Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 243 из 253

Накануне дня похорон жены императора Юань-ян, Ху-по, Цуй-люй и Бо-ли собрали вещи матушки Цзя; Юй-чуань, Цай-юнь и Цай-ся собрали вещи госпожи Ван, проверили, не забыто ли что, и передали вещи служанкам, которые должны были сопровождать матушку Цзя и госпожу Ван во время поездки. А провожали их шесть девочек-служанок да десяток пожилых женщин (мужчины в счет не шли). Весь последний день ушел на снаряжение конных паланкинов и приведение в порядок дорожных принадлежностей.

Юань-ян и Юй-чуань не сопровождали своих хозяек – они оставались присматривать за домом. Они только привели в порядок дорожные кровати и пологи к ним и за несколько дней до отъезда матушки Цзя и госпожи Ван отправили их вперед, в гостиницу, где матушка Цзя и госпожа Ван должны были жить во время похорон.

Слуги отправились в указанное им место, устроили все как им было приказано и ожидали приезда своих хозяев.

Когда наступил день отъезда, матушка Цзя вместе с женой Цзя Жуна заняла место в паланкине, запряженном лошадьми, госпожа Ван села в свой паланкин, и они тронулись в путь. Цзя Чжэнь во главе отряда домашней охраны сопровождал их. За ними следовало несколько больших повозок со служанками и вещами.

Тетушка Сюэ, госпожа Ю и остальные члены семьи провожали отъезжающих до главных ворот.

Цзя Лянь опасался, что в дороге придется терпеть неудобства, но так как его родители ехали вместе с матушкой Цзя и госпожой Ван, ему тоже пришлось сопровождать их, и он отправился в путь во главе другого отряда домашней охраны.

Поскольку теперь во дворце Жунго почти никого не осталось, управляющий Лай Да, назначив ночных сторожей, велел запереть все гостиные и парадные залы, закрыть все входы и выходы; таким образом, все, кому нужно было проникнуть во дворец или выйти из него, пользовались западной угловой калиткой. А как только садилось солнце, запиралась и эта калитка и никто уже не мог ни проникнуть во дворец Жунго, ни выйти из него.

В «саду Роскошных зрелищ» все ворота тоже были заперты на замок, оставались открытыми лишь небольшие ворота, ведущие к дому госпожи Ван, которыми обычно пользовались все живущие в саду девушки, да ворота, ведущие на ту сторону, где жила тетушка Сюэ. Эти ворота незачем было запирать, так как все равно через них можно было попасть только на внутренний двор дворца Жунго.

Юань-ян и Юй-чуань в свою очередь заперли на замки все господские покои, а сами вместе с остальными служанками жили в прихожих. Кроме того, жена Линь Чжи-сяо каждый вечер присылала во дворец ночевать с десяток пожилых женщин, а в залах и коридорах разместила мальчиков-слуг, которые должны были выполнять роль сторожей и отбивать время страж. Таким образом, все было тщательно предусмотрено.

Однажды ранним весенним утром Бао-чай проснулась, откинула полог и спрыгнула с кровати. Было ясно и свежо. Бао-чай приоткрыла двери и выглянула во двор. Она заметила, что земля влажная, ярко зеленеет мох – видимо, еще во время пятой стражи прошел небольшой дождик.

Бао-чай разбудила Сян-юнь. Причесываясь перед зеркалом, Сян-юнь говорила:

– Что-то у меня чешутся щеки. Наверное, расцвел персик, и у меня снова появились прыщи. Дай мне немного розовой мази, сестра, я помажу щеки.

– У меня нет, – ответила Бао-чай, – я все отдала сестрице Бао-пинь… Надо попросить у нашей Чернобровой. Я знаю, у нее много. Я сама хотела у нее взять, но до сих пор кожа у меня не зудела, и я позабыла.

Она позвала Ин-эр и приказала ей пойти к Дай-юй одолжить немного розовой мази. Ин-эр кивнула и собралась идти, но Жуй-гуань удержала ее.

– Погоди, – сказала она, – я пойду вместе с тобой, попутно мы навестим Оу-гуань.

Жуй-гуань собралась, и они вместе вышли со «двора Душистых трав». Смеясь и оживленно беседуя, девушки дошли до «плотины Листьев ивы» и поднялись на дамбу, усаженную ивами, нависающими над водой. Сережки их только что распустились и свисали, словно золотые нити.

– Ты умеешь плести из ивовых прутьев? – спросила свою подругу Ин-эр.

– Что плести? – с улыбкой переспросила Жуй-гуань.

– Что угодно! Мало ли что можно сплести – всякие безделушки и полезные вещи, – отвечала Ин-эр. – Вот смотри, сейчас я сломаю несколько прутиков и сплету из них корзиночку для цветов. Да как красиво получится!

Она сломала несколько молодых побегов и отдала их Жуй-гуань. Они продолжали свой путь, а Ин-эр на ходу стала плести корзиночку. Пока они шли, корзиночка была готова, и когда в нее поставили цветы, сорванные по дороге, действительно получилось необычайно красиво.

– Милая сестрица, подари эту корзиночку мне! – весело попросила Жуй-гуань.

– Эту корзиночку я подарю барышне Линь Дай-юй, – ответила Ин-эр, – а когда мы будем возвращаться, я еще наломаю веток и сплету для всех.

Между тем они добрались до «павильона реки Сяосян». Дай-юй только что встала. Заметив в руках Ин-эр корзиночку, она радостно воскликнула:



– Кто это сплел? И свежие цветы!

– Это я сплела для вас, – ответила Ин-эр.

– Теперь я понимаю, почему все восхищаются твоим искусством! – снова воскликнула Дай-юй. – Эта корзиночка неподражаема!

Она повертела корзиночку в руках и велела Цзы-цзюань поставить ее на столик.

Ин-эр справилась о здоровье тетушки Сюэ, а после этого попросила у Дай-юй розовой мази. Дай-юй тотчас же приказала Цзы-цзюань дать мазь.

– Я уже поправилась и собираюсь прогуляться, – сообщила она. – Скажи своей барышне, пусть она не беспокоится и не приходит ко мне справляться о здоровье мамы, мы скоро сами придем к ней, вместе поедим и повеселимся.

Ин-эр поддакнула ей и вышла. Она отправилась в комнату Цзы-цзюань искать Жуй-гуань. Войдя туда, она услышала, как Жуй-гуань о чем-то оживленно беседует с Оу-гуань. Обращаясь к Оу-гуань, Ин-эр с улыбкой проговорила:

– Твоя барышня сейчас уходит. Может быть, ты пойдешь с нами и будешь прислуживать ей, когда она будет у нас?

– Хорошо! – обрадовалась Цзы-цзюань, услышав эти слова. – Как эта Оу-гуань надоела нам своим озорством!

Цзы-цзюань взяла палочки, которыми обычно ела Дай-юй, завернула их в шелковый лоскут и, передавая Оу-гуань, сказала:

– Иди с ними, по крайней мере будешь чем-то полезла!..

Оу-гуань взяла палочки и вышла вслед за Ин-эр и Жуй-гуань. Они направились к дамбе, где росли ивы. По дороге Ин-эр снова наломала ивовых прутьев, присела на камень и принялась плести корзинку, приказав Жуй-гуань идти вперед и отнести розовую мазь. Однако Жуй-гуань, так же как и Оу-гуань, залюбовалась ее работой и никак не могла уйти.

– Идите, идите! – заторопила их Ин-эр. – Если не уйдете, я больше не буду плести!

– Ладно, мы уйдем, только сейчас же вернемся, – сказала Оу-гуань и удалилась, увлекая за собой Жуй-гуань.

Ин-эр продолжала плести корзинку и не заметила, как к ней подошла Чунь-янь, дочь няньки Хэ.

– Что это вы плетете, барышня? – поинтересовалась она.

Между ними завязался разговор, который был прерван появлением Жуй-гуань и Оу-гуань, успевшими выполнить данное им поручение.

Завидев Оу-гуань, Чунь-янь спросила ее:

– Какую же все-таки бумагу ты сжигала третьего дня, когда моя тетка тебя заметила? Она хотела на тебя пожаловаться, но не осмелилась, потому что господин Бао-юй на нее накричал. Она только рассказала об этом моей маме, а я случайно услышала. Неужели у вас скопилось столько ненависти, что вы до сих пор не можете от нее избавиться?

– Какая же тут ненависть? – усмехнулась Оу-гуань. – Они сами меры не знают в своей жадности, а злятся на нас! Сколько они заработали на нас за эти несколько лет! Или я, может быть, говорю неправду?

– Она ведь моя тетя, и мне нельзя осуждать ее, – возразила Чунь-янь. – Недаром господин Бао-юй говорит: «Каждая девушка кажется драгоценным жемчугом, но стоит ей выйти замуж, как у нее обнаруживаются изъяны; а когда она состарится, то оказывается вовсе не жемчужиной, а просто рыбьим глазом. И как может один и тот же человек за свою жизнь трижды изменяться!» Эти слова на первый взгляд кажутся наивными, однако если над ними подумать, то убеждаешься, что в них кроется глубочайшая истина. О других я не говорю, но моя мама и тетя по мере приближения старости становятся все более жадными. Прежде дома они постоянно роптали, что находятся не у дел. Но потом был устроен этот сад, я попала в него и стала служить во «дворе Наслаждения розами». У них сократились расходы на меня; помимо того каждый месяц я давала им по четыреста-пятьсот монет, но и этого им оказалось мало. Затем обе они стали служить во «дворе Душистой груши», где моя мама удочерила Фан-гуань, а тетя удочерила Оу-гуань, и все эти годы они совершенно не знали недостатка в средствах. Сейчас они живут в саду, работают там, в деньгах не стеснены. Ну скажи, не смешно ли все? Потом моя мама поссорилась с Фан-гуань и еще навлекла на себя недовольство Бао-юя, когда хотела остудить для него суп. Счастье, что у нас в саду живет много людей и невозможно упомнить, кто кому приходится родственником! А если бы все помнили, что я их родственница, как бы я себя чувствовала? Вот ты сейчас наломала прутьев. А тебе известно, что эта часть сада отдана на откуп моей тете? С тех пор как она получила в свое ведение эту землю, она каждый день встает с рассветом, а ложится спать поздним вечером. Мало того что она сама трудится не покладая рук, она еще и нас заставляет следить, как бы чего не поломали и не попортили. Я даже боюсь, что у меня не останется времени выполнять свои обязанности! Когда мы шли сюда, моя мама и тетушка ходили по саду и тщательно все осматривали. Они никому не позволяют тронуть и травинки, а ты нарвала таких прекрасных цветов да наломала веток с молодого деревца. Вот они сейчас придут сюда, и увидишь, как рассердятся!