Неженка

Люба стонет, подставляя бёдра, и сама уже толкается ему на встречу. Матвей подхватывает её темп, и наращивает скорость, сжимает её ягодицы, насаживая на себя.

— Матвей! — стонет Люба. — Да! Да!

Девушка под ним бьётся и кричит, выгибается, и у Матвея рвёт крышу от этих звуков. Он рычит, и тянет её за волосы, заставляя запрокинуть голову назад, и продолжает вбиваться в тугую, узкую плоть.

— Давай кончай, Неженка, — хрипит он, слегка хлопает по ягодице, — кончай!

И Люба вскрикивает и сдавливает его в последний раз, напрягается, кайфует, выдыхает стон, и расслабляется, и Матвей тут же кончает, изливается в презерватив, но не выходит из девушки, наслаждаясь отголосками страсти.

Он наваливается сверху, немного перенеся вес на локти. Ему нравиться чувствовать её жаркое, влажное тело под собой. Он слышит сбившееся дыхание, и упирается губами ей в основание шеи, целует и вдыхает её разгорячённый аромат.

Он не кончал так лет с двадцати, когда пришел с армии, и имел Катьку, тогдашнюю подругу, во всех позах, и на всех плоскостях.

Сердце до сих пор выскакивает из груди, а член не расслабляется, всё ещё стоит.

Что за чудо баба? Просто подарок на новый год!

Он с не охотой с неё скатывается, стаскивает презерватив, с члена, откидывает его на пол. Нащупывает ещё один, и тут же надевает его. Стояк каменный.

Он поворачивается к Любе. Она так и лежит, растянувшись на животе. Голова отвёрнута. Может, уснула. Он легко пробегает по нежной коже спины, пальцы обрисовывают упругие ягодицы. Она вздрагивает, когда он оглаживает внутреннюю сторону её бедра, совсем рядом с влажными складочками, чуть касаясь их.

— Одного не пойму, — бормочет Матвей, склоняясь над ней, — как ты с такой задницей, и мужика не можешь найти?

Она шевелиться и слегка отстраняется.

Ну, ну, пусть думает, что сможет убежать.

— Ты бы мог так не выражаться, — подаёт она приглушенный голос.

— Ой, а тебя это задевает, — усмехается Матвей, и разворачивает её к себе.

Обалдеть, она, что краснеет, хотя в полумраке и не разглядишь.

— Задница, у тебя Неженка, просто отпад, — продолжает он вгонять Любу в краску, — сочня, упругая, так и драл бы тебя сзади и в зад.

Она вспыхивает, и пытается отползти от него. Но Матвей подминает её под себя, и раздвигает коленом ноги, и удобно устраивается.

— И титьки твои просто ахуенные, — он убирает руки Любы, припечатывая их своей рукой, за её головой, и целует твердые горошины сосков, удовлетворённо услышав, как она ахнула.

— А уж между ног у тебя просто рай, Неженка, — и он толкается, и мягко скользит в неё. Люба выгибается.

Она вообще очень чувствительная, стоит только прикоснуться, уже вся тает, и скромность эта его прям, заводит, надо будет при свете дня посмотреть на её реакцию, на пошлые комплименты.

Он чувствует, как она сжимает его бёдрами, и поднимает их, навстречу ему. И он толкается в неё, погружаясь глубже, выбивая из её горла стоны, и просьбы быть быстрее. Он зарывается носом в изгибе её шеи и стискивает в объятиях так крепко, что у неё сбивается дыхание. Вколачивается в неё, как сумасшедший, чувствуя отклик её тела, слыша, как она шепчет его имя.

— Ох, Люба, как же ахуенно! — шепчет он ей, продолжая таранить её.

— Да, да — стонет Люба, — мне тоже!

А за окном сверкают фейерверки, и горит полная луна.

5

Я открываю глаза, и потягиваюсь, тело тут же отзывается болью в мышцах. Словно по мне каток проехал, особенно внизу, всё трепещет, и дрожит.

Да, каток по имени Матвей, по мне проехался знатно.

От воспоминаний о бурной ночи, у меня горят щёки. Он не останавливался почти всю ночь, имел меня в разных позах, да так, что за всю мою сознательную, интимную жизнь, как никто до него.

Да что там, у меня до него было-то всего двое мужчин, мой первый Олег, с которым мы занимались любовью, исключительно в темноте, и под одеялом, и Андрей, наш поставщик, который ухлёстывал за мной, но переспав раз, теперь даже не звонит.

Может и этот тоже скоро смоется, и поминай, как знали.

Я повернулась к сопящему рядом мужчине. Матвей лежал ко мне лицом вытянувшись на спине, во весь свой немалый рост, и даже не прикрытый одеялом. Я забрала его всё себе.

За окном давно разгорелся зимний день, и рассмотреть его умиротворённое лицо, не составило труда.

Не знаю, толи на меня действовала проведенная с ним ночь, толи я вчера его не рассмотрела, как следует, поглощенная заботами о спасении праздничного стола, а потом и навязчивым Евгением, но вот сейчас он мне даже казался вполне симпатичным.

Черты на лице разгладились, и он даже моложе сейчас. Небольшая морщинка на лбу, и возле уголков полных губ, в обрамлении уже наметившейся темной щетины. Ресницы, какие длинные, и нос с небольшой горбинкой, высокие скулы. Густая темная шевелюра разметалась по подушке.

У него вообще классные волосы, густые и мягкие, заметила это, когда вчера зарывалась в них пальцами, млея от его откровенных ласк. Виду свой взгляд ниже, на широкие плечи, и вздымающуюся грудь, с порослью темных волос. Замечаю татуировку, опоясывающую предплечье правой руки, и на груди россыпи тонких шрамов, и на плоском животе, с явно выступающими кубиками пресса, тоже видна парочка тонких полосок рубцов.

Да что за камикадзе такой, весь покалеченный?

А фигура классная, спортивная! Сразу видно, что любит активный спорт.

Ниже спускается полоска темных волосков, и я не могу спокойно смотреть на то, что вчера мне доставляло столько удовольствия.

Я знаю что краснею, отвожу стыдливо глаза, потому что вчера все же было темно, но сейчас…

Я снова смотрю на его член. Облизываю пересохшие губы. Как он вообще помещался во мне, если даже в спокойном состоянии, он таких размеров.

Матвей шевелится, и я поспешно отвожу взгляд, опасаюсь быть замеченной за разглядыванием, но он просто поворачивается на бок, спиной ко мне. И я снова начинаю, своё тихое изучение. Но едва взглянув на его спину, прикрываю рот, подавляя вырывающийся вскрик. Она вся расцарапана, вся в красных полосах. И это сделала я. И даже его ягодицам досталось, когда я как сумасшедшая впивалась в него.

Я вообще была вчера, как в тумане. Начиная с его грубого поцелуя, до последнего моего стона, и его хрипа. Никогда не подозревала, что смогу так легко отдаться почти незнакомому мужчине, и никогда не подозревала, что могу быть такой развратной.

А эти его пошлости, что он говорил мне, обличая мои достоинства, как они режут слух, но больше заводят, распаляют, и возбуждают.

Боже, как он только вчера меня не называл, что он только не просил меня за ним повторять.

Хм, просил!

Он приказывал, и я починялась. Я вообще теряюсь от его напора, не могу противостоять ему. Он словно гипнотизирует меня. Захватывает в плен своей прямолинейностью, и откровенностью. Ничего не стесняясь, не придумывает никаких благозвучных эпитетов, называя вещи своими именами. И смеётся надо мной, когда я не в силах повторить за ним, сбиваюсь и краснею. И называет меня неженкой, говорит, что я почти девственница, и что он мой первый настоящий мужчина.

Я перевожу дыхание, чувствую, как забурлила кровь, от всех этих воспоминаний, об откровенных словах, и не мене откровенных ласках.

Я тряхнула головой. Надо немного развеется, сходить в душ, выпить кофе, а то у меня голова идёт кругом.

Я осторожно поднялась с кровати, снова ощутив в мышцах тремор, и накрыла Матвея одеялом, чуть не захихикав. Он забавно смотрелся на постельном белье нежно-розового цвета.

На полу валялась его одежда, моё платье, и нижнее бельё, испорченные чулки, а ещё, по всему полу валялись использованные презервативы.

Ужас!

Один, два, три… Шесть!

Мы сделали это вчера шесть раз!

Я в шоке!

А если считать мой оргазм в прихожей, когда он бесцеремонно запихал в меня свои пальцы, то я кончила вчера семь раз.

За одну ночь я кончила больше, чем за всю мою жизнь. Кто бы рассказал мне, не поверила бы.