Агония

Я оглядываюсь вокруг в поисках признаков туалета, но ничего нет. Я направляюсь прямо через вестибюль.

Мои каблуки щелкают по кафельному полу, отдаваясь громким эхом. У меня возникает желание снять мокрые туфли, но я не хочу ходить босиком.

Я прохожу мимо лестницы и спускаюсь в коридор. Я вижу знак, который показывает, что туалеты находятся слева.

Бинго.

Хотя я не знаю, что, черт возьми, собираюсь делать, потому что сушилка для рук никак не может высушить мою одежду, но это лучше, чем ничего.

Я нахожу туалет, который пуст, и — черт! Чертово дерьмо! Никакой сушилки для рук. Только бумажные полотенца.

Когда я поворачиваюсь, я вижу себя в зеркале.

Господи всемогущий.

Я выгляжу ужасно. Мой макияж практически смылся. Спасибо Господу за водостойкую тушь, потому что это единственное, что осталось на моем лице нетронутым.

Мои каштановые волосы — мокрые, слипшиеся.

Моя белая рубашка прилипла к телу, и сквозь нее виден мой кружевной бюстгальтер.

Мои щеки вспыхивают от смущения, когда я понимаю, что Патрик видел мой лифчик через рубашку.

Я не могу начать свой первый день, встречаясь с парнями из команды, в таком виде.

Мне нужна одежда. Даже если это будет просто другая футболка. Я могу жить в сырых джинсах и трусиках, если придется, но не в мокрой рубашке, выставляющей напоказ мою грудь.

У них здесь должны быть командные футболки. Что угодно лучше, чем мой мокрый топ, который на мне сейчас. Я выгляжу так, как будто участвую в первом в мире соревновании одиночных мокрых рубашек, и я действительно не хочу опозорить себя — или своего отца — еще больше, чем я уже опозорилась.

А надев командную футболку, я, по крайней мере, буду выглядеть приверженцем команды.

Я почти смеюсь вслух от этой мысли.

Я не люблю футбол. Совсем.

Поскольку я дочь тренера, люди предполагают, что я люблю этот вид спорта. Но именно из-за футбола мне пришлось много переезжать, пока я росла. Из-за него моего отца часто не было рядом. Из-за него моя мама…

Я оборвала эту мысль.

Это была не вина отца. Моя мама была больна. И выбор, который она сделала, был ее и только ее.

— Но это его вина, что его не было рядом с тобой, когда ты нуждалась в нем больше всего, — шепчет голос в глубине моего сознания.

Нет, сегодня я не буду об этом думать.

Сегодня будет хороший день, несмотря на то, что он начался паршиво.

Я приведу в порядок волосы, а потом найду футболку, которую можно надеть.

Бросив влажную сумку на столик, я достаю расческу и заколку.

Я расчесываю волосы, как могу, а затем завязываю их в импровизированный пучок. Кладу расческу обратно в сумку и, прижимая ее к груди, прикрывая бюстгальтер, я выхожу из туалета и отправляюсь на поиски кладовой или места, где могут храниться запасные футболки. Но мне нужно поторопиться, пока не начали прибывать люди.

Я брожу несколько минут и натыкаюсь на раздевалку.

Где-то здесь должна быть футболка.

Я открываю дверь, заходя внутрь, и, черт возьми, эта комната огромна. Она больше, чем моя квартира. Ну, большинство мест больше, чем моя квартира. Но все равно, она огромная.

Я позволила двери закрыться за мной.

На вешалках у каждого игрока висят командные футболки. Несколько футболок.

Я могла бы одолжить одну у одного из игроков, потом найти, где они хранят запасные, и заменить ее; никто бы не узнал.

Я захожу в раздевалку, сканируя имена на табличках над каждым шкафчиком, когда прохожу мимо них.

Келли… Максвелл… Томпсон… Кинкейд.

Арес Кинкейд. Звездный квотербек. Тот самый, которого прозвали Ракета, потому что он бросает мяч с эффектом ракеты, наводящейся на цель. Он никогда не промахивается мимо цели.

Может, я и не очень разбираюсь в футболе, но я знаю, кто он такой.

Золотой мальчик. Мистер Совершенство.

Парень, который заплатил за обучение в колледже своих младших брата и сестры. Мой отец однажды обмолвился мне об этом.

— Он ответственный. У него голова на месте.

Все это было сказано с укором в мою сторону.

Я не была ответственной. Я была глупой. Я едва могла позаботиться о себе, не говоря уже о том, чтобы отвечать за кого-то еще.

И до сих пор не могу.

Мой отец считает, что солнце светит из задницы Кинкейда.

Я знаю, что мой отец любит всех своих игроков как родных — возможно, любит их больше, чем свою собственную семью… ну, меня, потому что я — все, что у него осталось, но я уверена, что мой отец думает об Аресе Кинкейде как о сыне, которого у него никогда не было, но которого он всегда хотел.

И кто может его винить? Кинкейд никогда бы не сел в машину пьяным и не въехал бы на ней в стену.

Нет, это все я.

Я протягиваю руку, нащупывая пальцами одну из рубашек Кинкейда.

У меня появилось внезапное желание узнать, каково это — быть такой, как он. Не быть неудачницей. Быть той, кем люди восхищаются. На кого равняются.

Может быть, если я надену одну из его футболок, часть его доброты передастся и мне.

Ладно, это прозвучало очень грязно.

Но попробовать не помешает, верно? Надеть его футболку, чтобы попытаться впитать немного его доброго смысла… и это звучит просто отвратительно.

Мне стоит уйти и не совершать этого. Или нет.

Я снимаю мокрые каблуки, бросаю сумку на пол и начинаю расстегивать пуговицы на мокрой рубашке. Я сдираю ее с себя, позволяя ей упасть на пол с влажным шлепком, и это кажется раем. Воздух прохладный, он сушит мою влажную кожу.

Мне очень, очень хочется снять и лифчик, но я не могу допустить, чтобы девочки вышли поиграть. Моя грудь не огромная, так что покачивание сисек не будет проблемой, но мои соски имеют тенденцию играть в пикабу в самые неподходящие моменты. Не то, чтобы мой лифчик сильно скрывал их в данном состоянии.

Боже, что за день, а еще ведь утро.

Мне очень нужно не облажаться сегодня.

Пожалуйста, пусть сегодня все пройдет хорошо.

Нуждаясь в спокойствии, я кладу руки на бедра и наклоняю тело вперед, медленно позволяя рукам скользить по бокам ног, пока они не упираются в пол, а грудь не прижимается к бедрам.

Задержитесь в этой позе и вдохните. Затем я выдыхаю.

Я занимаюсь йогой с тех пор, как стала трезвой. Мне посоветовал ее мой психотерапевт, и она действительно помогает мне.

Я знаю, может показаться странным выполнять движения йоги здесь, в раздевалке, но мне нужен момент, чтобы расслабиться и сосредоточиться, и сейчас я делаю это именно так. Старая я просто послала бы все к черту.

— Кхм. — Звук глубокого, тембрального голоса, раздавшийся позади меня, заставил меня резко выпрямиться и обернуться.

И, о Боже, нет.

Арес Кинкейд.

Он стоит прямо там, по другую сторону комнаты.

А на мне нет рубашки.

Блядь.

Глава 2

— О Господи, черт, мать твою! — прохрипела я в полном ужасе, сжимая руки на груди.

— Как много нецензурных выражений для одного предложения. — Арес наклоняет голову в сторону, на его лице отражается веселье.

— Я-я… — Я растерялась. Я понятия не имею, что сказать. Я вся такая, Иисус, мне нужно твое божественное вмешательство.

Я стою полуголая перед Аресом Кинкейдом.

Мой отец будет так зол, когда узнает.

Пожалуйста, не дай ему узнать.

— Я не думала, что здесь кто-то есть, — наконец-то смогла вымолвить я.

— Ясно.

Его глаза опускаются с моего лица и начинают следовать вниз по моему телу. Я вижу искру интереса в его глазах, и меня удивляет вспышка жара, которую чувствую между ног.

Я уже говорила, что Арес Кинкейд хорош собой?

Я видела его по телевизору и на фотографиях, но впервые вижу его во плоти. Он весь в рельефных мышцах, твердых гранях и с золотистой кожей. Темная щетина покрывает его сильную челюсть, как будто он не брился несколько дней. Поразительные голубые глаза, которые все еще работают над моим телом, и темные волосы, которые стали короче, чем были раньше. Я помню, что у него были более длинные волосы.