Белые пешки

– Ты не можешь судить об этом, – глухо отозвался он, но отвести глаза очень хотелось. Предательски хотелось.

– Могу. – Отцу было что противопоставить, и Кирилл услышал ровно то, что ожидал. – Если слышал наш разговор с Владушкой… – Кирилл усмехнулся, собираясь просто из вредности заявить, что звучит по-гейски. – Сам понимаешь. Друзья приобретаются не на попойках и не в тупых развлечениях вроде «пришить собаке вторую голову». Только в бою, в том или ином виде. Про любимых я уже не…

– Не твое дело, с кем, где, когда я… подружусь. – Упрямство взыграло. Хотя Кирилл знал, что даже звучит это унизительно. – И уж точно – где я буду искать жену, мужа…

Он надеялся хоть последним спровоцировать отца на новую вспышку, чтобы самому перестать чувствовать себя так загнанно. Снова просчитался. Отец сощурился, оглядел плакаты с Фредди Меркьюри, в изобилии украшающие комнату, и ответил:

– Мне вот эти все западные заскоки вообще никуда не уперлись. В зале суда, знаешь, кого только не повидал. Когда я сказал тебе о засосах, я просто имел в виду, что такие вещи должны быть по любви. А не как у твоих греков. Ну-ка расскажи мне, с кем из однокурсников ты поехал бы… – Он подумал. – В Чечню? В Афган?

– Типа в разведку пошел? – умилился Кирилл этой попытке переобуть советскую идиому. – Ни с кем. Но дело не в них, дело в том, что я в принципе не рвусь на войну, пока на мою страну не нападают. И тебе не советую, отвоевался.

Отец молчал, потирая осколочный шрам на левом запястье. «Я про другое», – читалось в глазах, но вместо злости там теперь была жалость. Он знал, что прав. Реально друзей у Кирилла среди однокурсников не было. И со школы не осталось. Плохо он сходился с людьми, они все казались ему либо скучными, либо тупыми. А если честнее, он просто считал их заведение слишком… энергозатратным. Точно так же он ненавидел покупать новые телефоны, компьютеры, любую технику – ко всему этому приходилось изучать инструкции, прежде чем пользоваться. А с людьми еще и инструкции нередко противоречили функционалу.

– Может, тебя просто напрягает, что я тебя однажды могу опозорить? – Впрочем, это тоже был удар в пустоту. – Хитоном или еще чем… вот и лезешь куда не надо?

Отец сделал шаг ближе. Он смотрел так, как умел смотреть только сам Кирилл: с непередаваемой уверенностью в собственной правоте, втаптывающей собеседника в пыль.

– Если бы ты имел какое-то отношение к моей профессии… – Он помедлил. – Может быть. Но ты выбрал свою судьбу, на свою голову, – он сделал логическое ударение, но дальше опять смягчился: – И у тебя… у вас, у врачей… там свое понимание позора, свои «хорошо» и «плохо». Надеюсь, ты справишься с этим сам.

И это тоже был удар по больному. Который Кирилл никогда не мог отбить.

– Все, ладно. – Отец, похоже, понял, что внятного ответа не добьется, и махнул рукой. – Давай по фактам. Мои друзья приедут и будут отдыхать на даче с тобой и мамой. А ты будешь с ними общаться. Потому что иначе я отберу твою машину и буду трахать твой мозг весь следующий год. А то и обряжусь в простыню и припрусь к вам.

По фактам, ничего не скажешь. Даже риторику подхватил. Кирилл закрыл глаза, старательно притворяясь мертвым. Лучше так, чем скрипеть зубами.

– Альтернатива? – Он даже губ почти не разомкнул.

– Нет. Это автократия. Крепись. Ночи.

Скрипнула дверь – кажется, отец вышел. Кирилл открыл глаза, убедился в этом – и взвыл на всю комнату. Повернулся на бок. Прикрыл глаза.

«У тебя нет друзей. Ты ничего не понимаешь. Тебе не с кем идти в разведку, поэтому ты пойдешь туда с теми, с кем я скажу. И врач из тебя будет хреновый, потому что ты козел». Ну что ж…

Материться почему-то больше не хотелось. Вместо мата пришел план.

Итак, меня ожидала очередная блажь Его Чести, дуревыбивалка неожиданного происхождения. Но было даже интересно попробовать этой блажи помешать и кое-что доходчиво разъяснить. Например, что династические браки – безнадежное морально устарелое дерьмо и что вообще от меня пора отстать. Не скрою: я злился больше, чем стоило, и решил, что раз так, разбужу и врублю своего внутреннего «плохого подростка» на полную катушку. Родители же это обожают. Ну чтоб их детки никогда не взрослели.

Выглядеть перед «невестой» максимально непрезентабельно получилось без усилий: Кирилл элементарно проспал приезд Лукиных, и доносившиеся с веранды голоса его разбудили. Впрочем, спать в семь утра на каникулах было для него естественно. Он догадывался: на практике, не то что на работе, спать будет некогда, вообще. Ни зимой, ни летом. Отсыпался впрок.

Мама, приоткрыв дверь в дом, сладко рявкнула: «Кир, иди сюда!» Он вяло оторвал лицо от подушки, встал, накинул халат со следами химических экспериментов на рукавах, у зеркала старательно взъерошил мышиного цвета (отлично, уже грязноватые) волосы и криво ухмыльнулся отражению. Так он и вышел, не забывая почесываться.

На веранде, помимо кудахчущей мамы и отца, выволакивавшего на улицу удочки, обнаружилась фигуристая женщина с густыми медными волосами. Она вынимала из большой сумки продукты – преимущественно мясо, вино и конфеты. Увидев Кирилла, она выронила пачку мармеладок, совершенно не по-ведьмински просияла и взвизгнула:

– Кирик, как я соскучилась! – Она подскочила, сгребла его в объятия, сильнее взлохматив волосы. – Ого, ты вырос!

Кирилл улыбнулся вполне искренне: «будущую тещу» он помнил лучше, чем ее мужа. Такую не забудешь, слишком много кипящей энергии.

– Здравствуйте, тетя Вероника, – сказал он, отстраняясь. – Хорошо выглядите.

Это была правда: будто и не постарела лет за восемь, что он ее не видел.

– О-о-о. – Она заметила на шее Кирилла деревянный кулон в виде звезды жизни[7]. – Носишь! – Пальцы схватили подвеску, провели по металлической вставке в центре – жезлу Асклепия.

– А то, – снова не стал ерничать Кирилл. Свой талисман он правда любил. – Может, и удачу принес, поступить помог. Ну и вообще… прикольный.

– Прикольный… – повторяя это, тетя Вероника всмотрелась ему в лицо.

Взгляд ее Кириллу и в детстве не нравился: чисто рентген. Впечатление не поменялось: кем, кем тетя Вероника его видела? Скелетом в мареве цветных полей? Но наконец она улыбнулась, отпустила кулон и потрепала Кирилла по щеке когтистыми пальцами. Маникюр был ведьминский, черный. Противоположность маминым бесцветным ноготкам.

– Быстро время летит. – Тут же она перевела тему: – А ты что такой сонный?..

– Да он с петухами встает… – буркнул Его Честь, наградив сына фирменным взглядом для устрашения подсудимых, адвокатов и прокуроров. «Как ты посмел выйти в таком виде?» было написано на лбу, но так и не прозвучало. – А тут обленился.

– Ничего, молодежь – сплошные совы, – усмехнулась тетя. – Моя тоже носом клюет. – Она постучала кулаком в окно и крикнула кому-то: – Эй! Отлепляйся от стенки-то! Иди к нам!

Ее услышали. На крыльцо поднялась и остановилась, опершись о дверной косяк, худая растрепанная брюнетка ростом чуть выше хоббита. Дочь Лукиных, ага. Вот она в гости никогда не приезжала, ее Кирилл видел в первый раз.

– Вымахала, я двухлеткой тебя помню! – радостно польстил отец. – Красава!

Девушка даже не моргнула и не потратила сил на вежливую улыбку.

– Знакомься, Мариночка, это Кирилл! – так и просияла мама.

Он изобразил заготовленную кривую ухмылочку и уточнил:

– Лучше «Крыс».

– Кир! – предсказуемо рявкнул отец. – Ну что за детский сад, ты совсем что ли…

– «Крыс», – повторил Кирилл, вызывающе глядя на девушку. – Привет, Мышонок.

«Мышонка» он выдумал на ходу, хотя девушка походила скорее на облезлую птицу. Гордую птицу: взгляд оливковых глаз скользнул по лицу Кирилла, темные брови приподнялись, но больше никакого удивления или возмущения «невеста» не выказала.

– Прикольно. – Она зевнула. – А я вот предпочитаю «Марти». Привет, Мэлман.

7

«Звезда жизни» – шестиконечная звезда с прямоугольными лучами, в центре – жезл Асклепия, бога медицины и врачевания в древнегреческой мифологии.