Страница 16 из 46
Вопрос. Ага! Значит, вы слышали шум в груде костей?
Ответ. Да, мне показалось, что черепа смеются, и я невольно вздрогнул.
Вопрос. Вы не подумали, что за этой грудой мог спрятаться тот небесный музыкант, что так вас очаровал?
Ответ. Именно об этом я и подумал, господин комиссар, и даже упустил мадемуазель Даэ, которая тем временем поднялась и спокойно направилась к выходу с кладбища. Она была так поглощена своими мыслями, что совершенно неудивительно, что она даже не заметила меня. А я не шевелился и не спускал глаз с груды костей, решив пойти до конца этого невероятного приключения и узнать его разгадку.
Вопрос. А что было до того, как вас нашли утром едва живым на ступеньках алтаря?
Ответ. Все развернулось очень быстро… К моим ногам скатился череп, за ним второй… третий… Как будто я стал целью загробной игры в шары. Мне показалось, будто чье-то неосторожное движение разрушило пирамиду из костей, за которой скрывался таинственный музыкант. Тут мое предположение подтвердилось, так как я заметил тень, скользнувшую по сверкающей стене ризницы. Я бросился туда. Тень толкнула дверь и проскользнула в церковь. Я последовал за ней. Тень была в пальто! В темноте мне удалось за него ухватиться. В этот момент мы с тенью были прямо перед алтарем, и лунный свет через большой витраж апсиды падал прямо на нас. Так как я все не отпускал пальто, тень оглянулась, пальто, в которое она закуталась, распахнулось, и я увидел, господин следователь, – вот как вижу сейчас вас, – я увидел жуткий череп, который смотрел на меня глазницами, горящими адским огнем. Мне показалось, что передо мной сам Сатана, и при виде этого порождения загробного мира мое сердце не выдержало, несмотря на все мое мужество. Я больше ничего не помню до того момента, когда я оказался в своей комнате на постоялом дворе».
Глава 7
Посещение ложи № 5
Мы расстались с господами Фирменом Ришаром и Арманом Моншарменом в тот момент, когда они решили нанести краткий визит в ложу № 5 бельэтажа.
Они миновали широкую лестницу, ведущую из директорской приемной к сцене и ее помещениям; прошли через сцену, через вход для лож, потом, войдя в зал, повернули в первый проход налево. Остановившись между первыми рядами партера, они посмотрели оттуда на ложу № 5 бельэтажа. Они плохо ее видели, так как там царил полумрак, а на красный бархат барьера были наброшены огромные чехлы.
В эту минуту они были совсем одни в громадном сумрачном здании, и их окружала глубокая тишина. Как раз наступил тот час, когда рабочие сцены уходят выпить.
Смена моментально исчезла со сцены, оставив наполовину установленную декорацию; редкие лучи света – мертвенно-бледного и мрачного, казавшегося отблеском умирающей звезды, – проникали неизвестно откуда и падали на старую башню, чьи зубчатые стены, возведенные из картона, вздымались посреди сцены, все вещи в полумраке этой искусственной ночи или, скорее, этого обманчивого дня приобретали странные формы. Полотно, наброшенное на кресла оркестра, напоминало вздыбившееся море, чьи сине-зеленые волны неожиданно застыли по мановению руки повелителя бурь, которого, как всем известно, зовут Адамастор. Господа Моншармен и Ришар казались двумя матросами, потерпевшими кораблекрушение в этом неподвижном море из крашеного полотна. Они продвигались к левым ложам, как моряки, которые покинули свой корабль и пытаются добраться до берега. В сумраке возвышались восемь больших полированных колонн, которые казались волшебными столбами, подпирающими угрожающе наклонившуюся, готовую рухнуть скалу, основанием которой служили круговые параллельные линии, образованные ложами первого, второго и третьего ярусов. Сверху, с самой вершины скалы, затерянной в медно-желтом небе господина Ленепве, вниз смотрели некие лица, которые гримасничали и ухмылялись, издеваясь над беспокойством Моншармена и Ришара. Впрочем, в обычное время это были серьезные лица. Они звались: Изида, Амфитрита, Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Клития, Галатея, Аретуза. Да, сама Аретуза и Пандора, печально известная своим злополучным ящиком, взирали на новых директоров Оперы, которые в конце концов ухватились за какой-то обломок судна и оттуда молча уставились на ложу № 5 бельэтажа. Как я уже говорил, они были обеспокоены. По крайней мере, я это предполагаю. Во всяком случае, Моншармен признается, что он был весьма впечатлен. Вот что он пишет: «Этот бред (какой стиль!) насчет Призрака Оперы, которым нас потчевали с самого первого дня, когда мы заменили господ Полиньи и Дебьена, в конце концов, без сомнения, повлиял на мое воображение и, если уж на то пошло, на зрение тоже, потому что – возможно, виной тому были декорации, среди которых мы, взволнованные, продвигались в тишине, или мы стали жертвами галлюцинации из-за полной темени – я увидел в ложе № 5 силуэт. Ришар, как, впрочем, и я, ничего не сказал, но мы одновременно взяли друг друга за руки. Так мы прождали несколько минут, не двигаясь, устремив глаза в одну точку, но силуэт исчез. Тогда мы вышли и уже в коридоре обменялись впечатлениями и поговорили о силуэте. Однако впечатления наши не совпадали. Я увидел что-то вроде черепа, лежавшего на барьере, а Ришар заметил силуэт женщины, похожей на мамашу Жири. Поэтому мы решили, что наше воображение сыграло с нами шутку, и, не сговариваясь, с хохотом побежали в ложу № 5. Вошли в нее и никакого силуэта там не увидели».
И вот мы уже в ложе № 5. Это была ложа как ложа и ничем не отличалась от соседних лож бельэтажа.
Господа Моншармен и Ришар, от души забавляясь и подсмеиваясь друг над другом, принялись обшаривать всю мебель, приподнимать чехлы, переворачивать кресла, обратив особое внимание на то, в котором обычно сидел «голос». Однако оно оказалось обыкновенным добротным креслом, в котором не было ничего сверхъестественного. Короче, это была самая рядовая ложа с красной обивкой, ковром, креслами и барьером. С величайшей тщательностью ощупав ковер и не обнаружив ничего подозрительного ни в нем, ни в самой ложе, они спустились в бенуар, расположенный ниже ложи № 5, прямо рядом с первым левым выходом из оркестровой ямы, но и там не нашли ничего заслуживающего внимания.
– Все эти люди попросту насмехаются над нами! – вскричал Фирмен Ришар. – В субботу даем «Фауста», и мы оба будем присутствовать в ложе номер пять бельэтажа!
Глава 8,
в которой рассказывается о том, как Ришар и Моншармен осмелились дать «Фауста» в прóклятом зале, и о том, что из этого вышло
Однако в субботу утром в своем кабинете директора нашли очередное письмо от П. О. следующего содержания:
«Уважаемые директора!
Итак, Вы объявили мне войну? Если вы еще хотите мира, вот вам мой ультиматум.
Он заключается в четырех пунктах:
1. Верните мне мою ложу; я желаю, чтобы она была в моем полном распоряжении начиная с этого момента.
2. Партию Маргариты будет петь сегодня Кристина Даэ. Не беспокойтесь о Карлотте: она будет больна.
3. Я рассчитываю на услуги мадам Жири, смотрительницы, которую вы немедленно восстановите в должности.
4. Уведомьте меня письменно через мадам Жири о том, что вы, по примеру ваших предшественников, принимаете мои условия, означенные в требованиях, включая пункт о ежемесячном содержании. Позже я дам вам знать, в какой форме будет происходить выплата.
В случае вашего отказа сегодняшнее представление „Фауста“ пройдет в прóклятом зале.
Имеющий уши да услышит!
П. О.».
– Как он мне надоел! – взревел Ришар, мстительно потрясая кулаками и с грохотом ударяя по столу.
Тем временем вошел Мерсье, администратор:
– С вами хочет поговорить Лашеналь. Дело, кажется, срочное, и он чем-то потрясен.
– Кто такой Лашеналь? – спросил Ришар.
– Ваш старший берейтор.
– Как! Мой старший берейтор?
– Ну да, сударь, – объяснил Мерсье. – В Опере несколько берейторов, и Лашеналь старший.
– Чем же он занимается, этот берейтор?