Страница 240 из 253
Тогда госпожа Ван приказала оставить девочек, которые уходить не пожелали, а тех, которые собрались уезжать, она велела приемным матерям взять к себе до прибытия родителей. Остающихся девочек отдали в услужение барышням, жившим в «саду Роскошных зрелищ».
Матушка Цзя оставила Вэнь-гуань у себя, а Фан-гуань, которая обычно исполняла роли главных положительных героинь, определила служанкой к Бао-юю. Жуй-гуань, исполнявшая роли подростков, была отдана в услужение Бао-чай. Оу-гуань, исполнявшую роли молодых героев, отдали Дай-юй. Сян-юнь получила себе в служанки Куй-гуань, игравшую обычно молодых отрицательных персонажей, а Бао-цинь досталась Доу-гуань, которая играла роли пожилых отрицательных героев. Ай-гуань, игравшая стариков, стала служить у Тань-чунь. По просьбе госпожи Ю ей отдали Це-гуань, которая искусно исполняла в спектаклях роли старух.
Получив постоянные места, девочки, точно птицы, выпущенные из клетки, целыми днями бегали и играли в «саду Роскошных зрелищ». Никто с них не взыскивал за это, потому что все знали, что прислуживать они не привыкли, а заниматься вышиванием не умеют. Правда, среди них нашлись две-три умные девочки, которые были очень опечалены, когда узнали, что больше не придется играть на сцене. Однако сидеть без дела они не пожелали и стали усердно учиться вышивать, прясть и выполнять другую женскую работу.
Однажды в императорском дворце совершались большие жертвоприношения, и матушка Цзя уехала туда очень рано, еще во время пятой стражи.
Прибыв в отведенное ей помещение, она немного закусила, а затем отправилась ко двору. Когда во дворце кончился ранний завтрак, она вернулась к себе, тоже позавтракала, немного отдохнула, а затем опять отправилась во дворец, где присутствовала на вечерних жертвоприношениях. Потом она отдохнула, поужинала и уехала домой.
Помещение, где останавливалась матушка Цзя, представляло собой домашний храм одного высшего государственного чиновника. Здесь было много строений, в которых жили монахини, и два двора – с востока и с запада. Восточный двор со всеми строениями сдавался в аренду семье Цзя, а западный двор арендовал Бэйцзинский ван. Здесь же каждый день отдыхали наложницы императора. Матушка Цзя часто встречалась с ними, и с обеих сторон проявлялись внимание и забота.
Но не будем слишком отвлекаться описанием того, что происходило вне дворца Жунго, а вернемся в «сад Роскошных зрелищ». Матушки Цзя и госпожи Ван целыми днями не было дома – они ездили ко двору и присутствовали там на жертвоприношениях, а потом целый месяц находились в отъезде, сопровождая к месту погребения гроб с телом жены императора. Поэтому оставшиеся дома служанки чувствовали себя свободно, развлекались и играли в саду, тем более что в сад переселились девочки и служанки со «двора Душистой груши».
Вэнь-гуань и некоторые другие девочки то ли потому, что страдали высокомерием и ни с кем не считались, то ли потому, что были слишком привередливы в пище и одежде и поднимали скандал из-за любого пустяка, а может быть потому, что не отличались кротостью и сдержанностью, постоянно вызывали скрытую злобу всех женщин-служанок, хотя те не решались открыто ругаться с ними. И вот теперь, когда актерская труппа прекратила свое существование, служанки стали злорадствовать. Если кто-нибудь из девочек-актрис обращался к ним, они гнали их прочь, вспоминая старые обиды. Но поскольку маленькие актрисы стали служанками у барышень и жили в разных местах, никто из служанок по-прежнему не решался затевать с ними скандалы.
Тем временем наступил праздник поминовения усопших. К этому дню Цзя Лянь приготовил все необходимое для жертвоприношений, как это делалось и в прошлые годы, и в сопровождении Цзя Хуаня, Цзя Цуна и Цзя Ланя отправился в «кумирню Железного порога», чтобы сжечь жертвенные деньги и совершить жертвоприношения на могилах предков. Туда отправился и Цзя Жун из дворца Нинго, а также другие члены рода. Только Бао-юй, который к этому времени еще не совсем поправился, не мог принять участие в жертвоприношениях.
После обеда он почувствовал себя утомленным, и Си-жэнь сказала ему:
– Погода замечательная, пошел бы ты погулял! Это полезнее, чем завалиться спать сразу после обеда. Смотри, как бы не застоялась пища в желудке.
Бао-юй сунул ноги в туфли и, опираясь на палку, вышел во двор.
Надо сказать, что в последнее время в саду хозяйничали женщины, которым сад был отдан на откуп. Стояла весна, и для них наступили самые горячие дни: одни сажали бамбук, другие – цветы, третьи подрезали деревья, кое-кто был занят посадкой бобов, а на пруду лодочницы с лодок сажали лотосы.
Сян-юнь, Сян-лин, Бао-цинь и их служанки от нечего делать наблюдали за работой женщин, усевшись на склоне искусственной горки. Бао-юй хотел незаметно подойти к ним сзади. Однако Сян-юнь заметила его и, улыбаясь, закричала:
– Скорее уберите лодки! На них могут увезти сестрицу Линь Дай-юй!..
Все рассмеялись. Бао-юй смутился и покраснел.
– Разве кому-нибудь нравится болеть? – произнес он. – Как ты можешь над этим смеяться?!
– Ну твоя болезнь была особого рода, тут есть над чем посмеяться! – возразила Сян-юнь. – Лучше не укоряй меня!
Бао-юй присел рядом с девушками. Поглядев некоторое время на работающих, Сян-юнь сказала:
– Ветер сильный, да и камни холодные. Тебе не стоит здесь сидеть.
Бао-юю, кстати, и самому хотелось поскорее уйти, ибо он намеревался навестить Дай-юй. Поэтому он не заставил себя долго просить, встал и попрощался со всеми. Опираясь на палку, он поднялся на дамбу и направился к «мосту Струящихся ароматов».
Густые ивы, которыми была усажена дамба, золотыми нитями свешивали свои сережки к самой воде, а рядом с ними, словно утренняя заря, пылали бутоны цветов персика. Неподалеку, из-за горки, виднелось абрикосовое дерево, которое уже отцвело, и среди его молодых ярко-зеленых листьев завязалось множество плодов величиною с боб.
«Проболел всего несколько дней и цветущим абрикосом не успел полюбоваться – какая обида! – подумал про себя Бао-юй. – Как незаметно пролетело время и „темно-зеленые листья густо все ветви покрыли“!»
Он поднял голову и стал смотреть на абрикос, будучи не в силах уйти. Вдруг ему вспомнилось, что Син Сю-янь уже помолвлена, и хотя он понимал, что девушка должна выйти замуж, так же как мужчина должен жениться, при одной мысли об этом ему сделалось грустно, он с сожалением подумал, что еще одной замечательной девушкой стало меньше в саду. Пройдет год или два, и она будет напоминать этот абрикос, у которого «темно-зеленые листья густо все ветви покрыли». А спустя некоторое время листья опадут и ветви оголятся. Так и у Син Сю-янь: черные, как вороново крыло, волосы со временем поседеют и будут напоминать серебро, румянец на щеках поблекнет, она станет старой и дряхлой. Эти мысли расстроили Бао-юя, он молча стоял перед абрикосом и тяжело вздыхал.
Какая-то пташка села на ветку прямо перед Бао-юем и защебетала. Бао-юя снова охватило какое-то безумие, и он подумал:
«Эта птичка прилетала сюда, когда цвел абрикос, а сейчас она щебечет потому, что цветы опали и остались только зеленые листья. Она, наверное, скорбит о цветах. Как жаль, что здесь нет Гун Е-чана[172], который мог бы спросить у нее о ее переживаниях. Когда в будущем году снова расцветет этот абрикос, вспомнит ли птичка о нем и прилетит ли сюда, чтобы полюбоваться цветами?..»
Неожиданно испуганная птичка вспорхнула и улетела, за склоном горки блеснул огонек. Выведенный из раздумья Бао-юй вздрогнул.
– Оу-гуань, ты что – смерти ищешь? – услышал он чей-то голос. – Где ты взяла эти жертвенные деньги? Зачем сжигаешь их здесь? Вот расскажу госпоже, она с тебя шкуру спустит!
Бао-юй осторожно вышел из-за горки и увидел плачущую Оу-гуань. Девочка сидела на корточках и на небольшом факеле, который она держала в руках, сжигала бумажные деньги.
– Кому ты приносишь жертвы? – окликнул ее Бао-юй. – Здесь ничего нельзя жечь! Если это для родителей или братьев, назови их имена, я запишу и прикажу слугам, чтобы они принесли им жертвы в храме как полагается.
172
Гун Е-чан – один из учеников Конфуция. Как гласит предание, обладал даром понимать язык птиц.