Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 55 из 57

В уши залетел какой-то посторонний звук. Заставил отвлечься от съестного. Что за б…ство? Не хочу-у! Звук, словно надоедливый поутру будильник, заставил открыть глаза.

Не далее, как в трех шагах от него, с жерди, за каким-то ляхом примастыренной в этом месте, горланил петух. Причем, крик его был, скорее всего, не первый, и даже не второй. Хозяин подворья надрываясь орал, скосив глаз на незнакомцев.

— Кыш, пернатый душман!

Лихой подхватил рядом лежавший сапожок Лиса, швырнул в наглую птицу, тут же отдуплился вторым, сбив несносного представителя птичьего племени вниз.

— Ну, конечно, оно чужим-то добром разбрасываться сподручней!, — послышался насмешливый голос хитрого представителя воинского сословия.

— Утро доброе.

— Кому как, а мне теперь сапоги шукать потребно. Батька, а свои сапоги, что, жаль взяла?

— Да, ладно, подумаешь. Далеко они не упали. Что под руку подвернулось, тем и пульнул.

Будто забыв о перепалке, Лис лежа на запашистом сухом сене, промолвил, глядя в открытое боковое пространство под скатами крыши.

— Хорс на небосвод взошел.

И тут же, будто вспомнив, что он не один здесь страдалец, сунул локоть под ребра соседу.

— Смеян, проснись, день на дворе!

— Что? А, ну, да…

В приподнятое сном и отдыхом настроение ворвались звуки обычной сельской жизни. С подворий кричали петухи, выводя гаремы на прокорм. Коровы, подоенные поутру, мычали, здороваясь с товарками, следующими к местам пастбищ. Людскому гомону вторили собаки. Денек обещал быть погожим. Лето на склон пошло, не за горами осень с ее дождями, туманами, а впоследствии ночными и утренними морозцами.

— Э-эй, боярич!, — раздался молодой, звонкий девичий зов снизу. — А чего это вы поршни разбросали?

Все разом подались вперед, перевернувшись на живот, свесились с верхнего настила сарая, жадными взорами окидывая прелестное создание, по возрасту дотянувшее лет до четырнадцати. По нынешним временам самое то! Гибкое тело, преодолев считанные метры, в два наклона с точными, без суеты, движениями рук, оприходовало в ладошку оба сапога с высокими голенищами. Задрав голову, заметила на себе голодные внимательные взгляды, поправила прядь волос цвета спелого колоса, слегка покраснела, но переборов себя, сама открыто и где-то с какой-то властностью вгляделась в воинов на отдыхе, словно коты щурящихся от удовольствия в лучах утреннего солнца.

— Боярыня велела еще до света баню истопить. А то вы за дорогу грязью заросли и коростой покрылись. Баня готова. Слазьте! После вас остальные мыться пойдут. Исподнее вам уже в баню снесли.

— Все-все, уже в пути. Куда идти?

Лиходеев первым оказался на земной тверди, за ним по лестнице соскользнули его товарищи. Девушка влево махнула рукой.

— Там, на задних дворах, в сторону речки. Ой, да сами найдете, если грязными быть не хотите.

Оставив сапоги, быстро ретировалась в сторону терема. Только сейчас заметил, что за их общением наблюдали десятки глаз, на время, прекратив привычные работы, затихнув по углам. Даже дворовые псы не подавали голосов. Чудно!

— Пошли, что ли?, — позвал Лис.

— Почапали.

Отпарившиеся, вымытые и начищенные, в новой одежде, каким-то чудом нашедшейся в богатых скрынях хозяйки, очутились за столом.





Большой стол в обширной светлице уставлен яствами. Когда и успели приготовить все великолепие поварского искусства? В чаши из серебра, стоявшая за резными спинками стульев челядинка, своевременно подливала перебродивший мед. Егор, не стесняясь, заедал выпитое пирогами с различной начинкой, отведал каши, своим ножом отчекрыжил и в присест оприходовал поросячью лапу, набросился на овощи, с них на жирную утку. Сам подмигнул челядинке. Давай, процесс не задерживай, видишь, хозяйка нервничает! Не нужно нервировать тетю!

Витиевато заворачивая предложения, рассказал про сгоревший погост, соскакивал со скользких тем, иногда превращал расспросы в шутки, и сам качал информацию с раскрасневшейся от спиртного боярыни, выясняя общую обстановку в княжестве и поместье.

— Эх, боярин! В наших селах вольные люди живут, и богов чтут тех, к каким сердце открыто. А дружина-то у мово покойного боярина, Вольга Яруновича, вся из люда вотчинного. Они нам все родовичи. А, что? При надобности сотню воев собрать смогу. Так из покон веков щуры ратились. Вот челядь у нас, та из чужих мест, с полоном приведена. И у селян наших челядины имеются, кои с воинской добычей им досталась. Вот те-то по окраинам селищ избы ставят, да землю пашут.

— Интересный поворот дела.

— Донесли мне, что на теле у тебя знак наколот. И что он означает? Мои-то знахари разобраться не в силах.

Лиходеев понял, это его в бане рассмотреть успели. Летучая мышь военной разведки, покрывшая крыльями земной шарик, местной боярыне покоя не дает. Сымпровизировал:

— Ха-ха! Это тоже родовой знак. Оберег, можно сказать. Родовой тотем. Под этим знаком отпрыски древнего боярского рода обретаются, он им удачу приносит. Пращур наш в Византию в походы хаживал, в смертельной битве плечом к плечу с князем стоял и выжил, там, где выжить было нельзя.

Уже на столе сменили блюда, а мочевой пузырь требовал слить лишнюю жидкость из организма, когда Егор понял, пора закругляться.

— А, что боярыня, далеко ли от твоих деревень до Лелейникова погоста?

— Что, торопишься уйти?

— Тороплюсь. Княжна отдохнула, народ мой подлечился. Пора!

— Лелейниково, почитай рядом. Ежели сейчас выйти, до вечера пеше добраться получится. Я княжне лошадку дам, неча ей ножки о землю сбивать, и так намаялась с тобой и твоими попутчиками, сердешная. Провожатого дам.

— Вот за это спасибо.

Распрощались приветливо. Ладослава, обнимая хозяйку поместья, благодарила, обещалась, как на ростовский стол подле мужа сядет, обязательно пригласит в гости.

Благодаря провожатому, дорогу осилили без проблем, и в погост Лелейный прибыли к вечеру. Часлав ожидавший их, когда узнал о гибели сына, отвел Лихого в сторону, подробно расспросил о всех их мытарствах, боях и дорогах, а выслушав рассказ, ушел не попрощавшись. Потухшие глаза сказали Егору про то, что творилось в душе старого воина. Но что он мог поделать? Жизнь, есть жизнь! Она всегда ходит бок о бок со смертью, и об этом каждый воин знает непонаслышке.

Путешествие в составе отряда боярина Часлава внесло в жизнь Лихого какое-то успокоение. Шайки дорожных грабителей обходили оружных воев десятой дорогой, в боярских усадьбах, узнав о том, что в караване следует невеста их князя, предлагали любую помощь. Простым вотчинникам было плевать на возню у трона, они жили по своим законам.

Казалось, ничего не изменилось кроме погоды, но под ногами лошадей уже давно было княжество Ростовское. Выехали к огромной массе воды, поверхность которой распространяла рябь по зеркалу у некрутого берега.

— Неро!, — благоговейно произнес Часлав.

— Угу, — без всякого почтения согласился Лихой. — Нам куда, вправо или влево.

— Э-хэ-хэ!, — осуждающе боярин покачал головой.

Ростов начинался от края береговой террасы к западу от устья реки Пижермы, нею же защищался от вражьего нападения, заболоченной низиной реки Ишни, а помимо высоких рубленных из тяжелых бревен стен, валов и рвов, имел засеки в окружающих его лесах и подводные частоколы на реке Которосли и озере. Уже на подходе к городу, заметили большое скопление войск. Справа и слева на пути следования лагерями стояли полки окольчуженной пехоты, кавалерия. Чувствовалось, что война встала у порога Ростовских земель. Еще день или два, и вся эта масса воинов двинется к границам государства.

Часлав, ехавший впереди отряда, встречаясь глазами со знакомыми боярами, раскланиваясь, тем не менее, в разговоры не вступал, лишь слегка подгонял шенкелями свою лошадь, упрно вел всех к воротам града.

На воротах усиленный наряд городских дружинников заступил проезд, но узнав в боярине соотечественника, препятствий чинить не стал. Крутой нрав и рассказы ветеранов походов сделали свое дело. Островерхие крыши строений, покрытых черепицей, собранных из ядреного, крепкого, да чистого дерева, и впрямь навевали радость в душу Лихому, до мозга и костей горожанину. Даже несмотря на тревожный час, в великом стольном городе был большой торг, по улицам ходил люд, решая какие-то свои проблемы, сновали всадники, ездовые на подводах. Жизнь кипела и радовала глаз после сотен километров пройденных дорог и зелени бескрайних лесов.