Поединок

Он стоял на одной ноге, как стоят в балете, выполняя сложную «ласточку», широко раскинув в стороны руки — одну чуть выше, другую чуть ниже.

Прошло мгновение. Другое…

И Ло вдруг поняла, что «фотография» кончилась и сейчас должно начаться «кино». Вернее, его продолжение…

Когда взбешенный Суслик ударил ногой девушку, Дервиш был уже совсем рядом. Он прикрыл на секунду глаза, расслабился. А затем автоматически (сколько лет тренировок!) занял нужную точку в пространстве.

Занял. Выдохнул воздух. Сконцентрировался.

Позвал негромко:

— Эй!

Парни удивленно обернулись.

И тогда Дервиш взорвался…

Удар правой ногой пришелся Насосу по шее, свернул ее мягко в сторону, вызвав дикую боль в районе сонной артерии, заставил парня подпрыгнуть в направлении удара, чтобы хоть как-то смягчить эту самую боль.

Суслик получил двойной удар в подбородок — кистью, затем локтем, — его тщедушное тело оказалось слишком легким, он завертелся юлой, чувствуя, как крошатся во рту сломанные зубы, завыл, захлебнулся кровью, которая вдруг заполнила гортань.

Рюмину короткий, разящий удар пришелся в ту самую болевую точку, которая находится чуть ниже солнечного сплетения; удар был настолько силен и страшен, что еще бы немного, и Дервиш просто-напросто порвал бы ему мышцы живота.

Диме досталось меньше всего, его Дервиш инстинктивно отметил как самого слабого противника…

Дервиш на мгновение застыл в нелепой позе, похожей на «ласточку», но прошла доля секунды, затем другая, и он вновь собрался.

Теперь началось «кино»…

Сначала Дервиш повернулся к Насосу — первым всегда надо отключать вожака. Пока парень падал на него в странном изгибе (туда-сюда, как червяк), Дервиш прошелся по нему, как боксер проходится по «груше». Серия ударов оказалась ужасной, но еще более ужасными были звуки рассекаемой плоти…

А Рюмин в это время все еще продолжал падать…

Дервиш обернулся к Суслику. Достал ногой в пах (вопль) и в ухо (вопль смолк) и еще раз рукой — двойной удар в область сердца. Если бы он бил в полную силу, то результат был бы более плачевным. От таких ударов (если бьют мастера) останавливается работа сердечной мышцы…

А Рюмин все еще продолжал падать…

Диме хватило одного тычка, чтобы он, страшно и пронзительно крича (больше от испуга, чем от боли), распластался на газоне, врезавшись головой в бордюрный камень…

А Рюмин падал…

Дервиш мельком взглянул на Ло. Отметил ее удивление, страх и даже какую-то ярость в глазах. Ладно, с ней потом разберемся, кажется, цела. Так где же у нас последний?

Рюмин наконец упал.

Но тотчас вскочил, выставил вперед руку, в которой была зажата короткая электрошоковая дубинка…

Электрошок? Вздор. Справлялись и не с такими штучками. А про электронную удавку ты слышал, мальчик, а про микросеть?..

Рюмин сморщился, прижал руку к солнечному сплетению. Правильно, болит, машинально подумал Дервиш, она у тебя и должна болеть. А вот сейчас заболит челюсть…

Раз!

И печень…

Два!

И почки…

Три, четыре!

И наконец шея. Но теперь уже надолго…

Пять!

Застонав, Рюмин рухнул на асфальт бесформенной массой.

Дервиш замер. Выдохнул тяжело. Опустил дрожавшие от возбуждения руки. Прикрыл глаза. Какой-то странный красный цвет стал наполнять его изнутри.

Ничего, ничего, сейчас это пройдет…

— Ты что-то сказал? — вдруг донеслось до него.

Дервиш открыл глаза.

Перед ним стояла Ло.

— Нет.

— Я подумала… — Не закончив, она замолчала.

Некоторое время они стояли молча.

Поверженные противники не шевелились. Лишь Насос негромко стонал. Затем дернулся, сделал попытку подняться…

Надо бы его вырубить, вяло подумал Дервиш, но ничего не сделал. Не хотелось.

Лишь притянул к себе Ло и впился в ее губы.

Как будто хотел напиться…

Всю ночь они любили друг друга.

Страстно, самозабвенно…

С дикими животными криками, от которых могли проснуться соседи — Дервиш снимал крохотную квартирку в дрянном панельном доме.

Такого мужчины у Ло еще не было.

Она никак не могла понять, что же в нем особенного. Ну, сильный, ну, умелый, ну, нежный… Это все уже ей встречалось. Десятки, сотни раз. Во всевозможных вариациях…

Дервиш был другим.

Каким?

Без сомнения, он был мужчиной. Во всех определениях этого слова. Но не в тех, вымученных, которые стараются дать поп-идолы и прочие телезвезды, когда их «пытают» журналисты различных ток-шоу… В каких?

Ло не знала. И не хотела знать.

Ей было хорошо.

Очень хорошо.

Очень…

Когда утром Дервиш проснулся, Ло уже не было. Как не было и всех его наличных денег. Она просто-напросто обокрала его, как поступала со многими клиентами, если предоставлялась такая возможность. Это происходило вовсе не от того, что Ло была тварью или законченной клептоманкой. Для нее обокрасть клиента было так же просто и естественно, как официантке обсчитать посетителя.

Просто. Естественно.

Как бы положено.

Дервиш метнулся к тайнику, где лежал аванс, полученный от Силантьева. Слава Богу, эти деньги Ло не нашла.

Глава 7

ДРОЗДОВ

1

Шмелев стал настолько своим человеком у Старика, что это начинало нешуточно его утомлять.

Он окончательно поселился в доме Андрея Егоровича и с тоской порой вспоминал свою грязную квартирку, которая, впрочем, уже давно имела вполне приличный вид. Ремонт пошел на пользу стенам, но не принес никаких зримых выгод самому хозяину. Иван всерьез и надолго поселился у Старика.

За день до того, как взрыв потряс всю эту шарагу до основания, Иван стал свидетелем такого, чего он никак не ожидал от Андрея Егоровича.

В пятикомнатной квартире Старика жили две молоденькие девушки. Андрей Егорович представил их Ивану как своих племянниц, и не верить этому у Ивана до поры не было оснований.

В тот день основания не доверять Старику в этом щекотливом вопросе появились.

Несмотря на то что Иван жил здесь, своего ключа у него не было — всегда открывала дверь какая-нибудь из племянниц. Или Юля, блондинка, или Неля, брюнетка. На этот раз дверь была почему-то открыта, и Иван, толкнув ее, вошел в квартиру.

Сначала он не понял, в чем дело. Какие-то крики, стоны. Голос кричавшего был тонким, визгливым, на самой высокой ноте. Девушки? Нет, голос один и не может принадлежать ни одной из этих изящных особ. Старик? Но если он имеет одну из своих «племянниц», то чего орет, как будто его плетью избивают? Впрочем, кто его знает, может, он таковой вот в любви. Немолодой ведь уже человек.

Тут Иван услышал голос одной из девушек, Нели:

— Куда ползешь, пес?! А ну, тварь, раздвинь ноги?!

Интересно, удивился Иван. К кому это обращаются? К мужчине или женщине? Если к женщине — то почему «пес»?! Если к мужчине — то почему «раздвинь ноги»?!

В следующее мгновение он услышал крик, полный боли, но какой-то странный крик, какой-то странной боли: в этом безумном крике слышалось наслаждение. И Иван был уверен, что кричит Старик.

— Тебе мало, скотина?! — слышал Иван голос другой девушки, Юли. — Получи!

Подойдя ближе к двери, за которой творилось непонятное, Иван явственно услышал какой-то свист, а потом противный звук, который получается, когда ремнем бьют по голой спине.

За дверью плакал Старик!

— Пощадите меня, умоляю вас, пощадите! Прошу вас, пожалуйста!