Страница 19 из 50
Вопрос в том, как отключить или сбить со следа? Запутать. Нужно заставить его поверить, что этот чертов артефакт сломался от слова совсем. В лепешку расшибусь, но собью его со следа! И я даже уже представила себе обиженную моську Горьера, когда он будет встречаться с разными девушками. Зачем ему меня убивать? Без понятия, но легко я не сдамся и нервы хорошенечко потреплю.
Еще одна запись.
"Цори Марина Поляди — подданная королевы Версарии, фрейлина Ее Величества Вильги Индины Прекрасной. "
До сих пор на службе у королевы. Мечтает выйти замуж и уехать из дворца по семейным обстоятельствам. Но по какой-то причине все время жертвы предстоящего брака куда-то деваются. То король их отсылает на очередную войнушку на границе, то они оказываются связаны иными брачными обязательствами, о которых и сами не подозревали. В общем, крепко держит в королева возле себя тех, кто ей особенно нужен. Вот и Поляди (то ли ее пожалеть, то ли позловредничать) как дворняжка на коротком поводке. Стареет, злится, не может нарушить клятву верности, потому и уехать не может.
Отсюда и вывод, что Максимилиан со своей манией жениться на ком-то из Версарии, очень даже подходит Марине. Женился, забрал, увез — и до свидания, дорогая королева.
Я хотела бы еще дополнить список, но записывать имена короля и королевы побоялась. Не поминай лихо, пока оно тихо. Они личности незаурядные, с дурным характером. А с учетом, что королева вообще сейчас на сносях, то пусть дома сидит, и простой люд своими капризами не мучает. Нет, я к ним в целом хорошо отношусь, всё-таки служу короне… или служила (пока непонятно), но близких отношений не желаю.
А моя начальница, глава Тайной разведки Катарина Блич, она всегда говорила, что мне от правящей четы лучше держаться подальше, целее буду. Король, будучи еще принцем, всегда отличался любвеобильностью и жаждой иметь все, что движется. А королева пускала всех в расход, потому что никогда особой любви к версарцам не питала. Она уроженка Франдерии, была отдана замуж за нашего принца исключительно по политическим соображениям. И хотя брак из был оговорен много лет назад, и участь она свою заранее знала, но мне кажется, что с ней она все же полностью не смирилась. Хотя, в принципе, королевой ведь быть не отказалась, и всеми привилегиями пользуется с огромным удовольствием.
Лист бумаги я перечитала, затем свернула трубочкой, нашла в ящике комода огневичок, чиркнула камнем пару раз, и искра, попав на бумагу, тотчас же ее воспламенила. Положив свёрток на металлический поднос, который стоял на подоконнике (думаю именно для этих целей), я убедилась, чтобы весь лист сгорел до тла. Мне он был больше не нужен. Все осталось в моей голове.
Повернувшись к зеркалу, я внимательно осмотрела свое лицо. Идея, которая внезапно меня осенила, очень обнадеживала и радовала. Сани, он просто гений. И с помощью его великолепной искусственной кожи я смогу менять лицо хоть по три раза на дню, нужно только научиться правильно накладывать слои. Менять образы я умела легко. Мои волосы и раньше имели все возможные и невозможные оттенки, а глаза я научилась подводить так, что они так или иначе меняли мое лицо до неузнаваемости.
Если к этому добавить то, что с помощью кожи я могу менять форму лица, то Горьера его хваленый артефакт будет приводить каждый раз к разным людям. А уж я расстроюсь! Все способности свои покажу, только лишь бы он меня не узнал и думал, что это каждый раз новый человек. А потом он отстанет. И уедет. А меня восстановят по службе. И буду я долго и счастливо добывать нужные сведения для дорогой отчизны. А потом, как Мэйсир, на пенсию пойду. Заведу мейкунского кота, размером с хорошего пса, буду каждый день кормить его жареными курами. Научу его рычать, если кто-то постучится в дверь. Пусть думают, что у меня опасно.
22 Новое утро
Воодушевленная своими идеями и наконец-таки мечтами, я прочла раз пять инструкцию из чемоданчика. Прикинула, насколько мне хватит подаренных пузырьков, решила, что пока я не уехала из Штокенвильда, мне стоит связаться с Сани, чтобы выкупить у него еще одну хорошую такую партию этого изумительного средства.
А потом, раздевшись догола, открыла пузырек с зеленой жидкостью, отвратительно пахнущей едкой мятой, и начала обрабатывать шрамы целительным раствором.
Ощущение легкой прохлады успокаивало и отчасти дарило надежду, что шрамы хоть может и не исчезнут, но станут менее безобразными. Это было важно для меня, что бы там ни говорила Нинель по поводу молодости и отношения к важным вещам.
Легко говорить, когда в зеркале выглядишь так, какой привыкла себя видеть каждый день. И не ей говорить, что это не так важно. Для меня, увидевшей себя впервые в огромном зеркале в той самой маленькой каморке в подвале, мир стал навсегда беспросветным и злым. И если есть сейчас хоть малейший шанс исправить это уродство, я готова выполнять все прописанные рекомендации. Мазать тело хоть каждый час, хоть каждые десять минут, только бы стало лучше. Хотя бы снаружи.
Сон меня все же сморил, наверное, сказывалось непривычное для меня ощущение спокойствия, снизошедшее в этом уютном доме старушки Медичи. Я, полностью раздетая, лежала на кровати поверх покрывала и сладко посапывала, когда раздался осторожный стук в дверь.
— Милая, просыпайся, уже солнышко высоко. Будем завтракать! — Нинель ворковала под дверью так, словно я действительно была для нее той самой дорогой и любимой племянницей. Я сладко потянулась и на миг представила, что я дома. Хоть и дома у меня никогда не было, но какой детдомовский воспитанник не мечтал об этом?
— Хорошо, уже встаю! — ответила я и соскочила с кровати. Солнце действительно было уже высоко, и от начинающейся жары семантия источала умопомрачительный сладкий запах, который с легкостью просачивался даже сквозь закрытое окно.
Или не просачивался. Или тётушка Нинель умолчала еще об одном проходе…
Я, пытаясь представить дом и расположение комнат, при этом быстро переоделась в новый домашний костюм, состоящий из широкой мягкой юбки и кофточки-распашонки. Обулась в легкие тапки и аккуратно, стараясь не сильно шуметь, начала простукивать стены. Сразу за комодом даже от лёгкого постукивания услышала лёгкое эхо. Ощупала стену, окно, подоконник. Ничего. Пнула лезущий под ноги никчемный маленький коврик. Он сдвинулся, показав неплотно прилегающий кусок паркета. Я, еле сдерживая радость, наклонилась, ощупала и этот деревянный кусочек старого, но добротного пола, и когда разобралась что к чему, вдавила его внутрь.
Раздался щелчок, и стена чуть покачнулась. Я от испуга схватилась за угол комода. Но потом быстро взяла себя в руки и нажала на стену, как будто сделанную из плотного многослойного картона. Она чуть накренилась, как плотная штора или занавес. В открывшуюся щель я проскользнула легко и оказалась в темном каменном кармане, вверху которого увидела открытое ветровое окно. Дотянуться до его края оказалось несложно, но вот карабкаться по стене в юбке я не стала. Итак, план дальнейших действий мне был понятен. Теперь нужно будет хорошенько рассмотреть крышу со стороны двора и оценить, как с нее слезать в случае непредвиденной прогулки.
Я вернулась в комнату и, немного поворковав с тайным замком в виде треугольной деревяшки под ковриком, проход все же закрыла.
Нинель мне о нем ничего не рассказывала, значит в доме есть лишние глаза и уши. И на самом деле получается, что этот проход — единственный возможный путь для побега.
Осмотрев себя в зеркале, быстро обработала лосьоном лицо и заплела пышную косу. За последние три года мои волосы приобрели естественный медовый оттенок и начали слегка виться, — единственное, что в моем облике меня радовало.
Нинель уже сидела за обеденным столом и когда пришла я. Она лишь кивнула, приглашая присоединиться к завтраку.
Служанка подала мне тарелочку с горячим омлетом, щедро посыпанным сыром, и еще спустя минуту поставила передо мной чашечку горячего шоколада. Аромат ванили вился, щекотал ноздри, отвлекая от навязчивых мыслей, что Нинель украдкой за мной наблюдает.