Страница 13 из 20
– Человек рвется к знаниям, зачем задерживать? – уже тише изрек мужчина с важным видом. Отзеркалил позу охранника: упер в бока руки. Да, не бульдог уже. Овчарка. Немецкая. – Иди, Слав, судоку разгадывай. Я тебе «Крота» свежего вон на стол кинул.
Пока Дэн гадал, кто это может быть, выбирая между обжшником, трудовиком и физруком, охранник вдруг завял, буквально вытянулся в струнку и, энергично сдавая назад, пробормотал:
– Так точно, товарищ директор, Анатолий Викторович… сэр! Спасибо!
Вот это «сэр» Дэна и добило. Даже больше, чем «товарищ директор».
Мужчина кивнул, властно отмахнулся и двинулся к лестнице. Шел он быстро, чеканно. Дэн подумал – и увязался за ним, надеясь выяснить, где обитают десятиклассники, ну и, может, поблагодарить. Новая школа неприветливо обступила его зелеными стенами; по ступеням шаги зазвучали как-то гулко, словно каждый падал в невидимый колодец. Бр-р… хотя дома было круче. В старой школе из стен местами что-нибудь высыпалось, например известка, окурки или дохлые мухи.
На середине первого пролета директор соизволил-таки оглянуться, заметил преследование и даже первым завел беседу:
– Что-то я тебя не видел. – Глаза его, темно-карие и мерцающие под густыми бровями, словно угли, сузились, но вроде беззлобно. – Новенький, да?
Дэн представился, назвал свой класс, сказал неловкое «Спасибо» и под ленивый кивок все-таки уточнил:
– А вы что, всех знаете в лицо?
Тут же он спохватился: может, для нормального директора это и обычное дело. Это его старенькая Марьлеопольдовна из Наро-Фоминска путала даже спортивный зал с актовым, не то что учителей и учеников.
– Допустим, – кивнул Анатолий Викторович, не углубляясь в подробности. – И… что привело?
Вопрос был, может, и с намеком: то ли «Большой уже лось, чтоб школу менять», то ли «Вид у тебя немосковский», но Дэн решил не обращать на это внимания:
– Ну, я здесь недалеко работаю, езжу вот из своего города…
– Кем работаешь? – продолжился допрос. Даже странно. Шпионов, что ли, ищет?
– Курьером. – Дэн помедлил. – И продавцом. В художественном магазине.
– Продавцо-ом… – протянул директор тоном пооживленнее и вдруг радостно фыркнул. – Думал, скажешь, «менагером», у нас теперь все, кто что-то впаривает, – «менагеры». Менеджер по впариванию кисточек, ась, как тебе? – Он подмигнул и словно стал еще на пару градусов добрее. – Сам рисуешь небось? Штаны все в краске…
– Есть немного. – Дэн чуть выдохнул. Хоть не спросили «Кого зарезал?»
– Маковое поле рисовал?.. – Директор возвел к потолку глаза, прокашлялся и продекламировал: – «Качают маки головами над тихой Фландрии полями…»
Что удивительно, угадал. Маки Дэн и рисовал. И усатого длинноволосого офицера среди них. Но от деталей он решил воздержаться: кому это интересно?
– Штаны почисти. И не носи джинсы, у нас уже год форма, хоть всем плевать. И будешь стенгазету выпускать, во! – Безапелляционно заявив это, директор подкрутил ус. – Так, десятый, говоришь, «А»? Четвертый этаж. Пойдем провожу, все равно надо проведать, как они там…
Прозвучало странно. Будто путь лежал как минимум в больничную палату. Дэн притих.
В кабинетах, мимо которых они шли, кипела жизнь: учителя опаздывали, ученики болтали. Кто-то орал во всю глотку, и явно за кем-то бегал, и ржал конски. Играла музыка. Ничего необычного. Ничего тревожного. А вот за дверью, у которой директор остановился, оказалось тихо. Как-то… могильно.
– Контрольная? – спросил Дэн уныло. Накликал. Когда охраннику соврал.
Анатолий Викторович… директор… сэр… промолчал и открыл дверь. Его напряженная спина была очень прямой.
В классе сидело двадцать ребят, и все молчали. Никто не открыл окна, воздух казался спертым. Жужжала одинокая муха, громче самолета. В тон ей жужжали лампы под потолком.
Заметив директора, все встали, по кивку – сели. Некоторые посмотрели на меня, но во взглядах не было вообще ничего, чего я ждал, – ни враждебности, ни симпатии, ни просто любопытства. Наверное, они не шелохнулись бы, даже будь на мне клоунский наряд или, например, если бы я был Чубакой. Все выглядели… пустыми. Будто у них было уже уроков восемь.
– Молодежь! – Директор прокашлялся. – Это Данила Ленский, и он будет учиться с вами. Прямо от Пушкина пришел, да? Вот у вас на параллели есть девочка… родственница его, Сашей зовут! Родственница Пушкина в смысле, не Данилы!
Звучало забавно и дружелюбно, но никто не улыбнулся, скорее наоборот – повеяло холодком. Решив не ждать приглашения, Дэн пересек класс и сел у окна, рядом с высоким брюнетом в балахоне. Тот безучастно смотрел вперед. Рука, сжимающая карандаш и исчерканная длинными свежими порезами, машинально чертила уродливое граффити на листе. Имя какое-то, все из углов и терновника. «Ло-ра»…
– Ребят, ау? – Директор нахмурился. – Где Наталья Сергеевна-то, красится опять? Плутовка моя…
– Вышла, – хрипло ответила сидящая за первой партой худая девушка с длинными всклокоченными темными волосами. – За нашими тетрадями для сочинений.
– Сочинение? – почему-то удивился Анатолий Викторович. – Сегодня? – Последовало несколько нестройных кивков. – И какое произведение вы сейчас изучаете?
– «Завтра была война», – тихо сказала соседка лохматой, блондинка с хвостиками.
– О как. Хорошая книжка! – Но что-то в тоне директора по-прежнему было неправильным. – Тема какая? Героизм? Коллективная память?
Дэну показалось, губы у блондинистой девочки – к слову, красивой, очень – задрожали. Да и брюнетка помрачнела еще сильнее, даже голову в плечи втянула.
– Мы пишем о Вике Люберецкой. И ее смерти.
Повисла тишина. Анатолий Викторович прошелся туда-сюда и начал дергать себя за ус.
– Интересно, – процедил он наконец в пустоту. – Подход-то какой, а? Гуманный, прогрессивный!
Сдвинулись брови; лоб треснул морщинами. Дэн подумал, что зарисовал бы это занятное лицо, определенно не кабинетное, скорее командирское. Вот кому самое место на полях Фландрии. Или…
– Можно выйти? – крикнул вдруг кто-то, и тишина будто взорвалась.
Дэн вздрогнул, а директор не успел ответить. Из-за последней парты выбралась рыжая девушка в черном длинном платье, пробежала по классу и вылетела прочь. Одноклассники не провожали ее взглядами. Большинство таращились на свои руки. На пеналы. На дневники. Не удивились. Знали, почему убежала. А тишина сердито зазвенела по новой, более ровным и вкрадчивым голосом:
– Так, кто ее отпустил? Что это еще такое?
В дверном проеме появилась моложавая белокурая женщина, прижимающая к груди стопку тетрадей, окинула класс взглядом из-под прямой челки. Дэн ее легко вспомнил: тетя Наташа, Наталья Сергеевна, мамина подруга. Это она за пару контрамарок хлопотала, чтобы его зачислили поскорее.
– Кто отпустил Нору Горскую? – Учительница сердито зыркнула на аккуратные золотые часики. – И так времени много потеряли, не резиновый урок! О… – Она осеклась. Заметила, что дети не одни.
– Здравствуйте, Наталья Сергеевна. – Директор странно смотрел на нее, так, будто… укусить хотел? Шагнул навстречу. – Ой, тетради, спасибо. Как раз хотел проверить их прошлые сочинения, знаете ли, сантименты заели.
– Извините? – теперь она испепелила взглядом его. То есть вряд ли правда хотела испепелить, просто такие у нее были глаза – синие, строгие. – Что проверить?
– Ну. – Он потеребил ус снова, но продолжил жестче и угрюмее, протянул руки: – Должен же я знать, чем живут наши десятиклассники. Давайте, давайте сюда.
– Что? – Она удивленно отшатнулась. – С чего вдруг? У нас сейчас еще…
– Нет-нет, это потом, – с нажимом возразил директор и почти выдрал у нее из рук тетради. – Тем более на эту тему. Перенесите, пройдите сегодня что-то еще или повторите материал. – Он подумал. – Да. Что-нибудь о милосердии. «Чудесного доктора», например, почитайте. Или «Кусаку».
Дэн все гадал, из-за чего ссора. Правда, чушь какая-то, точно и так-то странный «сэр» внезапно помешался. Но парень рядом вдруг сломал карандаш, черноволосая девушка и блондинка почти одинаково сжались, да и остальные стали переглядываться – не тревожно, скорее… замученно? Зато тетя Наташа явно была зла. Несколько секунд она медлила, потом сощурилась, глубоко вздохнула – и пошла в атаку: