До дрожи

Сравниваю и ощущаю себя чернорабочим, бредущим рядом с хозяином. Я потный, грязный и полуголый, а он в дорогой идеально — белоснежной сорочке, с блестящими котлами на крепком запястье и уложенной челкой! Ещё и с легким пренебрежением по моему голому животу мажет.

— Артём, ты бы футболку в столовую надел, не пляж всё-таки.

— У меня одна, — ни с того, ни с сего огрызаюсь и тут же чувствую себя полным дебилом, когда Яныч переводит на меня недоуменный взгляд.

— В смысле чистая одна была, остальные постирал. Да ладно вам, Глеб Яныч, всем плевать, — тут же сбавляю обороты.

Он хмыкает и машет на меня рукой.

Сжимаю челюсти, тоже отворачиваясь. Внутри плещется кисловатый осадок.

Вообще, Наумов — отличный мужик, и у нас прекрасные отношения ещё с первого курса.

Я и диплом у него писать буду, тему мы давно выбрали. А на преддипломную практику он уже пропихнул меня к одним очень крутым китайцам, у которых числится внештатным консультантом. Если не облажаюсь, меня сразу после окончания универа возьмут на постоянку. Да что там…

Я даже на дачу к нему с пацанами ездил — помогал сносить старый сарай, а его мать кормила нас пирожками. Вкусные были…Да.

И тут я него рычу из-за какой-то рыжей стервы. Пф…

Да плевать мне, пусть и дальше по нему сохнет, поиметь я её итак смогу.

Когда сворачиваем всей толпой под большой навес общей открытой столовой, взгляд выцепляет Алису сразу. Внутри словно стучащий мотор запускают, который дрожью по всему телу глухо тарахтит.

Стоит на раздаче вместе с одной из своих подружек. Уставшая, недовольная и влажная от жары. Огненные волосы забраны в высокую кичку, несколько колечек прилипли сзади к гибкой белой шее. Вырез маечки со впечатляющим обзором на пышную грудь прикрыт серым передником. По шумной, суетной толпе вокруг глазами не водит, равнодушно шлепая в подставленные тарелки макароны, и слабо улыбается своей приятельнице, о чем-то с ней говоря.

Так как сиськи не видно, моё внимание перетекает на беззащитные ключицы и тонкие запястья. И на ямочки, то и дело прорезающиеся на её розовых щеках и делающих их похожими на два маленьких сочных яблока.

Меня вдруг снова так ведёт, что, кажется, я чувствую её запах, нагретый солнцем. Сладковато-кислый аромат вязкого мёда и свежего женского пота, от которого рот наполняется слюной.

Я не знаю, почему она так действует на меня. Скорее всего, дело в нашей стычке и желании её переиграть. Надо почаще с девчонками спорить…

Кто же знал, что это так заводит…

Мну в руках грязную футболку, не отводя от девчонки глаз. Становимся в медленно продвигающуюся очередь. Наумов так и говорит что-то мне, идя первым. Плетусь за ним взяв в руки поднос и ни черта не слушая. Взгляд словно приклеился к девчачьему нежному профилю.

Мы уже близко, и я вижу все мелкие детали. Как Алиса опускает пушистые ресницы, прикрывая синие глаза, как рассеянно мучает зубками нижнюю губу, прикусывая. Как медленно поднимает голову, поворачивается и, встрепенувшись и мгновенно краснея, впивается в нас влюбленным, распахнутым взором.

Вернее, не «в нас», а в Наумова.

Меня для неё, совершенно определенно, сейчас не существует.

13. Артём

Передо мной с Глебом в очереди ещё три человека, и Алиска заливается краской всё сильнее с каждым нашим продвижением к ней.

Её лицо уже буквально горит, синие глаза лихорадочно мерцают, голубая венка заметно бьётся на белой шее, а нервная полуулыбка дрожит на розовых губах.

Девчонка то и дело косится на Яныча, суетливо поправляя волосы и дотрагиваясь до лица. Пытается скрыть жадный взгляд за трепещущими ресницами. Кажется, ещё чуть-чуть, и в обморок от волнения упадёт.

И это внезапно жутко бесит!

Хмурясь, непроизвольно сжимаю кулаки, пытаясь подавить в себе желание от души встряхнуть эту потёкшую по чужому мужику лису и привести её в чувство. Во рту противно горчит.

Что она так поплыла, а?!

Наумов конечно тоже всё замечает. Сбивается, глухо кашлянув в кулак, а потом снова продолжает что-то рассеянно говорить, то и дело поглядывая в сторону алеющего Лютика. Чешет идеально выбритый подбородок, задерживаясь нечитаемым взглядом на Алисиных губах, спускается чуть ниже. К груди, целомудренно прикрытой серым передником…

Эй?!

Меня словно вспышкой накрывает желание встряхнуть и его.

Куда ты пялишься?!

Ты для неё не староват, нет?!

И мутит от честного ответа самому себе, что нет. Ни хрена Яныч не старый. Ему тридцать два, а Лютик уже совершеннолетняя. По идее — почему нет, но смотреть я на это всё равно не могу спокойно — лично для меня попахивает каким-то извращением!

Или бессильной удушающей ревностью…Бля…

Провожу пятерней по горлу, словно пытаюсь ослабить фантомную удавку, когда вижу, как Наумов, пока мы подходим в очереди, то и дело цепляет Алису оценивающим взглядом, пытаясь не палиться.

Под ложечкой сосет ноющим холодком.

Да ну на хрен…Нет!

Не пойдёт он на связь со студенткой. Сколько я его знаю — это было табу.

Или…пойдёт?!

Хмуро взираю на Цветочек исподлобья. Я бы на его месте пошёл…

В висках начинает шуметь от таких мыслей, потому словно сквозь вату слышу, как Лютик ломким голоском, не забыв чувственное придыхание, щебечет, преданно смотря Наумову в глаза.

— Здравствуйте, Глеб Янович. Вам макарон положить?

— Кхм… — у него кадык ходуном ходит, — Да, Алис, спасибо.

Протягивает ей тарелку, которую она перехватывает на лету, касаясь его пальцев своими пальчиками. Вспыхивает тут же, шумно вдохнув.

— Вам сколько? — потупив глаза в пол, интересуется таким тоном будто уточняет отсосать ему прямо сейчас или попозже.

Бесит, Цветочек!

— И мне тоже положи, — не выдержав, напоминаю о себе громко, и пихаю свою тарелку прямо ей в лицо.

Мне тут же прилетает уничижительный взгляд. И как она только умудряется так быстро переобуваться.

— В очередь, Базов, — бросает холодно, мазнув по мне равнодушно глазами, и снова всё внимание Янычу. И опять потекла…!

— Как съездили в город? — воркует, так мило пылая румянцем.

— Хорошо, Алиса, спасибо, — Наумов косится на меня, очевидно чувствуя некоторую неловкость от такого вязкого Алискиного внимания.

И…Мне кажется, или он тоже слегка покраснел?!

От такого и у меня скулы начинают гореть. Только от злости…

— А вечером же у нас будет общий костёр? — с надеждой спрашивает Алиса, протягивая Янычу тарелку с горой макарон, но не отдавая.

— Да, конечно, только не на побережье, а у нашей летней кухни у корпуса, — хрипло отзывается Наумов, пялясь на ее рот.

— Это хорошо, — улыбается ему как в последний раз.

— Кхм… — откашливается Глеб, подвисая.

— Я сейчас с голоду помру, Лютик. Хватит любезничать! — рычу, чуть толкая Яныча локтем.

Тот, мигом встрепенувшись, забирает наконец у Алиски несчастную тарелку и двигается к Соне за котлетой. Рыжая провожает его умирающим взглядом.

— Эй! Есть кто?! — щелкаю пальцами у её лица.

— Какой ты нудный, а, — отмахивается лениво, забирая посуду из моей руки.

И ни тебе озорного взгляда, ни томного шепота… Она с таким же успехом бы нашему сторожу Ефиму Петровичу поесть накладывала…Коза!

Алиса совершенно безэмоциональна, а меня от этого лишь сильнее подрывает. И хочется её зацепить. Чтобы хоть глаза на меня подняла.

— Какой костёр? Мы же кататься на катере вечером едем, помнишь? — тихо бормочу, наклоняясь к ней через стойку раздачи.

— Это желание? — тут же поднимает на меня нечитаемый взгляд.

— Нет, но мы же договорились.

— Если нет, то я пропущу, — пожимает плечами, отворачиваясь.

— А если я запрещу тебе к Глебу лезть, м? Как тебе такое желание? — шиплю, еще ближе подаваясь к ней и чуть не ныряя руками в тазик с несчастными макаронами.

Снова вскидывает на меня свои синие, ледяные для меня глаза.