Поединок

Береза плакал, как ребенок, наказанный родителями, и просил у Игоря прощения. Напоследок Игорь еще пару раз дал ему по физиономии и пошел домой.

И только дома он испугался. Никакая сила не могла бы его заставить снова выйти во двор и приблизиться к беседке. Ему было страшно от мысли, что он на самом-то деле боится, безумно боится этой толпы пацанов, и все, что он сейчас сделал, произошло в каком-то кошмарном сне, а в реальности он все так же холодеет от одной мысли, что может столкнуться с ними во дворе.

И тем упорнее он стал тренироваться. Одно только предположение о грядущей встрече с его мучителями повергало его в ужас.

Он одержал победу, но не смог победить в себе страх.

После бокса он пошел в секцию карате. И здесь он буквально истязал себя бесконечными тренировками, пытаясь обрести наконец долгожданную уверенность в себе и в своих силах. Но она все не приходила. Игорь проигрывал один бой за другим из-за того, что не мог преодолеть свой страх перед противником — и сдавался, еще не успев выйти на татами.

Он стал ходить по улицам поздними вечерами, чтобы встретить хулиганов, с которыми вступит в драку, преодолевая этот мучительный, липкий и неотступный страх. Увидев в подворотне подвыпившую компанию, он шел прямо на них, подходил вплотную и спрашивал о какой-нибудь ерунде — просил прикурить или дать двухкопеечную монету для телефона, и хотя впрямую не нарывался на конфликт, но вел себя почти вызывающе. И только один раз дело закончилось дракой, из которой он, хотя и вышел победителем, не вынес никакого чувства, кроме запоздалого испуга, — у них ведь мог быть нож, они могли его зарезать…

В военкомате, из которого Игорь призывался на срочную службу, он попросил отправить его в одну из «горячих точек», благо в бывшем Советском Союзе недостатка в таковых не было. Его взяли в состав российских пограничных войск в Таджикистане, но — благодарить или проклинать судьбу? — в боевых действиях Игорю участвовать не пришлось. Если не считать одного обстрела погранзаставы, когда весь личный состав, разбуженный среди ночи стрельбой с сопредельной стороны, укрылся в окопах.

Игорь навсегда запомнил, как лежал он в окопе, вжимаясь в землю, и слышал над собой свист пуль и как молил Бога, к которому до этого никогда не обращался, избавить его от парализующего страха и не дать погибнуть на этой чужой земле.

К счастью, все обошлось. И, опять-таки к счастью, никто из ребят не заметил его промокших штанов…

Вернувшись домой, где его, парня, прошедшего Таджикистан и участвовавшего в боях, все считали героем, Игорь стал размышлять, чем он будет заниматься в гражданской жизни.

Помог ему, как ни странно, все тот же Береза. С того самого момента, когда Игорь разбил о его голову гитару, он всегда первым здоровался с бывшим скрипачом, демонстрируя свое беспредельное уважение и дружеские чувства.

Береза вернулся из армии годом раньше Игоря, в его послужном списке значились Карабах и Абхазия, и с таким боевым опытом он быстро нашел себе применение в мирной жизни. Конечно, он мог бы пополнить собою так называемые криминальные структуры, стать членом одной из многочисленных преступных бандитских группировок, но Береза неожиданно выбрал для себя более законный промысел — он стал охранником.

И теперь он предлагал сделать то же самое Игорю.

Он отвел его в спецшколу, где готовили телохранителей для банкиров, политических деятелей и прочих людей, чья жизнь могла по каким-либо причинам подвергаться опасности. Игорь прошел курс подготовки и по рекомендации одного из руководителей школы попал в штат охраны популярного эстрадного певца Александра Ягодина.

В отличие от сотрудников органов МВД Игорь не смог бы сказать о своей работе: «наша служба и опасна и трудна». Честно говоря, мало кому из знаменитых артистов грозила в жизни реальная опасность, но содержать при своей драгоценной персоне охрану считалось необходимым из соображений престижа и поддержания имиджа V.I.P. — очень важной персоны.

Поэтому вряд ли когда-нибудь могла возникнуть ситуация, в которой пришлось бы активно участвовать охране — прикрывать своим телом хозяина от пули, вступать в перестрелку и рисковать жизнью и здоровьем.

И слава Богу, думал про себя Игорь.

Ему совсем не хотелось подвергать себя опасности, защищая этого сытого, вальяжного, самодовольного певунчика, изображавшего из себя великого артиста, деятеля культуры с тончайшей душевной организацией, а по сути — обычного плебея, выбившегося из грязи в князи.

Но дело даже не в этом. Будь на месте Ягодина самый распрекрасный и выдающийся человек, Игорь и тогда не пожелал бы ради него попадать в опасный переплет.

Он боялся.

Боялся нежданной пули, боялся разборок и наездов со стороны мафии, боялся взрыва в квартире своего хозяина, боялся всего.

Но по-прежнему считал, что должен двигаться навстречу реальной угрозе, преодолевая свой страх — во всем, даже в мелочах.

Даже в том, чтобы набраться смелости и вместе со своим шефом совершить прыжок с кошмарной, непостижимой высоты — с «тарзанки».

Пари между Ягодиным и журналисткой заключалось в присутствии Игоря. И в тот момент он заключил пари с самим собой — сможет ли он сделать то же самое, решится ли прыгнуть с вышки, привязанный за ноги веревкой? От одной мысли об этом мурашки бежали по спине, но он сказал себе, что должен это сделать, должен в тысячный раз доказать себе, что он может преодолеть свой неизбывный страх.

И Игорь знал, что сегодня утром он совершит этот прыжок.

В этот ранний час парк был почти безлюден.

Стоящая у пруда «тарзанка» еще пустовала, и только дворники выполняли свою работу, очищая территорию парка от мусора в ожидании прихода первых посетителей. Впрочем, большого наплыва сегодня не ожидалось — день обычный, будничный, и царящую нынче в парке тихую идиллию вряд ли что-либо сможет нарушить.

Первый посетитель подошел к «тарзанке», когда на ней еще никого не было. Это был мужчина с заурядной внешностью, средних лет, который ничем не смог бы привлечь к себе внимание в толпе. Но сейчас он был один, и сгребающий мусор дворник Лаврентьич стал его откровенно изучать. Что за человек? Небось какой-нибудь ханыга, ни свет ни заря припершийся в парк, а может, оставшийся здесь с вечера, — теперь вот проснулся и ищет, где бы спозаранку похмелиться.

Неизвестный мужчина подошел к Лаврентьичу, попросил у него огоньку, закурил и стал расспрашивать дворника о том, когда появляются служители аттракциона.

— А вот часа через два и подойдут. А ты-то чего в такую рань прискакал?

Засмеявшись, мужчина сказал, что в Москве он проездом, через четыре часа у него поезд, и вот хотелось бы еще успеть прыгнуть с этой самой вышки, в родной Самаре он про нее узнал — и вот, загорелся. Сам-то он бывший десантник, а потому тянет иногда полететь с высоты, как бывало.

— А скажи, отец, там у них веревка-то случайно оборваться не может? — спросил мужчина.

Лаврентьич растолковал, что такого случиться просто не может, эти американцы там, на вышке, каждый раз все проверяют по сто раз, у них там все надежно, это ж не наши раздолбаи, у них во всем порядок. Так что прыгать можно смело, бояться нечего. Но только он никогда за это баловство свои кровные сто тысяч не отдал бы, это уж пусть кому деньги некуда девать оттуда скачут и на веревке, как дурачки, вниз головой болтаются. Тоже мне развлечение…

Дервиш был первым, кто прыгнул сегодня с «тарзанки». Он дождался, когда она начнет работать, и вместе с двумя служителями, молодыми парнями в фирменных куртках и бейсболках, поднялся на лебедке наверх.

Парни сошлись во мнении, что в лице Дервиша им достался очень своеобразный клиент. Казалось, что для него прыгнуть с высоты — то же самое, что для них съесть гамбургер, так спокойно и невозмутимо он поднимался с ними наверх, ждал, когда ему закрепят страховку, смотрел вниз, стоя у края помоста, и шагнул в пропасть так, будто делал это по нескольку раз в день.