Страница 6 из 10
О том, что всю жизнь была простой дояркой, Александра лишь упомянула. А вот разговор о детях, вышедших в люди, оживил женщину. На какое-то время она словно забыла о болезни и боли, принявшись негромко, но обстоятельно и с гордостью рассказывать о всех своих шести дочерях и сыновьях. Увидев, с какой человечностью и неподдельным вниманием слушает её доктор, в конце рассказа Александра вдруг решилась:
– Вы простите, я ведь вас не только как врача позвала… – Она сунула руку под одеяло и вытащил оттуда толстую тетрадь. – Вот, мои стихи… Недавно сочинять стала, как заболела… Будто кто-то сверху диктовать стал… Может, посмотрите?..
– Обязательно, посмотрю, – по-доброму улыбнулся Виталий, ободряя её. – Мне очень интересно будет!
Понимая, что как врач уже бессилен, Виталий, конечно же, хотел помочь Александре чисто по-человечески:
– Я сегодня у вас в селе ночую. Вечером стихи ваши почитаю, а утром перед отъездом загляну к вам, и мы о них поговорим…
Устроившись к концу дня в сельсовете, где ему поставили раскладушку прямо в кабинете местного главы, Виталий достал и раскрыл тетрадь Александры. Стихов было немало, но, естественно, они оказались не очень-то умелыми, часто не совсем складными. Но в то же время – искренними, подкупающими своей простотой, безыскусностью и той мудростью, что принято называть народной. «Ей бы подучиться у хорошего поэта, руку набить, могла бы неплохо писать… – Виталий вздохнул. – Вот только у кого в этом маленьком селе ей учиться, да и поздно уже, судя по всему…»
Какими бы ни были стихи Александры, завтра её надо будет обязательно похвалить, порадовав и поддержав, может быть, перед самым уходом из жизни. И Виталий вновь раз за разом перечитывал стихи, отмечая для себя лучшие. А потом остановился на «Благословении матери». Это было и напутствие в жизнь детям от Александры, и её завещание им. Виталий вспомнил, с какой любовью и какими словами она говорила о своих выросших уже сыновьях и дочках, какое тепло светилось в её глазах в эти минуты… И он понял, что может для неё сделать…
В ту июльскую белую ночь Виталий так и не уснул – просидел за баяном до самого утра, подбирая и пробуя то одну, то другую мелодию. И в конце концов, нашёл такую, что невольно ощутил самим сердцем – песня получилась. И не только необходимая для прощального подарка Александре, а, может быть, вообще одна из его лучших.
Взволнованная поэтесса встретила Виталия с затаённой надеждой, робко веря, что ему пришлось по душе хотя бы одно её стихотворение. Но гораздо заметнее на лице Александры читалось опасение, что неумелые стихи простой сельской доярки вряд ли понравились искушённому столичному сочинителю. Однако Виталий, лучезарно улыбнувшись, поздоровался с ней, как с доброй старой знакомой, и искренне произнёс:
– Замечательные у вас стихи! Прекрасные! Всю ночь перечитывал и не мог оторваться. А одно стихотворение так понравилось, что я просто не удержался и написал песню…
– Песню?!. На мои стихи?!. – Александра задохнулась от неожиданного счастья.
– Да, «Завещание матери»…
Виталий достал из чехла баян, сел на краешек кровати, прикоснулся к клавишам и запел. Из глаз потрясённой женщины потекли слёзы радости.
Прилетев в Якутск, он первым делом пошёл на республиканское радио, уговорил друзей сразу же сделать запись и побыстрее поставить её в эфир – чтобы Александра успела услышать свою песню.
А назавтра с одним из попутчиков отправил в далёкое село лекарства. Обезболивающие. Это было всё, чем он ей мог помочь как врач.
«Завещание матери» и впрямь оказалось песней особенной – одновременно глубокой и простой, мудрой и душевной. На радио пришло множество трогательных откликов, в том числе, конечно, из села Александры. И позже Виталия не раз просили исполнить эту песню в самых разных местах огромной Якутии самые разные люди.
Вот и здесь, в Терюте, на вчерашнем концерте, когда он уже закончил выступление, с первого ряда поднялась немолодая женщина и негромко произнесла:
– Спойте, пожалуйста, «Завещание матери»…
И он вновь на несколько минут перенёсся из зимнего заснеженного Оймяконья в знойный сенокосный июль, а потом в дом Александры, где блестели слезами негаданного счастья её глаза…
А когда спустился со сцены в зал, женщина, попросившая Виталия спеть любимую песню, подошла к нему и протянула небольшую баночку с вареньем:
– Вот, возьмите пожалуйста… Голубичное, сама собирала и варила… Чай попьёте вечером… У меня сын такой же, как вы, в городе живёт…
Он, конечно, немного смутился, но поблагодарил и взял. Нельзя не взять, если человек так, по-матерински, от души угощает…
Неторопливо шагая из клуба в гостиницу и не замечая мороза, он подумал о том, как по-разному появляются на свет и какой непохожей жизнью живут его песни. «Завещание матери» оказалось самым необходимым и быстродействующим лекарством прямо в день появления на свет. А вот «Цветку на скале» пришлось ждать своего часа десятки лет. И всё-таки он дождался, подтвердив в очередной раз истину, что ничего случайного в жизни не бывает…
В нелепые девяностые страна металась из одной крайности в другую, делая немало глупостей. Но при этом для дальних российских окраин Москва была всегда права по закону старшинства и силы. На любое решение сверху приходилось молча брать под козырёк, хоть и глотая порой обиду. Вот и над родным медфаком Виталия внезапно сгустились тучи – в Москве вдруг решили, что выпускать своих врачей на Крайнем Севере нет необходимости: и по деньгам накладно, и в центре достаточно институтов – пусть студенты там и учатся. А чтобы подвести базу под очередную мудрость столичной власти и соблюсти видимость объективности, в Якутск направили комиссию московских медицинских светил, которые должны была найти на месте нужные аргументы. Председателем комиссии специально назначили именитого профессора родом с Кавказа, никогда не знавшего близко якутян и, естественно, не питавшего к ним особых чувств.
На медфаке загрустили, но встретили гостей, как и принято на Севере, – с открытым сердцем. Честно рассказали о своих успехах и недостатках, показали всё, что хотела выведать комиссия. И даже вечер дружбы устроили в выходной накануне вердикта – несмотря на то, что проверяющие явно не были расположены к какой-то дружбе.
На вечере дали слово и Виталию. Как одного из доцентов медфака москвичи его уже узнали за время проверки, но теперь Виталия представили известным автором песен на якутском языке. Конечно, все ожидали, что он сейчас выдаст знаменитую на весь Советский Союз «Тундру», но Виталий вдруг сказал:
– Я спою нашим гостям песню на русском языке, которую написал на слова недавно ушедшего из жизни великого поэта Кайсына Кулиева… «Цветок на каменной скале»…
Такое начало оказалось для москвичей неожиданным, они невольно переглянулись, а председатель комиссии метнул пронзительный взгляд горца в поющего доцента и с удивлением поднял бровь. Он явно не ожидал услышать за тысячи километров от родного Кавказа имя земляка-поэта, да к тому же среди медиков…
А Виталий продолжил:
– Я сочинил эту песню много лет назад, ещё совсем мальчишкой. Меня поразила тогда горечь незаслуженной обиды поэта, но всю глубину её я понял лишь совсем недавно, когда узнал правду о его жизни…
В зале зазвенела тишина. Виталий запел. Когда под высокий потолок медленно уплыла последняя нота, москвичи восхищённо зааплодировали первыми, а потрясённый председатель комиссии сидел, уронив лицо в ладони и не двигаясь.
Когда наутро кавказский профессор вошёл в актовый зал факультета, где собравшиеся с замиранием сердца ждали приговора, то первым делом отыскал взглядом Виталия, подошёл к нему, пожал руку и протянул солидный том своего научного труда, на обложке которого было начертано размашистым подчерком: «Моему другу – с восхищением и благодарностью!» А потом поднялся на кафедру и произнёс:
– В эти дни мы увидели, какие замечательные педагоги работают в вашем институте. Мы посовещались и решили: такой институт закрывать нельзя!..