Страница 239 из 253
– Это какое-то старое, никому не нужное свидетельство. Видимо, Сян-лин подбросила, чтобы пошутить над ними!
Тетушка Сюэ поверила и прекратила расспросы. Тут еще вошла служанка и доложила:
– Старшая госпожа из дворца Нинго приглашает вас к себе. Она хочет о чем-то с вами поговорить!
Тетушка Сюэ тотчас встала и вышла. Когда в комнате не осталось никого, Бао-чай спросила Сян-юнь, где та нашла закладное свидетельство.
– Я случайно увидела, как служанка Чжуань-эр передавала эту бумагу твоей Ин-эр, – объяснила Сян-юнь. – Ин-эр думала, что я не вижу, и сунула ее в книгу. Когда они ушли, я незаметно вытащила бумажку и, зная, что вы здесь, пришла вам показать.
– Неужели Сю-янь свое платье заложила? – удивленно воскликнула Дай-юй. – И почему она отдала закладное свидетельство тебе?
Бао-чай сочла неудобным молчать и все подробно рассказала. Дай-юй опечалилась, ибо, как говорится, «когда гибнет заяц, лисица плачет»!
Сян-юнь совсем расстроилась:
– Погодите, я поговорю с Ин-чунь! Да и служанкам ее достанется от меня.
С этими словами она направилась к двери, но Бао-чай догнала ее и удержала:
– Ты с ума сошла! Садись скорее!
– Была бы ты мужчиной, тогда бы мстила за обиженных друзей! – засмеялась Дай-юй. – Но разве ты хоть сколько-нибудь похожа на Цзин Кэ или Не Чжэна? Ну, право же, ты смешна!
– Ладно, не разрешаете поговорить с ними, тогда заберем Сю-янь, и пусть она живет с нами! – заявила Сян-юнь. – Разве так не будет лучше?
– Поговорим об этом завтра, – улыбнулась Бао-чай.
Тут снова вошла служанка и сообщила:
– Пришли третья барышня Тань-чунь и четвертая барышня Си-чунь.
Все находившиеся в комнате умолкли и больше ни словом не упомянули о только что происшедшем.
Если вас интересует, что произошло потом, прочтите следующую главу!
Глава пятьдесят восьмая, повествующая о том, как мнимый супруг под сенью абрикосов оплакивал мнимую супругу и как возле узорного окна было рассказано о глупой причуде
Итак, когда вошла Тань-чунь, все сразу умолкли и никто больше не упомянул о том, что здесь только что произошло. Тань-чунь поздоровалась с присутствующими, потом все еще немного поговорили и разошлись.
В это время умерла одна из старших жен императора, и Высочайший издал указ, чтобы женщины из знатных семей прибыли ко двору и соблюдали по ней траур. Всем сановникам на год было запрещено устраивать пиры, а людям простого происхождения нельзя было выдавать замуж дочерей и женить сыновей в течение третьего месяца года.
Матушка Цзя со своими невестками и внуками каждый день ездила во дворец для участия в жертвоприношениях и возвращалась домой лишь к вечеру. Только через двадцать один день гроб с телом жены императора отправили на кладбище, а уезд, в котором находилось кладбище, был переименован в Сяоцы.
Кладбище это было расположено в пяти днях пути от столицы, да на обратный путь нужно было пять дней. И, кроме того, несколько дней требовалось на погребальные церемонии. Таким образом, на похороны ушло около месяца.
На похороны необходимо было ехать Цзя Чжэню из дворца Нинго и его жене, а за ними должны были последовать другие родственники. Одним словом, получалось так, что дома никого не оставалось. Поэтому, посоветовавшись, решили пригласить госпожу Ю, чтобы она временно ведала делами во дворцах Нинго и Жунго.
Тетушка Сюэ должна была присматривать за барышнями и их служанками, жившими в саду, вследствие чего она временно переехала жить в сад.
В этот период у Бао-чай жили Сян-юнь и Сян-лин. Тетушка Ли, жившая до этого у Ли Вань, уехала от нее, хотя изредка и приезжала. Матушка Цзя сочла, что Ли Вань ничем особенно не занята, и поручила Бао-цинь на ее попечение. Сю-янь продолжала жить у Ин-чунь. Тань-чунь занималась многочисленными хозяйственными делами, и, кроме того, ей постоянно приходилось ругаться с наложницей Чжао и с Цзя Хуанем. А у Си-чунь было тесно. Таким образом, тетушке Сюэ трудно было подыскать себе подходящее помещение.
Помня, что матушка Цзя просила ее и десять тысяч раз наказывала заботиться о Дай-юй, тетушка Сюэ, которая и сама очень любила Дай-юй, переселилась в «павильон реки Сяосян», стала жить вместе с девушкой, заботилась о ее питании и следила, чтобы она принимала лекарства.
Дай-юй, разумеется, была бесконечно тронута ее заботами и, обращаясь к Бао-чай, постепенно стала именовать ее своей старшей сестрой, а Бао-цинь – младшей. Таким образом, они относились друг к другу как родные сестры и были очень дружны. Матушка Цзя, глядя на них, радовалась и не испытывала больше беспокойства.
Тетушка Сюэ присматривала только за барышнями и их служанками, но ни в какие домашние дела не хотела вмешиваться.
Хотя госпожа Ю каждый день приходила во дворец Жунго, она не злоупотребляла властью, которую ей вручили, ни во что не вмешивалась, а ограничивалась лишь проверкой, на месте ли служанки. Хлопот у нее и без того хватало, ибо, кроме всего прочего, ей нужно было снабжать всем необходимым матушку Цзя и госпожу Ван.
У хозяев дворцов Нинго и Жунго не было свободного времени, так как они ездили во дворец в сопровождении старших слуг; помимо того, у них были и другие дела, поэтому все в доме сбились с ног. В результате прислуга, не чувствуя над собой узды, начала своевольничать. За ними никто не мог усмотреть, тем более что во дворце Нинго остался только Лай Да да несколько слуг для поручений. Помощники Лай Да находились при господах, и хотя Лай Да дали других людей, они не были знакомы с делом и ему приходилось с ними туго. К тому же новые помощники оказались бестолковыми, некоторые из них мошенничали без зазрения совести, клеветали на других, в результате чего часто возникали неприятности.
Так как император распорядился, чтобы в знатных семьях были на год прекращены всякие развлечения, все стали распускать актерские труппы. Поэтому госпожа Ю так доложила госпоже Ван:
– Все наши девочки куплены. Они прекратят свои занятия, но их можно оставить здесь на положении служанок, а учителей отпустить.
Госпожа Ван немного подумала и ответила:
– Такие девочки не могут быть служанками. Все они дочери приличных людей, и их продали нам только потому, что у родителей не было иного выхода; вот почему им пришлось несколько лет кривляться на сцене. Если уж на то пошло, я готова каждой дать по нескольку лян серебра на дорогу, пусть они идут куда угодно. Наши предки делали так же. Если мы поступим иначе, мы нарушим завет предков и нас сочтут мелочными. В нашем доме есть несколько старых служанок, которые прежде играли на сцене. Но они сами захотели стать служанками, не пожелав уходить от нас. Когда же они выросли, мы выдали их замуж за слуг.
– Давайте поговорим с девочками! – предложила госпожа Ю. – Если кто-нибудь из них захочет уйти, напишем письма родителям, чтобы приехали за ними, дадим каждой по нескольку лян серебра на дорогу, и дело с концом. Родителям надо непременно предварительно сообщить, а то найдутся негодяи, которые объявят себя родителями девочек и по пути перепродадут их. Разве это не ляжет позорным пятном на наше доброе имя?! А если кто из девочек не пожелает от нас уходить, пусть остаются.
– Так, пожалуй, будет верно, – улыбнулась госпожа Ван.
О принятом решении госпожа Ю сообщила Фын-цзе, а главному управляющему дворца было передано распоряжение: выдать учителям девочек-актрис по восемь лян серебра и предоставить им возможность действовать по своему усмотрению. Все вещи, находившиеся в «саду Душистой груши», тщательно проверили и на них составили подробные описи, а на ночь были назначены сторожа.
Всех актрис вызвали к госпоже Ван и расспросили, кто из них хотел бы вернуться домой. Оказалось, что больше половины девочек не желает никуда уходить. Одни ссылались на то, что их родители живут тем, что продают своих детей, так что они опять будут проданы; другие утверждали, что их родители давно умерли и продали их либо дяди, либо братья; некоторые заявили, что им вообще не к кому ехать; и, наконец, были такие, которым здесь очень нравилось. Лишь несколько девочек согласились уехать.