и отправляют в неизвестном направлении. Трупы с улиц не убирают. Наверно, не думают здесь долго оставаться. Нас же шестерых держат здесь.

— Отдельно от остальных? Зачем?

— Скорее всего, на нас у них отдельные планы. Что ж, скоро узнаем.

--

— Я не буду разделывать человеческое мясо! — закричал главный кашевар полевой армейской кухни.

Будучи человеком под сто двадцать килограммов весом, он не боялся давать отпор людям в военной форме, даже если это были десантники. В правой руке он сжимал внушительного размера нож, так, на всякий случай, если вдруг краповые береты не решат навалиться на него штурмом. Пусть он был всего лишь кашеваром с белой косынкой на голове, но гордость свою не терял. Кухня была его территорией, и чужакам тут не место.

На крики сбежалась почти вся армейская дружина, принимавшая ужин в мобильной столовой. Собралось несколько десятков человек, окруживших конфликтующую толпу. Пятеро десантников пришли потолковать с главным кашеваром, мол, не дело это кормить пленных провизией из собственных запасов, отсчитанных по мизеру на каждого солдата. Захвачено несколько тысяч человек, а пока их отправят в Сибирь пройдёт несколько дней, что сильно ударит по их желудкам. Делиться едой с изгоями никто не хотел, но и жарить человеческое мясо не под силу местным поварам, за что и возник данный конфликт.

— Опусти нож, Борман, и дай нам пройти. Мы хотим потолковать с твоими ребятами, — говорил младший лейтенант десанта, из-подо лба поглядывая на блестящий клинок у своего лица.

Но кашевар был непреклонен. Пусть он не солдат, но в своих кругах пользовался авторитетом. Высокий, полный, с редкой щетиной на пухлых щеках. Один его вид заставлял опасаться своих врагов, и не напрасно. Те, кто знал его особо близко, скажут, каким он бывает в приступе гнева, поэтому наглые десантники и не торопились лезть на рожон.

Дело было на улице, прямо на том самом пустыре, где располагался фургон убитого ранним утром старика. Здесь военные развернули свой лагерь, куда стягивали бронетехнику и пленных, захваченных в бою. В городе ещё были слышны редкие выстрелы, поэтому перебазироваться туда было всё ещё не безопасно. Самолёты располагались дальше в пустыне, где нашлось самое благоприятное место для посадки. Этим местом был старый аэропорт, покинутый местным управлением буквально сразу же после ядерных взрывов, так как вся летательная техника вышла из строя из-за электромагнитных импульсов. Проникнуть туда можно было только на автомобиле, поскольку ровный ландшафт, служащий для посадки и взлёта самолётов, был в нескольких километрах от лагеря.