Страница 246 из 253
Цзя Хуань из любопытства вытянул шею, чтобы поглядеть, что в пакетике, но когда почувствовал тонкий приятный аромат, не выдержал и, вытащив из-за голенища сапога кусочек бумаги, протянул его Бао-юю.
– Дорогой братец, дай и мне немножко! – попросил он.
Бао-юй хотел дать, но так как это был подарок от Жуй-гуань, Фан-гуань запротестовала:
– Господин, не нужно отдавать эту мазь, я принесу другую.
– Хорошо, тогда убери ее, – приказал Бао-юй и вернул ей пакетик.
Фан-гуань спрятала пакетик и стала искать в туалетном столике розовую мазь, которую обычно употребляла. Открыв ящичек, она обнаружила, что коробочка из-под мази пуста. «Ведь еще утром она была почти полной, – недоумевала Фан-гуань, – куда девалась мазь?»
Она стала спрашивать у служанок, но никто не мог толком ничего ответить.
– Да что тебе эта мазь! – вмешалась Шэ-юэ. – Может быть, у кого-нибудь из наших кончилась, и они воспользовались. Возьми первое попавшееся и отдай! Неужели ты думаешь, что этот Цзя Хуань разберет? Отдай, и пусть они скорее уходят, а то пора обедать!
Услышав это, Фан-гуань торопливо завернула в пакетик немного попавшейся ей под руки жасминовой пудры и побежала в соседнюю комнату, чтобы отдать пакетик Цзя Хуаню. При виде Фан-гуань тот обрадовался и протянул руку, но Фан-гуань бросила пакетик на кан, а сама выскочила за дверь. Цзя Хуань взял с кана пакетик, сунул его за пазуху, а затем попрощался с Бао-юем и вышел.
Надо сказать, что, поскольку Цзя Чжэн был в отъезде и госпожи Ван не было дома, Цзя Хуань бездельничал, сказывался больным и выдумывал множество причин, чтобы не ходить в школу. И розовая мазь ему, собственно, была не нужна – просто он хотел сделать подарок Цай-юнь и поэтому побежал ее разыскивать.
Цай-юнь в это время беседовала с наложницей Чжао.
– А у меня кое-что есть! – воскликнул Цзя Хуань, входя в комнату. – Ты как-то говорила, что розовая мазь лучше помогает весной от прыщей, чем серебряная! Вот я тебе и принес! Погляди!
Цай-юнь развернула пакетик и прыснула со смеху:
– Кто тебе дал?
Когда Цзя Хуань рассказал, как было дело, Цай-юнь воскликнула:
– Тебя обманули, как деревенского простака! Это же не розовая мазь, а жасминовая пудра!
Цзя Хуань тоже поглядел и убедился, что это вовсе не то, что он видел, да и запах был совсем иной.
– Ну все равно, если это и пудра, оставь себе, – сказал он. – Так или иначе она лучше, чем купленная где-то.
Цай-юнь не стала возражать и спрятала пакетик.
– Ты думал, что тебе дадут что-нибудь хорошее? – обрушилась на сына наложница Чжао. – Кто велел тебе просить у них? Ну как же после этого обижаться, что они над тобой подшутили! На твоем месте я бы все это швырнула им в морду! Паршивки! Все мстят нам! Неужели они помнят, как два месяца назад я с ними поругалась, и захотели отыграться на тебе?.. Но ты тоже должен знать, что ответить. Бао-юй – твой старший брат, с него спроса нет, но неужели нельзя спросить с его девчонок?
Цзя Хуань стоял потупив голову и слушал мать.
– К чему устраивать скандал? – вмешалась Цай-юнь. – Мне кажется, лучше стерпеть.
– Молчи, тебя не касается, – оборвала ее наложница Чжао. – Если представляется случай, не мешает хорошенько отругать этих дрянных девчонок.
Наложница еще больше расшумелась и, тыча пальцем в Цзя Хуаня, продолжала кричать:
– Тьфу! Мямля! Когда я тебе случайно дам не то, что нужно, у тебя от злобы жилы на лбу надуваются, ты готов швырнуть в меня этой вещью, а тут над тобой эти суки насмехаются, и тебе все равно! Думаешь, что тебя в этом доме будут бояться и уважать! Злость берет, как погляжу на тебя! Ну на что ты годен?!
Цзя Хуань смутился. Хотя он был зол, но вернуться обратно и поднять скандал все же не решался. Он только махнул рукой и сказал:
– Матушка, ты умеешь лишь подстрекать других, а пойти туда не посмеешь! Посылаешь меня учинить там скандал, а что, если они сообщат в школу и меня выпорют? Тебе за меня будет неприятно. Мне уже не раз доставалось за то, что ты меня науськиваешь на других, да и ты оказывалась в неловком положении. Зачем опять посылаешь меня ругаться с этими девчонками? Если ты не боишься третьей барышни Тань-чунь, пойди пожалуйся ей, тогда я буду преклоняться перед твоей милостью!
Эти слова будто кинжалом пронзили сердце наложницы Чжао.
– Ах ты выродок, – закричала она. – Это я ее боюсь? Лучше мне тогда совсем не жить!
Она вскочила с места, схватила пакетик и побежала в сад.
Цай-юнь пыталась было удержать ее, но убедившись, что это бесполезно, спряталась в своей комнате. Что касается Цзя Хуаня, то он поспешил выскользнуть за дверь и побежал играть.
Примчавшись в сад, Чжао прежде всего встретила тетку Ся, приемную мать Оу-гуань.
– Куда это вы, госпожа? – в недоумении спросила та, заметив, что у наложницы потемнело лицо и от гнева глаза налились кровью.
– Да ты только посмотри! – всплеснула руками наложница Чжао. – Эти дрянные комедиантки живут в доме без года неделю, а что вытворяют! Если б это сделал кто другой, я бы не сердилась, но этим тварям шутить над собой не позволю!
– Что случилось? – спросила ее тетка Ся, вспомнив про свои обиды.
И наложница Чжао рассказала ей, как обманули Цзя Хуаня, подсунув ему пудру вместо розовой мази.
– Неужели вас это удивляет, госпожа? – изумилась тетка Ся. – Подумаешь, какая важность! Вчера дело было поважнее – одна из девчонок вздумала на этом самом месте жечь бумажные деньги, ее поймали и хотели наказать, но за нее Бао-юй вступился! А другим в сад ничего вносить не позволяют, говорят – нельзя. Разную мелочь считают запретной, а сжигание бумажных денег разрешают. Верно это? Кто сейчас в доме старший после госпожи, если не вы? Кто осмелился бы вам перечить, если бы все домашние дела вы взяли в свои руки? Все эти «напудренные морды» – мерзавки, и нечего их бояться. Мне кажется, нужно воспользоваться происшествием с пудрой и бумажными деньгами и найти управу на этих негодяек! Я буду вашей свидетельницей. Это и вашу репутацию поднимет, тем более что барышням и невесткам неудобно будет ругаться с вами из-за каких-то девчонок!
Слушая ее, Чжао только одобрительно поддакивала:
– Правильно, верно! Но только я не слышала о сжигании денег. Расскажи мне подробнее!
Тогда тетка Ся рассказала ей все, что знала об этом деле, и в заключение добавила:
– Напомните им только это, а если они начнут отрицать, мы придем вам на помощь.
Наложница Чжао была очень довольна и бодро направилась во «двор Наслаждения розами».
Когда она пришла туда, Бао-юя не было – он ушел к Дай-юй, а Фан-гуань и Си-жэнь сидели за обедом. Как только вошла наложница Чжао, они вскочили с мест и предложили ей сесть.
– Что это вы так торопитесь, госпожа? – спросили они ее. – Присядьте с нами, откушайте!
Однако Чжао молча приблизилась к столу, швырнула пакетик с пудрой в лицо Фан-гуань и, тыча в девушку пальцем, разразилась бранью:
– Потаскушка! Тебя, паршивую девчонку, купили за деньги, ты же была актрисой! Ты хуже самой последней нашей служанки! И ты еще осмеливаешься так заноситься! Бао-юй хочет сделать подарок, а ты ему мешаешь! Может быть, он дарит твое? Ты обманула моего сына, подсунув ему пудру, думая, что он ни в чем не разбирается? Но как бы то ни было, он брат Бао-юя и такой же хозяин, как Бао-юй. Как ты смеешь относиться к нему с пренебрежением?
Фан-гуань не могла стерпеть такого оскорбления. Она громко заплакала и сказала:
– У меня больше не было мази, поэтому я вынуждена была дать ему пудру. Ведь если б я сказала, что мази нет, он бы мне не поверил. Неужели пудра плохая? Да, я училась играть на сцене, но я никогда не выступала вне стен нашего двора. Я еще девочка и никогда не занималась развратом. Напрасно вы меня ругаете, не вы меня купили, и я не ваша служанка. Пусть я рабыня и все мои братья и сестры рабы, но почему вы так ко мне относитесь?!
– Не говори глупостей! – прикрикнула на нее Си-жэнь.