Страница 29 из 52
Сабрина начала по одной брать склянки, вчитываясь в едва разборчивые надписи на этикетках: «Мрачное Раздумье доктора По», «Сердечные капли мадам Ккард», «Вытяжка из жабьих губ доктора Борамара – подарит вам хорошее настроение на один час и двадцать три минуты».
«Где же ты? Где же ты?»
– Где же ты? – прошептала вдруг мадам Шмыга и зашевелилась.
Сабрина застыла.
«Мадам, я тут… потому что… я… я…»
Но гадалка и не подумала просыпаться:
– Лизбет, – одними губами произнесла во сне мадам Шмыга. – Где же ты?..
Сабрина повернула голову к кухарке – не проснулась ли та от голоса соседки:
– Хр-бр-уиу-уиу… – сказала на непонятном языке мадам Бджи. – Хр-бр-уиу-уиу…
Они спали. По-прежнему, спали, не замечая, что рядом с ними застыла фигура в зеленом платье. Очень беспечно с их стороны. Очень легкомысленно. А вдруг здесь была бы не безобидная кукла, а Гуффин, лелеющий злокозненные планы, или кто похуже?
«Где же нужный флакон? – в отчаянии подумала Сабрина, продолжив перебирать на столике колбочки и баночки. – А если он не подписан? Как я тогда узнаю и?..»
И тут Сабрина неожиданно для себя обнаружила довольно вместительную склянку с голубой этикеткой. На этикетке была изображена дама в маске для сна на глазах, над головой мадам значилось: «Фр… фр… фр…» – это были, вероятно, звуки, которые должны издавать все почтенные спящие дамы, ну только если они, разумеется, применят средство.
– «Сонный сон от доктора Слиппинга», – беззвучно прочитала название Сабрина.
Кукла вытащила пробку и обнаружила внутри серо-зеленый порошок. Он выглядел, как песок на берегу реки Гиин, на которой они с братом запускали кораблики: крошечные колесные пароходики, подаренные им многочисленными дядюшками и тетушками на день рождения. Серо-зеленый речной песок на берегу… ее ступни вдруг будто бы даже ощутили его освежающую прохладу…
Сабрина застыла. В одной руке склянка, в другой – пробка. Снова эти воспоминания!
«Хватит удивляться, глупая кукла, – одернула себя злая-и-строгая-Сабрина. – Это ведь не в первый раз. К тому же, тебе говорили, что так будет. Помнишь, Гуффин говорил? Ты вспоминаешь – всегда вспоминаешь».
«Но эти воспоминания… они возникают так неожиданно, – начала оправдываться наивная-и-беспомощная-Сабрина. – Они такие… чужие. Как будто я подглядываю! Словно прокралась в чей-то дом, в чью-то жизнь, и уткнулась в замочную скважину!»
«Хватит трястись, глупая кукла. Они будут появляться – ты должна быть к ним готова. Эта жизнь кругом тебя – всего лишь театрик, который показывает тебе свои пьески. Ты смотри и запоминай. Ты должна вспомнить все. Все-все-превсе!»
«Даже если мне не понравится то, что я вспомню?»
«Особенно, если не понравится. Это твоя жизнь».
«Моя?»
«Пошевеливайся…»
Сабрина вздрогнула и поспешила последовать своему же совету.
Взяв со столика пустую склянку, она пересыпала в нее почти половину всего «Сонного сна», что был у гадалки. Затем аккуратно заткнула пробки на обеих банках. Одну поставила на место, другую прижала к себе.
Бросив на спящих женщин парочку быстрых взглядов, она уже повернулась к двери и…
И тут внезапно где-то неподалеку раздалось…
– Уи-и-и-и-и! Уи-и-и-и-и!
Этот ужасный дикий визг будто издавала одновременно сотня летучих мышей, которых сдавливали в громадной выжималке. Сабрина узнала звук: механическая дрель. Хозяин часто ее включал, когда делал ту или иную куклу.
Сабрина замерла, вдавив склянку в грудь так сильно, что будь она человеком, у нее остался бы большой круглый синяк. С головы до ног ее охватил ужас. Она была так близко! Ей почти удалось! И вот теперь… Они сейчас проснутся! И увидят ее! Схватят ее! Как можно спать, когда такой шум?!
– Гуф-фин! – раздался полный ненависти крик Талли Брекенбока. – Хватит сверлить! Все спят!
– Ну, раз вы со мной говорите, – прозвучал наглый ответ Манеры Улыбаться, – то, очевидно, что не все!
– Я сейчас выберусь из-под одеяла! И выйду из фургона!
– Никто больше ничего не сверлит! – оскорбленно ответил Гуффин. – Подумаешь…
В тупике Гро снова воцарилась тишина.
Жуткий визг сверла, как и вся перепалка между шутами, как ни странно, никак не повлияли на сон мадам Бджи, а что уж говорить о находящейся под воздействием снотворного мадам Шмыги. Кухарка захрапела лишь еще сильнее, а гадалка просто перевернулась на другой бок.
Сабрина отмерла и поспешно покинула дамский фургончик…
…Тупик Гро ушел на покой, лишь о фонарь, висящий под кухонным навесом, бились ночные насекомые.
Напротив дамского фургончика, дверь в дверь, стоял фургон зеленый, с горбатой крышей, двумя гнутыми трубами и круглым окном. В этом доме на колесах жили Бенджи, Бонти и Бульдог Джим. Ранее, как поняла Сабрина из разговоров труппы, там квартировали также Феерверочник, Трухлявый Сид и Пискляк. Теперь же, после полицейской облавы, в зеленом доме на колесах стало заметно просторнее, но, тем не менее, жильцы почему-то не разрешили перебраться к ним мистеру Уирру Шезвигу, эсквайру, также известному как «Проныра».
Сабрина своими ушами слышала, как он просился, чтобы Перебинтованные Пальцы пустили его внутрь, но те лишь подняли его на смех, и Проныре не оставалось ничего иного, кроме как забраться в свое старое жилище.
Обитал бывший адвокат, можно сказать, на улице, под кособоким полосатым навесом, отраставшим от стены зеленого фургона.
Там он обустроил себе вполне уютное логово: несколько мешков, набитых сценическими костюмами, заменяли ему кровать, от толстой трубы, что вела к сушильному навесу, отходила тонкая и ржавая трубка – из нее в жилище Проныры сочился пар, немного его согревая.
Кукла стояла в некотором отдалении и пыталась различить в этом грязном облачке хозяина.
Проныра был «дома». Он завернулся в рваное одеяло, из-под одеяла торчали лишь туфли да простуженный покрасневший нос.
К слову о простуженных носах:
– Аапчхи! – чихнул Проныра и, не просыпаясь, высморкался в край одеяла.
Сабрина наблюдала за жилищем бывшего адвоката уже почти десять минут. Она никак не могла решиться забраться туда, да и предлог на случай, если ее обнаружат, как и в прошлый раз, все не придумывался.
«Эй! – раздался в голове уже знакомый раздраженный голос. – Ты слишком долго топчешься на месте, глупая кукла! Пока ты рассуждаешь, уже можно было дюжину раз все сделать и сбежать…»
«Но если он проснется…»
«Скажешь, что Брекенбок требует сменить на посту Бульдога Джима в будочке у выхода из тупика Гро…»
Совет был хорошим, но Сабрина не сдвинулась с места.
Она боялась. И боялась вовсе не Проныру и даже не того, что ей предстояло сделать.
Сабрину пугал этот голос в ее голове. Как будто внутри поселился кто-то еще. Она пыталась понять, когда злой голос зазвучал впервые. Это произошло десять минут назад в дамском фургончике? Нет! Этот же голос она слышала, когда Бульдог Джим пытался отломать ее палец – голос требовал схватить лежавший на столе нож и…
«Мы сегодня будем что-то делать?»
Сабрина мотнула головой и приблизилась к навесу. Махнула рукой, отгоняя облако пара.
В жилище Проныры не было никакой мебели, ни сундуков, ни ящиков, ни коробок, но у его ног стоял потертый кожаный саквояж.
«Такой саквояж был у доктора с серебристыми бакенбардами, – вспомнила Сабрина и уже даже не удивилась чужим воспоминаниям. – Когда я болела, этот доктор приходил, склонялся над моей кроватью и доставал из саквояжа что-то горькое или острое…»
Собравшись с духом, кукла залезла под навес и вцепилась в ручку саквояжа. Схватив добычу, она выпорхнула под открытое небо, как птичка из клетки.
Спрятавшись за фургончиком, Сабрина отщелкнула замки и распахнула саквояж. Внутри были лишь дыры, плесень, обрывок какой-то бумажки да разбитые очки.
«Нет! Кисета здесь нет!» – разочарованно подумала Сабрина.