Страница 19 из 20
Ненавижу весь этот философский треп, но то, как Марти меня чувствует… серьезно, она будто под кожу мне пробралась и в кровь. И без пафоса заговорила о главном, о чем я часто думал (спасибо Его Чести, но не только): а хороший ли из меня врач будет с таким, не побоюсь этого слова, мразотным характером? Не зря ли все? Тут можно было бы послушать совет отца: «Работай над собой, если тебе что-то в себе не нравится». Я работал, но в какие-то моменты просто не понимал, чего не хватает. Почему во мне нет «крысиности» в духе Грэма – рассудительности, умения всех заземлять и спокойно на все реагировать. И почему так страшно от мысли, что однажды я очнусь в окружении перепуганных Кротов, которые будут только хватать меня за руки, жалобно заглядывать в глаза и твердить: «Ты должен нам помочь. Своей жизни у тебя быть не может. Ты сам это выбрал».
А Марти говорила так, будто боится того же. Или чего-то похожего. Будто и она что-то из себя вытравливает. Так, стоп. Это пройденный этап. Надеюсь.
В общем, в конце августа я сказал отцу, что перевожусь в Москву. Ради Мариночки, любви всей моей жизни. Мне нравилась мысль сменить обстановку, да и вуз меня привлекал: престижнее, в столице. Кто-то умный сказал: «Нельзя бесконечно откладывать все на потом». Ах да, это был я.
Отец был счастлив сразу по трем причинам: избавлялся от необходимости внимать слухам про меня, был уверен, что я влюбился в правильную девушку, а еще знал, что у этой девушки много крутых друзей, которые, возможно, примут в свой круг такое высокомерное ничтожество, как я. На радостях даже подарил новую машину – чтобы я катал их? Догонял, если они начнут панически разбегаться? Чтобы что? Неважно. Неплохое дополнение, учитывая, что сам я собирался подарить себе новую жизнь.
Впрочем, как я вижу… все вы тоже.
Oh well. Сразу скажу, безнадега. Я никогда не вел дневников, а человек сугубо не творческий. Что обычно здесь пишут? Стараются красиво и интересно? Так хочется сжульничать, списать у остальных, в школе я вот списывал сочинения, точнее, договаривался на бартер: с тебя, my dear classmate, разбор мотиваций Базарова, а с меня – решенные уравнения по химии. Ну ладно. Попробуем. У нас на работе суровое издевательство над мозгом называется «brainstorming». Будем «стормить». Я же не хуже всех?
Попробую просто уцепиться за какую-нибудь мысль. И уцеплюсь за ту, которая опять мелькнула сегодня, когда мы поругались с отцом. Да, ребята. Мы опять. Вы в курсе, как это у нас бывает; глупо ныть здесь, тем более можно позвонить любому из вас и поныть вслух. А лучше просто выпить пивка и как всегда забить, что я и собираюсь в скором времени сделать, но…
Shit. Он будто специально взрывает все мосты между нами. И ладно бы просто взрывал, но потом ведь строит заново и минирует. Сегодня вот предложил внепланово закупить новое оборудование в лабораторию, в том числе крутейшие хроматографы[8], которые и в Америке-то только появились. Но при условии: я выступлю на какой-то там сраной конференции для молодых бизнесменов. Я. Totally not a businessman.
С другой стороны, не многовато ли я требую, учитывая, что у меня самого с пониманием других особей моего вида неважно? Мне бы твое умение, Дэн. У тебя-то проблем нет. Хм, может, познакомить тебя с отцом? А, shit. В наш прогрессивный век он меня не так поймет. Да, опять это слово. А ведь так все однажды и началось. Помните? Вы поняли меня, когда он – не.
Все исследовательские департаменты корпорации «Асклепион» по-своему назывались, еще с девяностых. Были ответственные за бифидобактерии – «пастеры» и фитотерапевты – «шичжэни». Были специалисты по успокоительным – «павловцы». Были противовирусники – «кохи» и, конечно, были исследователи широкого профиля, периодически кочевавшие к коллегам на разовые проекты, – «галены». Департамент № 3 – Левин. Тот, который, по словам его же отца, «вечно бесоёбит».
Ничего они не бесоёбили – просто у начальника был день рождения. Пятьдесят лет человеку, и десять – тут! И они немного (шесть-семь бутылок вина на десять сотрудников да еще полбутылки коньяка) накатили. Ну, скромно. Тихо. Ученые же.
Посидели часика два. Расползались поодиночке: кто-то держась за стены, кто-то проклиная спирты как класс. Несгибаемый Лева – спокойно и гордо. Посматривая по сторонам (некоторых предметов почему-то стало по два), он попрощался с охраной (сиамские близнецы? Когда наняли?), потом – с очаровательными рыжими секретаршами с ресепшена (сестры-близняшки?). В лицо подул свежий ветер с улицы, свобода была близко. И…
Выход преграждала гора. Не в прямом смысле, хотя сложение у «горы» было атлетическое благодаря спортзалу. Но дело не в этом. Просто Леву ждал ужасный пик Мордора, в огне которого плавились кольца, карлики и надежды на спокойный вечер. Отец (а чаще «Самуил Иванович» или «Сизиф», даже в мыслях) тоже собрался домой.
Случись встреча в стерильно-строгих коридорах, в царстве делового этикета и должностных инструкций, начальник-папа мог бы вежливо приподнять бровь, проводив глазами прямую, пусть и шаткую, фигуру сына-подчиненного. Но встреча произошла на улице. Регламентирующие документы и нехитрая мудрость о соре в избе уже потеряли власть. Отец прощально улыбнулся охране через стеклянную дверь, взял Леву за плечо, не по-родительски затолкал на переднее сиденье своего автомобиля и сел на водительское место. Машина тронулась. Мир закачался.
– Ну чего, сын мой? – Голос был как у разбуженного медведя. И никаких вам ласковых плюшевых панд, настоящий сибирский монстр.
– What? – ровно спросил Лева, прикрыв рот рукой. Зря, такое амбре не скроешь.
– Когда же ты, черт возьми, начнешь серьезно относиться к жизни? – В «жизни» отец выделил первый слог так, что показал все зубы. – Менделеев ты недоделанный!
– Я и так серьезен. Totally, – Лева поерзал. Под задницей что-то мешало. Он надеялся, что не пистолет, рачительно зашитый в сиденье. Бывали у отца такие заначки.
– Ты уж определись, кстати, – не переставал ворчать отец. Глаз от дороги он не отрывал. – Менделеев или вшивый англичанин. Заебали твои энго… англи… иностранщина.
Лева решил не обогащать его словарный запас «англицизмами» и не уточнять, что Менделеев был специалистом немного из другой оперы. Не стал и говорить, что руководителю такого холдинга не помешало бы это знать, прочесть хоть статейку в энциклопедии «Я познаю мир» для малышей. И вообще стало обидно: лучше бы его сравнили с кем-то другим. Впрочем, у отца даже «Пастер»[9] и «Флеминг»[10] прозвучали бы оскорбительно, примерно как «козел» и «баран». Лева устало откинул на спинку сиденья голову. Слишком затянулась подводка к лекции о пьянстве на работе.
– Мы просто… – Он решил сразу оправдаться. Раньше сел – раньше выйдет.
– О, поверь, – Сизиф только скривился, – мне похуй, что вы бухали. Меру вы знаете. Только бы без травы, это не на работе.
– Артем Витальевич не… – Леве стало даже обидно за шефа. Тот был ЗОЖником, довольно упертым. Ну только перед коньяком устоять не мог.
– По-хуй, – повторили по слогам.
Автомобиль забуксовал в потоке собратьев по пробке, а Сизиф нетерпеливо щелкнул пальцами – привычное немое «заткнись», которое Лева усек с детского возраста. Заткнулся с великой радостью, препираться не хотелось.
– Конечно, если ты расхерачишь тачку или башку… или вы изгадите перспективную формулу… – продолжил отец, – я вас всех где-нибудь, скорее всего, прикопаю. Или будете у коллег подопытными, а то у нас нехватка макак, мне сказали…
– Как ты гуманен, – умилился Лева. Сизиф парировал с явным удовольствием:
– Генетика. – Какие-то умные слова он все же выучил. – В кого тебе еще идти?
Оба знали в кого, но никогда об этом не говорили. Вот и сейчас к горлу подкатил вязкий кисло-горький комок.
8
Хроматограф – прибор для разделения и анализа смесей вещества.
9
Луи Пастер (1822–1895) – французский химик, разработчик технологии пастеризации и вакцины от бешенства.
10
Александр Флеминг (1881–1955) – британский микробиолог. Впервые выделил пенициллин из плесневых грибов.