Поцелуй Макоши

Юрий Шорохов

Поцелуй Макоши

1 глава

Нечай не помнил своих отца и матушку. Он и имени своего родового не помнил по малости лет, будучи захваченным татями на лесной дороге, едва минуло ему три весны. Тогда варнацкая шайка Грома напала на хазарский отряд, возвращавшийся домой из Руси с богатой добычей. Ослабленные ожесточённым сопротивлением русских деревень, хазары были смяты стремительным ударом из толково устроенной в удобном месте засады. Тати перебили их всех без жалости!.. Гром, могучий боец и удачливый атаман, в юности был княжьим дружинником, да не срослось у него со службой княжеской. Невзлюбил его сотник Путята! Будучи в походе в землях половецких, Гром с десятком своих ратников наткнулся на крупный сторожевой разъезд ворога, и храбро бились русичи, да силы были неравны. Очухался Гром уже ночью, весь израненный, пополз к своим. А у своих Путята обнёс его перед князем, оговорил аспид, дескать, нарочно Гром людей погубил, измену затеял! И поверил ему князь. Не дожидаясь суда неправедного и расправы лютой, ушёл тогда Гром в леса дремучие. Сколотил ватагу разбойничью и начал потрошить купцов иноземных и татей хазарских да половецких, богатства Руси алчущих… И свои, бывало, попадали под горячую руку Громовых молодцов, но большого лиха он им не чинил. Строг был, но справедлив, и в его ватаге была железная дисциплина… Восседая после сечи на походном сундуке, Гром не без удовольствия наблюдал, как его робята стаскивают всё добытое в бою добро в одну большую кучу перед ним. И увидал он мальчонку малого: тот не был испуган, не ревел и не куксился от страха. Бровки насуплены, губёнки упрямо сжаты, взгляд как у волчонка исподлобья – маленький боец! Дрогнуло суровое сердце атамана, глянулся ему малый отрок, и взял он его с собой. Нарёк Нечаем по обстоятельствам их первой встречи, и заменил ему и отца, и мать. Пятнадцать вёсен с тех пор минуло. Стал Нечай добрым ратником, в бою, поди, и атаману, названному отцу, не уступит! Гром был рад: есть теперь кому ватагу передать!.. А Нечай дальше батьки пошёл, стал учить ратному делу молодых варнаков, и неустанно! Выпросил у батьки всем своим воям доспех ратный и лучшее оружие. Старый Гром только диву давался, сколь толков да шустёр оказался сей отрок, сын его названный! Поверил парню, стал ему помогать, а Нечаю того и надобно: походы теперь только в Степь, русичей не трогать! Разбойники, что постарше, поворчали-поворчали, да смирились, видя, что атаман Гром принял сторону сына… А у Нечая головушка работает! Пришёл как-то к батьке и говорит:

– Отче Гром, мы землю русскую от ворогов защищаем, так почто нам во лесах прятаться? Богоугодно дело вершим! Давай найдём место добро, да ограду возведём?! Ты князь, я воевода, вои наши дружиною будут – всё честь по чести. Крестьяне под руку и защиту к нам жить придут, купцы торговать приедут, волхвы за нашу победу помолятся нашим богам! Что на то отречёшь мне, тятя?

Старый Гром даже закашлялся от неожиданности, не найдя сразу что ответить. Мог ли он когда помыслить князем стать в своём собственном княжестве?! И поблизку такого не было!!

– Ты, Нечайко, не вельми ли круто взял?! Князь!! Да как тебе такое в голову пришло?? – сквозь притворный кашель выдохнул атаман, вытирая непрошенную слезу рукавом вышитой рубахи – надо же такое ляпнуть?!

– Ничто, батюшка, из кривды я не молвил! Всё как еси правда! Отреки, чёму мы во лесах прячемся, дикому зверю подобно, коли справа наша ратная за Русь пред ворогом стояти?? Пора нам к людям идти, и с людьми жити!!

Не нашёл, что возразить Нечаю старый Гром, так и появилась у бывших варнаков своя ограда в Порубежной Руси. Место выбрали прекрасно: меж двух рек, сливающихся в одну. Стены возвели высокие, дубовые: на страх ворогам, себе на добрую защиту. И потянулся к ним ручеёк крестьянского и мастерового люда из ближних и дальних селений. Строились, обживались, землю пахали, урожай добрый растили… И вот как-то ночной порою приснился Нечаю сон предивный. Видит он терем, да такой высокий, что маковки в небе тают. Взбегает на крыльцо и входит в светлицу. А там три женщины пряжу прядут. Одна, постарше, за прялкой сидит, а две помоложе нити в клубки сматывают. Нечай поздоровался, поклонившись. Та, что постарше, встала, подошла к нему и улыбнулась:

– Нечай, смотрю я на дела твои, и радуется сердце моё той заботе, что даришь ты Руси-матушке! Пришло время вознаградить тебя за ту заботу…

С этими словами она надела на шею парня оберег и, взяв его голову в свои ладони, поцеловала его в лоб…

– Кто ты, матушка?! – изумился Нечай – прости, не признал я тебя!

– Не мудрено, что не признал, отроче! Едину Перуну-воителю ты молишься, но справы и мои исполняешь – снова улыбнулась ему женщина – я Макошь!..

2 глава

Нечай поклонился Макоши низко, большим обычаем, и стал на колени, опустив голову:

– Не прогневайся, матушка Макошь! Впредь учтивее буду.

– Стань с колен, Нечай. Не за тем я тебя позвала, чтобы корить, а затем, чтоб наградить за справы твои. Чрез седьмицу пойдёт краем ваших земель поезд свадебный. То знатный половецкий мурза Бусай, правая рука хана Сунгу, свою дочь выдаёт замуж за булгарского принца. Дева сия ликом прекрасна и нравом кротка, аки голубица лесная, но суть в другом! На роду ей написано моею волхвицей стать, а тебе – женою верной и матерью твоих детей – молвила Макошь, и продолжила:

– Запомни, Нечай! Как захватишь обоз, зла половцам не чини. Всех мурз со слугами отпусти в Степь с миром, и с ними Бусаю отправь грамоту и оковец с серебром. Напиши во грамоте той, что судьба тебе, русскому княжичу, рука об руку с сей девицею в жизни быти, а за булгарина пусть отдаст он свою молодшую дочь. Всё ли упомнил, Нечайко?

И оттого, что богиня назвала его так, как с детства называл лишь батюшка Гром, тепло стало у парня на сердце, и на душе хорошо и спокойно. Он улыбнулся и снова поклонился Макоши:

– Упомнил, матушка! Сделаю, как велишь!

– Со свадьбою не тяни, и вели отстроить се терем свой, в коем с молодой женою жити станешь. Та девица-половчанка наречена Алимой, языка русичей почти не знает, но тут я тебе помогу! Скоро заговорит она по-нашему, и сладки тебе будут речи её. Полюбишь всем сердцем, и она тебя будет любить больше жизни. А теперь ступай, княжич!..

Нечай, повернувшись, открыл дверь светлицы и шагнул за порог. Его нога, почему-то не встретив опоры, провалилась вниз, и сам он кубарем вывалился из дверей. Земля была далеко внизу, и он, падая, устремился к ней. Испугался, невольно схватился десницею за подаренный Макошью оберег, дёрнулся… и проснулся, вскочив с постели!

– Фу-ухх!! – выдохнул с шумом, и даже головой покрутил: приснится же такое… Глядь, а оберег-то на нём!! Не приснилось, значит! Надо к батьке идти, да поведать ему скороспешно новости из Прави. Нечай выскочил на крыльцо во двор. Невольно улыбнулся: оба сотника гоняли кметей до седьмого поту, холщовые рубахи на отроках – хоть выжимай! Раскраснелись все, стараются!

– Зван! Упрям! Скоро сюда! – гаркнул Нечай – дайте роздых молодняку!

– Чего прикажешь, воевода? – оба сотника выросли пред ним, как из-под земли – время кашу хлебать, Нечай! Пойдём, там за столом и поговорим…

Став княжьим воеводой, Нечай ел из одного котла и всегда вместе со своими дружинниками, за что также был ими уважаем: не возгордился! Но в этот раз у него были другие планы:

– Робята, у мя справа до князя срочная. Покормите воёв без меня, да накажите, чтобы и мне каши-то оставили, позже приду поем!

Сотники переглянулись. Глазастый Упрям увидел на груди Нечая серебряный оберег и улыбнулся:

– С обновкой тебя, воевода! Никак ты Макошь теперь почитаешь пуще Перуна?!

– Всех я почитаю, Упрямко! И тебя, балабола, почту когда-нить вожжами по заднице, коли нос свой долгой везде пихать не перестанешь! – отмахнулся от сотникова любопытства Нечай – ну, давайте, други! Кормите дружинных, а я ко князю!