Страница 3 из 9
Возникла пауза. Все лица были устремлены на Николая.
«На слабо берут, – подумал он. – Да что тут какая-то могила, схожу назло: что я не пацан что ли?» – разозлился про себя Николай.
– Ну и пойду! Вот только оденусь,– ответил Николай и порывисто вскочил с раскладушки.
Под взглядами парней он стал одеваться. Надел куртку, сапоги, заправил в ремень нож. Взял фонарик, проверил его и засунул в карман куртки. Похлопал себя для проформы по карманам куртки и направился к выходу палатки.
– Коля! Может, тебя проводить? – вдруг робко спросил Саня.
– Да пусть уж один идет, раз уж сам изъявил желание сходить на экскурсию, – перебил его Айал. – Он же марксист-ленинист, верит в объективный ход истории, где нет места шаманизму и прочим пережиткам, необъяснимым с точки зрения всепобеждающей логики, – ухмыльнувшись, закончил он свою мысль.
Николай, злясь на парней и на себя самого, решительно раздвинул пологи палатки и, точно бросаясь в холодную воду, сделал шаг во тьму, в сторону могилы Феклы.
Вдруг поднялся ночной ветер, и звучал он как-то особенно тревожно, словно напевая заунывную северную песнь, посвистывая в верхушках деревьев и путаясь в густом кустарнике. Как назло, ему вторило ухание болотной птицы на той стороне реки.
«Ничего страшного, не дрейфь!» – попытался успокоить себя Николай и двинулся в направлении могилы Феклы.
Парень удалялся от палатки, которая казалась ему сейчас самым уютным пристанищем, почти родимым домом. Уже углубляясь в лес, он неожиданно кожей почувствовал чье-то присутствие. Ощущение усиливалось: кто-то, невидимый и неслышимый, наблюдал за Николаем из глубины леса. И этот взгляд был физически ощутим.
Играющий по верхушкам деревьев холодный северный ветер почему-то нес теперь еще больше беспокойства и тревоги, заставляя поминутно прислушиваться к лесу и ловить посторонние звуки: а вдруг, пользуясь поднявшимся ветром, кто-то неслышный звериной походкой крадется за ним следом?
Озираясь по сторонам и бросая луч фонарика на все подозрительные предметы, Николай приближался к могиле. Подчас стала попадаться сеть паутины, растянутая между деревьями и кустарниками, которая неприятно липла на лицо.
Когда лес поредел и стала проглядывать поляна, на которой располагалась могила, фонарик стал мерцать. Мигать, готовый отключиться совсем.
«Совсем по-киношному… как, в фильмах ужасов…» – подумал Николай и стал стучать по фонарику. Старенький фонарик мигнул на прощание и потух совсем. Тьма полностью обволокла Николая. Его глаза, еще не приспособившиеся к темноте после света, ничего не видели. «Только мне этого не хватало», – уже с нарастающим страхом подумал он и остановился. Ветер вдруг стих, прекратился и крик болотной птицы.
Глаза потихоньку стали привыкать к темноте, и Николай стал разглядывать сквозь стволы деревьев серое пятно поляны.
«Не бойся. Иначе парни засмеют. Айал потом до конца всей экспедиции будет шпынять и подначивать, что пыжился поначалу и храбрился, а как до дела дошло, испугался, как девчонка». Николай явственно представил ухмыляющееся лицо Айала, и это придало ему сил сделать несколько шагов в сторону поляны с могилой Феклы.
Николай, несмотря на свежесть ночи, весь вспотел и тихо вышел на край поляны. Сквозь облака, которые закрывали луну, стали видны очертания деревянного надгробия могилы. И вдруг у основания могилы появилось слабое свечение. Холодные синеватые огоньки, словно искры, медленно горящего костра поднимались вверх и гасли.
Широко раскрытыми от ужаса глазами Николай смотрел на это свечение. Два огонька, словно глаза давно умершей души, смотрели прямо на него. И эти глаза мигнули и смотрели, заглядывая глубоко в душу. Николай словно увидел слабо светящийся женский профиль, будто парящий над могилой…
Душа ушла у него в пятки. Если бы он знал и умел креститься – он бы перекрестился. Вместо этого стал быстро и тихо говорить, повторяя одну и ту же фразу:
– Прости меня, Фекла, что побеспокоил тебя. Прости меня, Фекла… Прости меня, Фекла…
Вдруг где-то сбоку громко гукнула ночная птица. А Николай уже бежал назад к спасительной палатке, натыкаясь на деревья, раздирая свое лицо и руки ветками кустарников и деревьев…
Когда парни увидели разодранное лицо Николая, ворвавшегося в палатку, то стали одновременно вскакивать с лежанок, кричать, нашаривать ножи и лопаты для обороны себя и палатки.
– Что случилось? Что ты видел? – наперебой хором кричали Николаю.
А он не мог отдышаться и пытался оказаться посредине палатки, подальше от дверей.
– Я, я… Видел свет над могилой Феклы, – отдышавшись наконец, выдавил из себя бледный Николай.
– И все? А вид у тебя был такой, будто сама Фекла за тобой гналась, – едко заметил Айал.
И тут грохнул смех. Парни обступили Николая, одобрительно толкали его и смеялись.
Вокруг раскопа над Алазейским острогом уже возвышался внушительный земляной вал. Несмотря на то, что копали ножами и шпателями, яма раскопа стала глубиной более чем на полтора метра.
Анатолий Николаевич сидел тут же на опрокинутом ведре перед ящиком, на котором были разложены глиняные черепки и изделия из мамонтовой кости. Он обмакивал тоненькое чертежное перо в бутылку с тушью и тщательно выводил номер на обратной стороне каждой находки.
Павел, найдя очередную монету, датированную концом восемнадцатого века, не удержался и спросил Егорова:
– Анатолий Николаевич! А как первые русские поселенцы добрались до этих мест?
Руководитель экспедиции, найдя это любопытство обоснованным и пользуясь возможностью прочитать лекцию на свежем воздухе, немного подумал и сказал:
– Хороший вопрос! Есть несколько версий того, как русские поселенцы впервые появились здесь и каким путем добрались до этих краев. Одна из основных версий та, что это были поморы из Архангельска, которые по Северному пути вдоль побережья достигли низовьев Алазеи и Колымы. Некоторые исследователи предполагают, что русские первопроходцы двигались с юга Якутии после освоения ими ее центральной части.
Анатолий Николаевич сказал это так прочувствованно, что чувство сопричастности к чему-то очень важному проникло в каждого, кто слушал его в этот момент. Выдержав паузу Егоров, тихим голосом продолжил:
– Есть и другая, достаточно любопытная версия, но наверно маловероятная: что первыми на Алазею прибыли остатки разбитого якутами отряда казаков. Бежали они сюда на Север после полного разгрома, и было это задолго до появления в Якутии Петра Бекетова…
Глава 2.
На поиски Тартарии
Если прямо отсюда идти на восток,
Там, где край лучистых небес —
Пешеходно-слоистых небес
Свешивается к земле,
Словно ровдужная пола;
Где земли конечный рубеж,
Затуманенный синевой,
Солнце взошло, наступило ранее июньское утро начала семнадцатого века от Рождества Христова. Все московские колокола раскачивались с самого утра и звонили без умолку. Церкви были полны. По окончании обедни народ рассыпался по улицам. Молодые и старые, бедные и богатые несли домой зеленые ветки, цветы, березки, убранные лентами.
Высоко в синем небе парили, играя между собой, стрижи. Явственно пахло смолой от недавно уложенной кругляшами чурочек мостовой.
На городской площади и на улицах тесно от множества празднующих людей. Между возами и лавками бродят люди: одни прицениваются, другие спорят, а иные просто ведут разговоры, чтобы узнать, что творится на белом свете. Кучкой стоят малороссы с длинными усами, обсуждают цены на хлеб. Рядышком девушки-простолюдинки шепчутся, похохатывают и строят глазки смазливому торговцу сладостями.