Страница 81 из 107
На улице из толпы прохожих, никогда не замечавших меня, вдруг выделился молодой брюнет, остановился передо мной, загородив путь. На нем был пестрый свитер, под свитером — совершенно белое тело. Он склонил голову, всматриваясь. Тихо сказал:
— Ты здесь? А там интересней.
— Меня не спрашивали, — буркнул я и пошел прямо сквозь него. Его тело было сухим и очень плотным. Он не был голоден.
— Там интересней, — повторил он вслед.
— Кто это был, Петенька? — Спросила Катерина.
— Гость.
Мне стало не по себе. Остаток дороги я думал о том, что мне совсем не интересно, как оно — там.
Потом я снова читал на той лавочке. Поминутно отрывался от книги и поглядывал по сторонам, узнавая уже примелькавшиеся лица, слыша знакомые голоса. Весенняя суббота. Двор полон людей, даже когда начинает смеркаться. Детвора с мячом, трое автомобилистов под капотом «Славуты», пышная дама с упоением курит на балконе, две пары противоборствующих старушек вяло перегавкиваются у клумбы…
И вдруг — головокружение. Короткий порыв, как дуновение ветра. Я отложил книгу. Повторилось. Сильнее. Чувство движения, и — явственно! — две руки ложатся на мой череп. Вот оно!
ЗОВ!
Я вскакиваю и спешу погасить Катерину. Но спустя минуту мне уже не до нее. Внутри черепа вспыхивает огонь и начинает заполнять меня жаром. Чувства отличаются от первого раза — они изменили ритуал. Я знаю, откуда приходит зов — третий подъезд, четвертый этаж. Делаю шаг, и слышу слова:
— Дух неизвестный, но подвластный нам. Мы призываем тебя…
Мои чувства расслаиваются: я иду старушечьим шагом к парадной, и в то же время я — посреди стола, в центре пентакля, вычерченного красным, и трое людей тянут ко мне ладони, и один шепчет:
— …призываем тебя стать проводником энергии мертвых и дать нам силу потустороннего…
Шторы задернуты, в комнате темно. Ладони, налитые желтым отблеском свечей, ложатся на череп — и зов становится нестерпимо сильным. Он перекрывает собой все иные чувства, весь мир:
— Призываем тебя явиться!
Я осознаю главную ошибку своего плана. Наибольшая сложность — удержаться в теле, не покинуть его! Невыносимо трудно удержать внимание на громоздком физическом теле, дотащить эти неподъемные семьдесят килограмм до четвертого этажа. Какое такси!.. Наивный. Сейчас я еле способен заставить свои ноги передвигаться. А зов гремит внутри головы, заполняя ее, словно колокол:
— Приди, дух подвластный нам! Стань проводником силы мертвых! Явись!
Я хорошо вижу мучителей: двое худых парней — один в очках, второй прыщавый, — и светловолосая девица в шортах. У всех загробные гримасы на рожах. Лестницу вижу плохо, спотыкаюсь, хватаюсь за перила. Второй этаж…
— Явись же! Призываем тебя!
Третий…
— Приди к нам, дух неизвестный!
Четвертый.
Дверь. Звонок. Я упираюсь в кнопку ладонью и так стою.
Зов утихает.
Внутри квартиры улюлюканье сигнала, шарканье шагов. Недовольный возглас:
— Кто еще?
— Дух неизвестный. Я пришел.
Прыщавый автоматически распахивает дверь и застывает, уставившись на меня.
— Бабушка, кто ты?..
— Тот, кого вы звали.
Я делаю шаг к нему и начинаю пить. Его чувства обострены ритуалом, он ощущает, как я пью. Отступает назад, кричит, бросается вглубь квартиры. Падает. Прежде, чем он поднимается, я выпиваю остатки. Переступаю тело и вхожу в гостиную.
Там полумрак. Горят свечи. Пять — в углах пентакля, шестая — внутри… внутри… в черепе. В моем черепе. Глазницы светятся. Боль выжигает нутро.
Я не обращаю внимания на нее. Смотрю на девицу и ловлю ее вибрации. Ее чувства открыты — она старалась. Сама настроилась на меня, а теперь не успела отстроиться, или не поняла, что к чему. По открытому каналу я вливаю ей часть собственных ощущений — ужаса, боли, обреченности. Она меняется, кровь уходит от лица. Орет, бросается прочь. Я слышу, как шлепают по лестнице ее ноги. Поворачиваюсь к последнему — очкарику.
— Ты воплотился? Взял себе тело этой старухи?
Очкарик закрыт наглухо, как танк. Он уже понял.
Он подымает череп перед собой, закрываясь им, и я замечаю… Я не верю глазам: нижняя челюсть прикреплена металлическими скобками! Они роняли его!
— Когда я в теле, ты не властен надо мной, — я хриплю от ненависти. — Отдай череп, пока я не стер тебя.
— Не властен?.. Тогда зачем тебе череп?
Очкарик с размаху швыряет череп о стену. Голова взрывается, я падаю на пол. Он берет череп в обе руки, становится надо мной и произносит:
— Сейчас я изгоню тебя из этого тела. Милая бабушка, в тебя вселился бес. Помоги мне изгнать его.
Он же не может сделать этого! Он простой сопляк, он не способен!
Но я не знаю, способен он или нет, я сомневаюсь и теряю концентрацию. Мышцы обмякают, тело не подчиняется мне. Будто со стороны слышу, как Катерина отвечает очкарику:
— Конечно, сынок. Помоги мне. Дай свою руку!
Голос меняется — вместо моих грубых тембров звучат дребезжащие старушечьи нотки. Парень слышит это и расслабляется. Протягивает открытую ладонь, Катерина сжимает ее… Через руку я дотягиваюсь до его сознания и задуваю, как свечу.
Мы с Катериной Николаевной идем по Горького. Воздух свеж, на небе видны созвездия. В черной сумке я несу череп — цепь, которой два месяца был прикован намертво. Точней, наживо.
Я говорю:
— Мне жаль говорить это, Катерина Николавна. Но не сказать не могу. Я не Петенька.
Она отвечает:
— Я знаю. Уже поняла. Только боялась спросить: а кто ты?
— Меня зовут Кирилл. Я погиб в прошлом сентябре.
Она думает, я ощущаю ее тревогу.
— Почему ты не на небе? Почему здесь остался?
— Меня удержали.
— А теперь ты уйдешь?
— Да. Сперва только спрячу вот это, — приподнимаю руку с сумкой. — Чтобы больше никто…
— Жаль.
— Я хотел сказать… Спасибо за все, Катерина Николавна. И извините. Мне необходимо было…
— Да что уж… Мне ты тоже был нужен. Ох как нужен. Всегда надеялась, что там есть что-то… А теперь точно знаю, что есть. Спасибо, что выбрал меня.
Я мысленно пожимаю плечами.
— Вас легко было выбрать — вы держали дверь открытой… Не забывайте кормить Тихоню. Это домовенок, он ласковый и скромный, потому редко его замечаете. Ставьте блюдце молока раз в неделю.
— Кира… Кирюша…
Она путается в словах и слезах, а я… Я слышу, как с воем к нам приближается скорая. Мне известно, кого в ней везут. Теперь, освободившись от цепи, я могу узнать почти все, что хочу. В машине лежат двое истощенных до полусмерти парней. Оба без сознания.
Два молодых тела.
Без сознания.
Я думаю: а почему бы и нет?..
РАЗВЕДЧИК
… совершенное средство передвижения. «Баллиста-М» превосходит все орбитальные пусковые установки. Масса снаряда — до 2000 тонн. Максимальная дальность броска — 160 парсек. Ни один звездолет с автономным двигателем…
Ты лежишь, раздавленный кетаминовым бредом.
Твой мир состоит из песка. Он мерзостно зыбок, он течет.
Нет зрения, слуха, осязания — смешались, сплавились в песчаную массу. Мыслей нет — теперь это лишь отпечатки на песке, что рассыпаются без следа. Слова сеются сквозь мозг, опадают скрипучей пылью. Лишь редкие задерживаются в сите:
— Ты — разведчик.
Эти слова почему-то обретают важность, трутся о стенки сознания, царапают.
— Ты разведчик. Разведчик. Развед…
В мир вторгается лицо. Вырастает из песка и заполняет собой. Лицо рассечено шрамом от подбородка до виска. Оно уродливо. Оно звучит:
— Ты не умеешь ничего. Но это неважно.
«Неважно» отпечатывается в пыли, ты идешь по отпечаткам, и нога вдавливается в букву А, стирая. нев…жно…
— Главная задача разведчика — хотеть вернуться. — Скрипит лицо, фраза дымком окружают его. — Хотеть вернуться… Это ты сможешь. Сможешь…