Семь Оттенков Зла

За последние недели Берри могла с уверенностью сказать кое-что о мистере Стауте: он не просто приходил куда-то — он прибывал. В фиолетовом костюме и винно-красном плаще, накинутом на огромные плечи, со своим огромным бочкообразным животом, на фоне остальных пассажиров он был подобен галеону на фоне шхун. Его голова была лысой, глаза — ярко-голубыми (холодными, в отличие от глаз Кары Диксон), подбородок напоминал деревянный таран, а щеки были, мягко говоря, упитанными. Берри подумала, что такая толстая шея, как у него, могла бы запросто выдержать две головы. В целом он был впечатляющим человеком. Особенно выделялся его голос. Когда он к кому-то обращался, это всегда звучало так, будто Морган Стаут считает всех вокруг тупицами, недостойными его присутствия.

Если бы Роуди Реджи был не столь вопиющим в своих выходках, остальные пассажиры дружно недолюбливали бы именно Моргана Стаута. Однако этого большого человека терпели молча. При этом Берри успела выяснить, что Стаут действительно обладает выдающимся умом и, очевидно, прочел сотни книг, ведь он рассказывал о цивилизации древних египтян так же легко, как о последних убийствах лондонских банд. Берри показалось, что у него ярко выраженный интерес к преступлениям… и чем они причудливее, тем лучше.

Мог ли у него быть интерес к краже драгоценностей? Это еще предстояло выяснить.

— Доброе утро, мистер Стаут, — поздоровался Холлидей, но здоровяк не соизволил ответить. Он сел на стул, который издал протестующий звук, похожий на мяуканье кошки, чей хвост угодил кому-то под ноги.

— Кофе! — прогремел заказ, который делался каждое утро примерно в одно и то же время. И каждое утро МакКиг бросал на Стаута взгляд с остротой шотландского клейморского меча[56], вонзаемого в живот, и не торопился исполнять заказ.

Холлидей сохранил дружелюбное выражение лица.

— Хорошо провели ночь, сэр?

Стаут перевел на молодого человека холодный взгляд и несколько неловких секунд сидел, уставившись на него, прежде чем сказать:

— Я нахожусь на борту корабля, который стонет и охает, как старик, которого мучает сам дьявол, а я втиснут в койку, которая придает мне форму, неизвестную жителям этой земли. Как, по-вашему, я мог хорошо провести ночь? — Из кармана пиджака он достал маленький голубой флакончик, откупорил его и поднес к носу. Его ноздри раздулись. — Ах! — воскликнул он. — Эссенция орхидей! Лекарство от нервов, паралича, несварения желудка, испорченного настроения и головных болей!

— Но, похоже, от раздражительности не помогает, — вынуждена была сказать Берри.

Стаут холодно взглянул на нее и выдавил из себя улыбку — такую тонкую, что ею можно было разрезать несколько сосисок МакКига.

— Помогает почти от всего, — буркнул он, — хотя против невежества, маскирующегося под дружеское общение, оно бесполезно.

Какой могла бы быть реакция на это веское замечание, так и осталось загадкой, потому что на камбуз вошел капитан Стоунмен, одетый в шерстяную шапку и теплое пальто. На его бороду налипли крупинки льда. Он сухо пожелал всем доброго утра, взял чашку кофе, отхлебнул немного и только после этого обратился к пассажирам:

— Я советую никому не выходить на палубу. Сегодня довольно сильный ветер. Я бы предостерег вас от подъема, хотя я и знаю, что некоторым из вас хочется подышать свежим воздухом. Если вы все-таки подниметесь, наденьте перчатки и держитесь за страховые канаты. Вы меня поняли? — Он дождался кивков и звуков согласия, а затем пристально посмотрел на Берри. — Мое слово — моя гарантия, — сказал он. — Я установил закон, как вы просили. Надеюсь, это принесет хоть какую-то пользу. — Он допил кофе, взял два куска кукурузного пирога и вышел.

— Установил закон? — переспросил Диксон, когда дверь закрылась. — Что это было?

— Я попросила капитана Стоунмена еще раз поговорить с мистером Гулби о его отвратительных манерах и пренебрежении к дамам на борту, — пояснила Берри. — Я не хочу прожить еще месяц, избегая мужских рук, распускаемых на каждом шагу.

— Это тянет на тост! — Диксон поднял кружку. — Кара будет рада это услышать! Но, будь моя воля, я бы отказался от любезностей и выбросил этот мешок с мусором за борт.

— Что ж, — вздохнула Берри, — поскольку «Леди Барбара» — корабль капитана Стоунмена, он должен обеспечивать соблюдение правил цивилизованного поведения. Будем надеяться, что с Гулби ему это удастся.

— Сомнительно, — проворчал Стаут. — Этот человек — отъявленный хам, и то, что заложено в его крови, изгнать невозможно.

На этой кислой ноте Берри закончила свой завтрак и покинула камбуз. В своей каюте она надела тяжелую меховую шубу, купленную в Лондоне на кровавые деньги Профессора Фэлла, кожаные перчатки и плотно прилегающую шерстяную шапочку. Она была полна решимости подняться на палубу и несколько минут подышать свежим воздухом. Не нужно было говорить, что сочетание запахов от людей, находящихся поблизости, поголовья коров, кур и свиней на борту, а также стойких ароматов ночных горшков — это не прогулка по Кенсингтонским садам. Оттого и возникла необходимость в нескольких чистых, пусть и морозных, вдохах. Стоило быть осторожной — палуба была ненадежной. Пусть вдоль перил тянулись страховочные канаты, за которые можно было ухватиться, на покрытых льдом досках все равно нужно было ходить осмотрительно, а держаться за канаты без перчаток было чревато обморожением.

На высоте переднего трапа она толкнула люк, и ветер почти тут же затолкал ее обратно. «Колкий» — было слишком мягким словом для его жестокой атаки. Тем не менее, никто не осмеливался проклинать ветер на парусном судне, потому что над ними были величественно расправленные полные паруса на высоких мачтах на фоне тусклого серого неба. Судно рассекало море, пронизанное зелеными нитями и белой пеной. «Леди Барбару» качало, волны бились о нос и поднимали туман, который превращался в блестящий лед, покрывающий все поверхности, но в действиях корабля не было ничего необычного, и они были гораздо менее грубыми, чем в другие штормовые дни.

Когда Берри вылезла из люка, она ухватилась за окрашенный в красный цвет канат по правому борту, который был прикреплен к поручням и тянулся по всей длине корабля. Гордясь своим с трудом обретенным равновесием в условиях неустойчивости моря, она прошла мимо дымохода камбуза, выступавшего над палубой до поручня правого борта в средней части судна.

Море и расстояние… Казалось, эта серость будет простираться вечно. Посмотрев направо, Берри смогла различить едва заметную тень фигуры рулевого за штурвалом корабля. Было бы разумно укутать его и надеть маску для лица, чтобы защитить от лютого холода.

Слева брызги, поднимающиеся над носовой частью корабля, были колкими, как иглы. Берри не смогла бы оставаться здесь слишком долго, но она была полна решимости наслаждаться чистым воздухом, пока может.

Роуди Реджи. Реджинальд Гулби.

Кто-то собирался украсть его драгоценности. По крайней мере, он так считал. Могло ли это быть правдой? Он действительно выглядел обеспокоенным тем, как его потревоженные ботинки стояли на полу. Но, опять же… что с того? Мужчина слишком много хвастался своими драгоценностями. Если здесь и есть кто-то, чьи руки алчут до чужих ценностей, он обязательно обратил бы свое внимание именно на Роуди Реджи.

В каком-то смысле Берри было даже жаль его. Он казался человеком, чья слабая натура просто не позволяла ему вести себя нормально. Он был…

Он худший из недугов, — подумала Берри.

И все же, он был человеком, которому очень сложно найти друзей.

Но ведь это было на его совести, разве не так?

Она вспомнила, как Гулби говорил: «Твой Мэтью занимается решением проблем. Может, что-то из его умений передалось и тебе?».

Это было просто смешно.

Однако она вдруг осознала, что с тех пор, как встретилась с Гулби возле камбуза, ее не одолевало беспокойство за Мэтью.

56

Клейморский меч — особый тип двуручного (реже одноручного) меча, использовавшийся в Шотландии в XV-XVII веках.