Страница 188 из 190
Как видим, задачи перед руководителем Государственного банка СССР были поставлены сверхсерьезные. А вот тут-то и обнаружилось слабое звено. Шейнман стал упорно добиваться от Политбюро разрешения на выезд в Германию на лечение по причине слабости здоровья. И в конце концов в июле 1928 г. он его получает — срок два месяца.
Колебания руководства ВКП(б) можно понять: в последние месяцы заграничные учреждения СССР захлестнула волна отказов сотрудников возвращаться на родину. Зачастую даже старые члены партии предпочитали Елисейские поля или иные привлекательные места зарубежных стран неповторимой красоте пейзажей отечественных просторов. Это явление приобрело настолько тревожные масштабы, что вопрос о «невозвращенцах», а именно так стали именовать «бегунков», летом 1928 г. рассматривался в Секретариате ЦК ВКП(б). К тому времени насчитывалось 123 таких случая. Среди этих людей оказались 18 членов партии, причем треть с дореволюционным стажем. Было решено «привлечь к ответственности тех, кто давал рекомендации невозвращенцам», и впредь «максимально усилить проверку посылаемых на работу за границу, не допуская туда лиц, в чем-либо скомпрометированных или прошлое которых не ясно»[1919]. В загранучреждениях начались массовые «чистки». И. М. Майский в письме наркому иностранных дел требует «в самом срочном порядке провести партпроверку в Прибалтике, Скандинавии». В НКИД — создать секретную комиссию, «которая просмотрела бы одного за другим всех заграничных работников и со всей тщательностью отобрала бы из них тех, которых можно оставить за границей». Атмосфера всеобщей подозрительности и недоверия в коллективах нарастала.
Конечно, перед руководителями загранучреждений безотлагательно был жестко поставлен вопрос «очистки их от лиц социально чуждых, примазавшихся, обюрократившихся, разложившихся и поддерживающих связь с антисоветскими элементами». Но, несмотря на все меры предосторожности и ураганную «чистку», развернувшуюся среди загранработников, а может быть, именно благодаря ей за последующие полтора года число невозвращенцев увеличилось более чем вдвое и составило, согласно данным Разведотдела ГПУ на 5 июня 1930 г., 277 чел., причем 34 из них являлись коммунистами. И если в 1921 г. зарегистрированы всего три случая невозвращения (один коммунист), в 1922 г. — соответственно 5 и 2, в 1923 г. — 3 и 1, то дальше из загранучреждений народ буквально хлынул, сбегая при каждом удобном случае, только бы не возвращаться в Советскую Россию[1920].
Иван Михайлович Майский и Уинстон Черчилль. [Из открытых источников]
Возможно, отчасти и по этой причине в Москве забеспокоились, когда отведенные на лечение сроки прошли, а глава Государственного банка СССР как-то не выказывал желания торопиться собирать вещи в обратную дорогу. Когда же в ноябре 1928 г. Москва стала настоятельно приглашать его вернуться домой, Арон Львович резко отказался. Судя по всему, Шейнман настолько владел всей информацией по золоту, что Сталин пока не решился его трогать. Более того, с санкции все того же Политбюро в январе — феврале 1929 г. Шейнман, все еще в качестве главы Госбанка СССР, проводит ряд встреч в США, в том числе с председателем ФРС Р. Янгом[1921] и помощником госсекретаря Ридом Кларком[1922].
В Москве напряженно ожидали — вернется ли «блудный сын» партии и глава Госбанка из США или предпочтет остаться за океаном? И, когда Шейнман появился в Берлине, в Кремле облегченно выдохнули: вроде бы удалось избежать скандала с очередным «бегунком». Вопрос о работниках «совхозучреждений за границей», отказавшихся вернуться в СССР, настолько обострился, что его было решено вынести на обсуждение в ЦК ВКП(б). И вскоре последовали жесткие указания, в частности: «пересмотреть состав ответственных работников беспартийных с целью устранения тех, кто не зарекомендовал себя лояльно по отношению к СССР»[1923].
А Шейнман вроде бы успокоился и даже проявлял некоторые признаки намерения вернуться в Москву. 1 марта 1929 г. Арон Львович направляет Рыкову отчет о командировке в США. Сообщает, что в ходе встречи с Янгом «речь шла об отмене запрета на ввоз советского золота и об установлении непосредственных сношений между нашим госбанком и их системой». По мнению Шейнмана, глава ФРС с пониманием отнесся к его аргументам. Вместе с тем Арон Львович отмечает, что наиболее перспективным направлением в части получения кредитования является все же развитие контактов с крупными частными банками США, теми, кто преимущественно и финансирует американскую экономику. И Шейнман предпринимает ряд шагов в данном направлении. Он встречается с членом правления «Кун, Лёб и К°» Отто Каном[1924] и вице-президентом «Нэшнл сити банк оф Нью-Йорк»[1925].
По приезде Шейнмана в Берлин советские власти предпринимают ряд шагов с целью успокоить его, убедить, будто ему ничто не угрожает при возвращении в СССР. Для отвода глаз Рыков даже информирует Арона Львовича о текущих делах в народном хозяйстве страны, в частности о запасах зерна.
Я не буду вдаваться во все детали ухищрений Москвы в попытке вернуть высокопоставленного заблудшего члена партии на родину, но дело вроде бы сладилось: в одном из писем Шейнман даже указывает примерную дату своего возвращения в СССР. Но затем ситуация внезапно меняется, и меняется кардинально. И происходит это после встречи в Берлине с Уайзом, специально прибывшим туда для переговоров с Шейнманом. Мне, естественно, неизвестно содержание их беседы, но почему-то именно после этого разговора Арон Львович неожиданно меняет свое мнение: он не едет в Москву. Я же могу только предполагать, что после смерти Красина, с которым, как мы помним, Уайз был очень близок, Лондону понадобился человек, способный заменить ушедшего из жизни Леонида Борисовича в качестве примера высокопоставленного политического беженца от «ужасов советского режима на Западе». Да, помимо того, что Шейнман, безусловно, владел столь необходимыми для англичан сведениями о тайнах русского золотого фонда вне пределов СССР, он мог служить достаточно авторитетным образцом для подражания тем, кто еще колебался — возвращаться ли на родину или остаться за границей? Таким людям иногда требовался какой-то психологический толчок, чтобы принять столь ответственное для дальнейшей жизни, да и судьбы близких решение. И выбор британских властей и, естественно, спецслужб пал на Шейнмана. Очевидно, Арон Львович давно находился в поле зрения британской разведки.
Для нас же важнейшим фактом является то, что и Уайз, и Рэнсом были близкими контактами Ллойд-Джорджа. Да, к тому времени бывший премьер не занимал уже важных государственных постов, но это ни в коей мере не уменьшало его политического влияния. По-видимому, именно Ллойд-Джордж выступил инициатором обработки Шейнмана на предмет невозвращения в СССР: ему требовалась замена Красину. Он рассчитывал, что Арон Львович окажется столь же полезным в продолжении золотого бизнеса, как и Леонид Борисович.
20 апреля 1929 г. члены пленума ЦК буквально остолбенели, узнав о решении Шейнмана выйти из партии и не возвращаться в СССР. Это нанесло серьезный удар по авторитету ВКП(б).
Удался ли замысел англичан? Полагаю, лишь отчасти. Действительно, 8 ноября 1929 г. нарком внешней и внутренней торговли А. И. Микоян[1926] писал членам Политбюро, что примеры Шейнмана и Беседовского оказались «заразительными для колеблющихся». Как результат, за 1929 г. зафиксированы 75 случаев отказа от возвращения в СССР сотрудников загранучреждений, 10 из них являлись членами ВКП(б), а только с января по май 1930 г. насчитывались уже 45 невозвращенцев.
1919
Генис В. Д. Невозвращенцы 1920-х — начала 1930-х годов // Вопросы истории. 2000. № 1. С. 46.
1920
Там же.
1921
Янг Рой (Roy Archibald Young; 1882–1960) — американский банкир, возглавлял ФРС в 1927–1930 гг.
1922
Скорее всего, речь идет об известном дипломате Риде Пейдже Кларке II (Reed Paige Clark II), занимавшемся в то время в Госдепартаменте США финансовыми вопросами и кредитованием иностранных государств.
1923
Политбюро ЦК РКП(б) — ВКП(б) и Европа. С. 170.
1924
Банковская фирма «Кун, Лёб и Ко» (Kuhn, Loeb & Co.), основанная в Нью-Йорке в 1867 г. выходцами из Германии Абрамом Куном и Соломоном Лёбом (см. примеч. 41 к гл. 13), к началу ХХ в. заняла в США одно из ведущих мест среди других банковских учреждений, превратившись во второй по мощности инвестиционный банк США, уступая только «Группе Моргана». С 1875 г. компаньоном основателей стал тогда еще только начинавший свою коммерческую карьеру, но уже имевший международные финансовые связи Джекоб Шифф, тоже выходец из Германии (см. примеч. 57 к гл. 19). В 1897 г. в число владельцев этой фирмы вошел сын банкира из Мангейма Отто Герман Кан (Otto Herman Kahn; 1867–1934), начинавший свою карьеру в Лондонском отделении «Дойче банка», а затем являвшийся служащим американского банка «Шпейер и Ко». Отто Кан был также известен как «Король Нью-Йорка». Являлся одним из крупнейших в США инвесторов в железнодорожные компании. Крупный коллекционер предметов искусства, меценат.
1925
Генис В. Д. Неверные слуги режима. Кн. 1. С. 584.
1926
Микоян Анастас Иванович (1895–1978) — революционер, государственный и партийный деятель СССР. Занимал множество различных постов. В 1926–1933 гг. возглавлял Народный комиссариат внешней и внутренней торговли. Отвечал, в частности, за продажу за рубеж произведений искусства из коллекций советских музеев. В 1938–1949 гг. вновь министр (до 1946 г. нарком) внешней торговли.