Сцены любви

– Школьный любительский театр, – пробормотал он.

– ...численность публики была ограничена...

– С ограниченным интеллектом.

– ...и продолжалась короткое время...

– На мой вкус слишком долго.

– ...поэтому у нас здесь действительно нет перспектив. Мне нужно покорять новые миры. Я готова принять новые предложения.

– В Сент-Луис мы уже опоздали.

– А что у нас будет следующим?

– Новый Орлеан.

– Прекрасно. – Она опять поцеловала его в плечо. – Я всегда любила Новый Орлеан.

АКТ ВТОРОЙ

Новый Орлеан и Мехико-Сити, 1883

Сцена первая

Весь мир – театр.

В нем женщины, мужчины – все актеры.

У них свои есть выходы, уходы...[9]

– «Подойди, мой мальчик».[10]

Орсино, герцог Иллирии, в роскошно вышитом камзоле протянул руку. Огромный изумруд в его кольце сверкнул в лучах рампы.

Виола, переодетая пажом Цезарио, в бледно-аквамариновых лосинах и бирюзовой короткой мужской куртке, бросившись через сцену, опустилась у его ног. Подняв голову, она с обожанием посмотрела на Орсино.

Рука герцога легла на ее плечо. Он заглянул ей в глаза и, нахмурившись, грустно вздохнул.

– «Когда узнаешь сладкий яд любви, ты вспомяни меня, мой милый мальчик».

Публика напряженно слушала. Каждая женщина желала бы, чтобы Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов, опустил руку ей на плечо. Каждый мужчина, который восхищался стройной фигурой Великолепной Миранды, хотел бы видеть ее у своих ног.

– «Хотя ты очень молод, но, клянусь, что чей-то взор, благоволенья полный, – продолжал Орсино, – нарушил твой покой».

Виола тут же вскочила и отошла в глубь сцены. Ее ноги, стройные, длинные, красивой формы, заставили мужчин в первых рядах податься вперед. Она помедлила и грустно посмотрела куда-то вдаль. Ее голубые глаза наполнились слезами, засверкавшими в свете рампы.

– «Вы правы, государь».

Орсино встал и направился через сцену к пажу. Его мускулистые ноги в облегающем трико приковали к себе внимание всех женщин. От зрелища обтянутых черной тканью стройных ног и выделявшегося признака мужского достоинства некоторые дамы крепко сжали руками подлокотники кресел.

– «А кто она?»

– «Во всем – подобье ваше». – Пристально вглядываясь в его лицо, она подалась ему навстречу, будто он притягивал ее словно магнит.

Женщины в зале повторили ее движение.

Герцог заглянул в бездонную голубизну ее глаз, потом тряхнул головой и, нервно засмеявшись, отошел.

– «Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?» Действие пьесы продолжалось. Герои говорили о любви в остроумном шекспировском диалоге, замешанном на их собственном притяжении друг к другу. Растерянность Орсино оттого, что его влекло к мальчику, была очевидной. Он положил руку на плечо Виолы, задержав ее там чуть дольше, чем было нужно, потом резко отдернул руку и отвернулся.

Когда Орсино велел ей быть вестником его любви к графине Оливии, Виола превратилась в воплощение любовной тоски. Вынужденная носить мужскую одежду, чтобы защитить свою добродетель, оказавшаяся после кораблекрушения одна на берегу чужой страны, теперь, когда она нашла свою любовь, Виола была расстроена тем, что не могла назвать свое настоящее имя. «Она молчала о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на ее щеках точила».

Он сунул ей в руку кольцо и тут же отдернул свою, будто обжегся от прикосновения к ней. Взгляд, которым они обменялись на сцене, заставил публику изумленно затаить дыхание. Герцог усилием воли заставил себя встряхнуться.

– «К ней и скорее! – сердитым тоном приказал он. – Вручи мой дар, и пусть она поймет: любовь не отступает и не ждет».

Повернувшись на каблуках, он ушел со сцены, опустив голову и сжав руки за спиной.

Она посмотрела ему вслед, потом надела кольцо себе на палец и повернулась к публике. Свет рампы озарял ее лицо, по которому бежали слезы. Она подняла руку, глядя на кольцо с непередаваемой нежностью. Потом грустно сняла его с руки, положила в кошелек и убежала со сцены.

Аплодисменты были оглушительными.

– Я становлюсь слишком старой для Виолы.

– Глупости. Если бы ты потолстела, то я, может быть, и согласился бы с тобой, но ты по-прежнему стройна как мальчик. Даже, пожалуй, слишком. – Шрив повернул Миранду к зеркалу и встал сзади. – Видишь. Я могу руками обхватить твою талию. – Он продемонстрировал это.

– Я говорю о морщинах. – Она опустилась на стул и наклонилась к зеркалу, чтобы получше рассмотреть свое отражение. Во время путешествия по Миссисипи кожа на ее лице начала шелушиться. В результате вокруг глаз и в уголках рта образовалась сеть крошечных морщинок. Миранда провела кончиками пальцев по щеке.

– Ада скроет их гримом, а потом они исчезнут, – успокоил ее Шрив.

– Все равно я слишком старая.

– На следующей неделе у нас «Укрощение строптивой». Для Катарины ты не стара. – Повернувшись к зеркалу, он посмотрел на свою стройную фигуру и удовлетворенно похлопал себя по плоскому животу. – Я стал стар для многих ролей еще несколько лет назад, но это меня не останавливает. Публика не знает, какого возраста должны быть наши герои. Они просто видят, что мы хорошо смотримся на сцене. Единственные роли, для которых возраст имеет значение – это Ромео и Джульетта.

– Мы слишком долго их играем, – сказала она.

Шрив нежно погладил ее по голове, будто она была ребенком, страх которого надо было рассеять.

– Ты прекрасно выглядишь в своих лосинах. У тебя ноги сильные, как у мальчика. Эти скачки по Вайомингу пошли тебе на пользу.

– Я рада, что от этого была хоть какая-то польза. – Она встала и положила руки ему на плечи, а потом провела пальцем по его правой брови. Несмотря на нежность ее прикосновения, он вздрогнул. Слой грима, скрывавший багровый шрам, остался у нее на пальце.

– О Шрив, твои глаза. Они по-прежнему болят?

– Время от времени. – Он улыбнулся и повернулся к ней в профиль. – Но мой нос они не испортили.

Миранда рассмеялась. Она опять осторожно повернула его лицо к себе.

– Им это не удалось. Он великолепен, как прежде. – Миранда провела руками по его вискам. Она скорее умерла бы, чем сказала, что среди его черных волос начали появляться седые. Она нахмурилась, заметив, что количество их растет, и удивилась, почему Шрив до сих пор не обнаружил этого и не стал ничего закрашивать. Потом она, ослепительно улыбнувшись, всем телом прижалась к нему и страстно поцеловала.

Дверь у них за спиной открылась. Ада Кокс быстро вошла в гримерную.

– Этот парик наконец высох, дорогая. – Бросив в их сторону равнодушный взгляд, она надела парик на болванку и начала расправлять локоны. – Эта проклятая сырость сводит меня с ума. Ничего не высыхает вовремя. И мне приходится все время доставать вещи из чемоданов и гладить их утюгом, чтобы они не портились от сырости.

Любовники неохотно разжали объятия. Шрив сел за туалетный столик. Голова его гудела от боли, но он старался не обращать на это внимания. Наклонившись к зеркалу, он стал поправлять грим, но, увидев свое искаженное отражение, широко распахнул глаза.

Миранда села так, чтобы Аде было удобнее надевать на нее парик. Она подняла глаза на костюмершу.

– На сцене от света рампы все равно выступает пот. Он не испаряется. А москиты здесь – настоящие звери.

– Зато публика великолепная. – Следующее заявление Шрива заставило их обеих замолчать. – Ада, когда ты закончишь с Мирандой, может быть, поможешь мне немного? Здесь такой плохой свет, что я никак не могу поправить грим.

Через зеркало Миранда бросила на Аду встревоженный взгляд.

– Ты прав, мой мальчик. Свет здесь действительно плохой. – Ада натянуто улыбнулась. – Нам всем трудно что-либо разглядеть. Удивительно, что мы еще не испортили себе глаза.

9

У. Шекспир «Как вам это понравится», пер. Т. Щепкиной-Куперник.

10

У. Шекспир «Двенадцатая ночь» (здесь и далее в этой сцене).