Страница 30 из 52
«А ты полагала, что все будет так просто?» – тут же ответила она сама себе.
Бросив взгляд на бумажку (какие-то поплывшие от влаги чернильные колонки цифр и имена: «мистер Пэррот», «мистер Фердинг», «Силия»), она вздрогнула – одно из имен было ей знакомо.
В голове вдруг возникло очередное воспоминание: перед ней крыши города, она сидит в кресле и глядит в большой носовой иллюминатор. Рядом, держа штурвал, стоит старый горбун в лётном шлеме и больших штурманских очках. Губы Сабрины шевелятся: «Быстрее, мистер Фердинг! Быстрее! Мы должны успеть! Должны спасти его! Если мы не опередим мистера Блохха…»
«Сейчас не время!» – скрипнул голос в голове, вырывая ее из воспоминаний.
«Но ведь это… – заспорила сама с собой Сабрина. – Это связано со мной! Откуда у Проныры взялось то, что связано со мной?!»
«Хороший вопрос. Но сейчас у тебя есть дело поважнее…»
Пообещав себе разобраться во всем позже, Сабрина спрятала бумажку в грудной ящик.
Вернувшись к навесу, она поставила саквояж на место.
Взгляд Сабрины пополз, оглядывая неказистое убранство жилища бывшего адвоката: где же он может быть спрятан, этот предмет? Где люди прячут подобные штуки? Может, он в кармане костюма Проныры? Или…
«Под подушкой… – подсказал голос в голове. – Люди часто прячут разное под подушками».
Сабрина склонилась над спящим Пронырой и, аккуратно засунув руку под подушку, принялась под ней шарить. В какой-то момент пальцы ее нащупали там что-то – какой-то небольшой мягкий предмет.
«Нашла!»
И тут произошло то, чего Сабрина боялась. Проныра вдруг повернул к ней голову. В стеклах его круглых очков отразилось кукольное лицо.
– Да, дельце не то, чтобы тяп-ляп-обстряпп, но повозиться стоит, так как оно, упомянутое дельце, сулит нам весьма немалую выгоду, – забубнил он мерным, монотонным голосом, не открывая глаз. – Само собой, я все подробно изучил, законспектировали и подшил в папку номер сто тридцать шесть дробь двадцать четыре с полки «Бульварных Городских Дел». Мистер Жилдридж, столь же почтенный, как и его батюшка, наш старый клиент, имеет весьма обоснованные претензии к некоему мистеру Оулу (ответчику): этот господин испытывает невыносимые душевные терзания из-за злокозненного (в понимании почтенного мистера Жилдриджа) и откровенно гадостного (для него же) поведения упомянутого мистера Оула (ответчика). Дело в том, что мистер Оул имеет совесть (или вернее, совершенно ее не имеет) творить свои злодеяния в помещении, которое находится в непреложной собственности почтенного мистера Жилдриджа и досталось ему по наследству от его почтенного батюшки мистера Жилдриджа-старшего, а именно в птичнике на крыше дома по адресу «Тремпл-Толл, улица Синих Труб, дом номер восемнадцать». При этом пункт первый: мистер Оул не платит за жилье; пункт второй: он съел Джо, Карла и Брюлля, любимых мышей почтенного мистера Жилдриджа; пункт третий: позволяет себе нагло и дерзко, нарушая все законы приличий, с наступлением темноты ухать на полквартала. Учитывая все вышеперечисленные претензии…
Где-то на второй трети прозвучавшего отчета Сабрина, наконец, осознала, что Проныра говорит вовсе не с ней. Да и вообще, судя по всему, его собеседник находится даже не в Габене, а в стране снов: разместился с удобством в кресле или же едет в экипаже по городу, а клерк отчитывается и трясется (в одеяле), опасаясь упустить хотя бы мелочь.
Сабрина поняла две вещи. Первая – то, что некий мистер Жилдридж (почтенный), судя по всему, был несколько не в своем уме, поскольку почему-то подал в суд на сову, которая поселилась в его птичнике. И вторая… кхм… вторая… Стало очевидно, почему Проныру не пускали ночевать в фургон.
Вот и сейчас бормотание бывшего адвоката без внимания не осталось. В стенку дома на колесах тут же заколотили, и Бенджи (или это был Бонти?) крикнул:
– А ну, заткнись, Проныра! Сил нет терпеть!
Бывший адвокат перевернулся на бок, протяжно чихнул и мирно засопел с довольной улыбкой, очевидно, прекрасно понимая, что разбудил обитателей зеленого фургончика.
Выждав пару мгновений, кукла медленно и осторожно потянула найденный предмет из-под подушки. Миг – и ее рука, сжимающая кисет, выскользнула наружу.
Заполучив желаемое, Сабрина ринулась прочь.
Спрятавшись в закутке у сундука и фонаря, она торопливо развязала кисет…
А внутренний голос все подгонял ее: «Быстрее! Шевелись! Шевелись!»
Но пальцы куклы от волнения и нетерпения лишь запутывались, она спешила, пока пропажа не обнаружена, а спешка, как известно, к добру приводит только в том случае, если у вас на глазах черная маска воришки, а за вами гонится полицейский констебль, свистя в свой свисток.
И тут, когда уже казалось, что Сабрине все же удастся провернуть то, что она задумала, за спиной куклы раздался звук шагов, хлюпающих по лужам.
Сабрина обернулась, пытаясь придумать отговорку, – любую, хоть что-то, но голос в голове (который всегда такой умненький-разумненький и который постоянно обижает ее, называя «глупой куклой») молчал.
Впрочем, отговорки Сабрине не понадобились. Кажется, хлюпающий по лужам мистер ее не заметил.
Нечто, напоминающее плохо сшитого человека в бесформенном пальто, крадущейся походкой подошло к двери темно-красного фургона хозяина балагана. Это нечто замерло, огляделось по сторонам и вдруг начало совершать весьма странные вещи. Человек в бесформенном пальто неожиданно задергался и забился, будто в судорогах. Он растрепал свои сальные лохмы, насильно заставил себя тяжело дышать, да и вообще отчаянно попытался придать себе вид, словно только что откуда-то прибежал. Затем вспрыгнул по ступенькам и принялся лихорадочно бить в дверь кулаками – от этого, казалось, весь фургон вот-вот перевернется.
– Сэр! Откройте! – завопило это нелицеприятное, странно себя ведущее существо голосом Заплаты. – Сэр! Скорее проснитесь! Сэр!
– Да что же это такое?! – закричал Брекенбок, а затем, спустя пару мгновений, дверь распахнулась. Хозяин балагана замер на пороге с таким видом, будто намеревался совершить убийство. – Мне дадут сегодня поспать, или нет?!
– Сэ-эр?
Выглядел Заплата еще хуже, чем обычно (то есть не просто, как побитая собака, а как собака, которую хорошенько отделали). Он запыхался, глазки навыкате – вываливаются из разношенных век, волосы растрепаны, пальто нараспашку – кажется, он потерял последнюю пуговицу.
– Ну, держись, Заплата! – Хозяин балагана навис над своим приспешником. Шут забыл колпак в фургоне, и сейчас даже его лысина была настроена весьма угрожающе.
– За что? – не понял Заплата. Ну, за что держаться?
– Не «за что», – ответил Брекенбок. – А «что».
– «Что»?
– Да: «что»! Что случилось, подери тебя Осень?
В балагане все знали, что если Брекенбок начал ругаться по-Льотомнски, если он упоминает осень, то самое время бежать, не оглядываясь.
– Что случилось такого, – продолжал шут, – что ты заявляешься и оббиваешь краску с этой моей красивенькой дверцы своей грязной облезлой ручонкой?
– Это там! Там! В городе, сэр! Оно!
– Что ты несешь? – Брекенбок яростно зевнул и грозно сдвинул брови. – Что за блоха тебя укусила? Постой-ка! Тебя что, блоха укусила?
– Окно! Дерево! Морда в рамке! Они там!
Заплата выглядел таким взволнованным, то ли счастливым, то ли перепуганным, что Брекенбок понял: дело серьезное. Убийство Заплаты откладывалось на пару дней или глав.
– Я вообще ничего не понимаю, – проворчал Талли Брекенбок.
– Ну я же вам рассказываю! – заламывая в отчаянии руки, провыл Заплата.
– Нет, ты несешь чепуху! Тебе, что, кошмар приснился? Люблю слушать чужие кошмары. Расскажи все по порядку.
Но Заплата, вероятно, то ли не знал, что такое «по порядку», то ли действительно пребывал сейчас в состоянии совершеннейшего душевного потрясения и расстройства, отчего начал излагать строго «от обратного»:
– Я залез на дерево! А еще там была злющая псина…
– Постой-ка, – прервал Заплату Брекенбок. – Куда ты залез?!