Страница 7 из 12
– Я надеюсь, что господин коллега наш друг будет.
Да, Эжен – оружейник, а я – кузнец. Точнее, кузнец – мой отец, но его Хас попросил остаться в Квебеке, ведь только он из всех русских свободно говорит по-французски. А я долгие годы был у него помощником, но уже года четыре, как он начал доверять мне все более сложную работу, а перед нашим отъездом обнял меня и прошептал на ухо:
– Сынок, ты будешь хорошим кузнецом, я знаю. Эх, не хочется тебя отпускать, но, сам знаешь, долг превыше всего… Слушайся во всем наших друзей-воинов – они тебе плохого не присоветуют. И не забывай нас с Васенькой.
Но только сейчас, когда наше путешествие подошло к концу, я осознал, что теперь решать все вопросы придётся мне лично. Как говорил мне отец, мужчиной становишься тогда, когда груз ответственности ложится на твои плечи. И, пока папы с нами нет, я – единственный кузнец нашего нового племени и один из двух его оружейников.
Да, оружия на первое время у нас хватает – губернатор распорядился передать нам большую часть трофеев, взятых в битве на Мононгахеле. Тогда мы вместе с французами разбили превосходящие силы англичан. Мне тоже довелось поучаствовать в том бою и застрелить из ружья двух неприятельских солдат.
Но, главное, теперь у нас имеется около шестисот весьма неплохих ружей. Конечно, ни в какой степени не сравнимых с оружием наших друзей из отряда Хаса, но таких, как у нас, нет и у многих здешних жителей…
Еще в Квебеке мы с отцом, Клаусом и Хасом с его людьми обсуждали, как сказал русский капитан, «оружие прошлого». Почему «прошлого», я не понял, ведь того, о чем нам рассказывали наши друзья, нет нигде. И еще они размышляли, как сделать более прочное железо – Хас назвал его «сталью» – для изготовления оружия. Мы размышляли о разных конструкциях ружей, в том числе и многозарядных. И придумывали, как сделать порох, от которого почти нет дыма. Хас даже рассказал про некую «гремучую ртуть», которая при ударе дает искру, воспламеняющую порох, но никто из русских не помнил секрета ее изготовления. Кто знает, может, нам повезет, и мы когда-нибудь сумеем сделать эту ртуть…
Так что первое, что нам надо – это построить и оборудовать кузницу, благо отец передал нам весь свой инструмент. Железная руда, некоторые другие металлы и уголь добываются на соседнем острове Иль-Руаяль, что означает «Королевский остров». И, как нам рассказали, и то, и другое можно достать в любом количестве и весьма недорого. По крайней мере, так нас заверили, а как все это будет на самом деле – посмотрим. Хотя… Насколько я знаю моих русских друзей, они умеют добиваться желаемого.
Но пока что нам нужно сделать первый шаг – открыть свою мастерскую. И найти, как ужиться с конкурентом. Ведь бояться ему нечего – мы не собираемся перебивать у него клиентов, у нас, как говорят ребята Хаса, другой профиль деятельности.
– Вряд ли он будет нашим другом, – покачал я головой. – Но попробуем хотя бы добиться того, чтобы он не стал нашим врагом.
Специально для нашей группы была выделена двухэтажная офицерская казарма на территории форта – вообще-то он строился для пятисот человек, но сейчас в нем было всего лишь полторы сотни. Мне досталась небольшая угловая комната с двумя топчанами, с видом на поселок и на лес. Шкафов не было, так что я положил свои вещи в угол, подумав, что надо будет сколотить хоть полку, и пошел к немцу, который внимательно следил за тем, чтобы наш инструмент перенесли на склад рядом с казармой и аккуратно сложили его, да не просто сложили, а сделали это бережно и не бросили на пол – именно так выглядела вторая половина склада.
– Ну что, Эжен, пойдем познакомимся со здешним кузнецом? Заодно и место для мастерской присмотрим.
Кузница оказалась лишь одним из нескольких зданий, обнесенных высоким забором. Жилой деревянный дом, целых два каменных строения – второе мы с корабля не увидели, потому что его заслоняло первое. Конюшня, несколько хозяйственных построек, крепкие ворота… Я постучал, и сразу же за забором залаял пес. Вскоре послышался недовольный голос – человек говорил по-французски, но, как я понял по его произношению, он не был французом:
– Кто это пришел? Кому дома не сидится?
– Андрей Новиков и Клаус Ойген Кинцер, мы тоже кузнецы, – ответил я на том же языке.
– Кинцер? – в голосе человека за забором послышалось удивление. Он немного помолчал, прокашлялся, а потом вдруг заговорил по-немецки. Эжен ответил ему на том же языке, ворота распахнулись, и хозяин – высокий светловолосый человек с небольшой бородкой – обнял Эжена, а потом протянул мне свою огромную ладонь и что-то приветливо сказал.
– Хозяин приглашает нас к себе, – перевел Эжен. – Я знаю его, пять лет назад мы вместе в Бремен работали. Он из Эсслинген, рядом с Штутгарт, то есть почти мой земляк. Имя Йоахим Хэберле.
Нас сразу же усадили за стол, и хозяин налил по большой оловянной кружке ароматного пива, а на столе поставил тарелку с копченой рыбой и ломтями домашнего хлеба. Сам же Йоахим принялся жарить огромные куски лосятины и отваривать толстую домашнюю лапшу, которую, как мне потом рассказал Эжен, швабы называют смешным словом «шпэцле» – «воробушки». Оказалось, что он умел не только махать молотом, но и готовить еду. И одновременно, не отрываясь от своего дела, разговаривал с нами.
Общего языка у нас не было – Йоахим не знал ни английского, ни русского, не говоря уж о мохокском или конестога. Зато он в совершенстве говорил по-французски и по-микмакски. Поэтому большую часть времени он говорил с Эженом на швабском диалекте, оказавшемся, как ни странно, достаточно певучим, а Эжен переводил мне.
Йоахим жил в Порт-ля-Жуа уже три года. Выяснилось, что и ему наобещали райскую жизнь в Новом Свете. Оказавшись в Филадельфии, он быстро понял, что вся эта история может закончиться для него плохо. Он бежал, сначала в Бостон, а когда его и оттуда чуть не выдали, в Акадию. Сначала он направился на Иль-Руаяль, но, узнав, что на острове Святого Иоанна не было своего кузнеца, он перебрался сюда. Йоахим женился на индианке из племени микмак, но год назад та умерла при родах, вместе с младенцем, и с тех пор он живет совсем один.
– Эх, если бы знал, что меня здесь ждет, никогда бы не уехал из родных мест… Или отправился бы в Россию. А вы, Андрей, откуда? – Это было сказано уже по-французски.
– У меня отец русский, а мать – индианка из племени мохоков, – ответил я. – А в последние годы мы жили у сасквеханноков, далеко на юге. Но отец нам всегда говорил, что мы русские, и я считаю себя русским. И немного карелом – так называется тот народ, к которому принадлежал мой отец, пока они не стали частью русских.
– Если хотите, переезжайте ко мне, пока не построите свои дома. Места у меня много. Да и одна мастерская пустует – я хотел из нее сделать оружейную, да все руки не доходят, ведь у меня столько заказов… А то мне одному весьма одиноко, да и про Ойгена я знаю, что он – лучший оружейник, которого я когда-либо видел. И про тебя он сказал, что ты хороший мастер. Так что милости прошу!
– А мы вас не стесним?
– Дом большой, для всех места хватит. А если вы и по хозяйству помогать будете – ну там со стиркой, с готовкой… Будем делать по очереди – так всем будет легче.
– Спасибо! Я согласен. – И я перевёл наш разговор Эжену, а тот расплылся в улыбке и радостно закивал.
– А еще у меня есть свой интерес. Если вы захотите отправиться в Россию, возьмите меня с собой!
– Надо, конечно, поговорить об этом с русскими – но они точно не откажут.
– Ойген говорит, что он учит русский язык. Нельзя ли мне тоже этим заняться?..
– Помогу, чем смогу. А когда ты выучишь начатки, можем постепенно переходить на русский – для начала один день в неделю.
– Неплохая идея, так мне кажется. Как, кстати, мое имя будет по-русски?
– Наверное, Аким, – сказал я с осторожностью. – Так звали моего дядю. Отец мне про него рассказывал.
В тот же вечер мы все переселились к Акиму, о чем мы потом ни разу не пожалели. Он не только оказался радушным хозяином, но и мастером, каких поискать. А еще у него была налажена поставка угля, железа, меди и свинца с Королевского острова. Так что Господь услышал наши молитвы…