Страница 12 из 12
4 (15) сентября 1755 года.
Российская империя, Санкт-Петербург
Вице-канцлер граф Михаил Илларионович Воронцов
Для приватной беседы я предложил Ивану Ивановичу Шувалову встретиться в таком месте, где нас не могли подслушать клевреты моего личного врага канцлера Бестужева. Этот мерзавец старательно собирал слухи и сплетни о честных и верных слугах ее императорского величества, а потом ловко подсовывал их государыне. Немало людей пострадало от этого. Среди попавших в немилость императрицы были и те, кого Бестужев называл своими друзьями. Ну, прямо как Иуда Искариот с его поцелуем в Гефсиманском саду.
Правда, против Шувалова Бестужев пока ничего не может сделать. Ведь Ивана Ивановича недаром называют «ночным императором». Но это пока. Ведь на что силен был Жан Лесток – цесаревна Елизавета считала его своим задушевным приятелем, а Бестужев поначалу вертелся вокруг француза, как кот вокруг блюдца со сметаной. А потом собрал все свои кляузы, да и выложил перед царицей. И загремел Жано прямиком в Тайную канцелярию на дыбу. Слава богу, что императрица наша Елизавета Петровна поклялась, что не подпишет в свое царствие ни одного смертного приговора. И вместо плахи ждала Лестока ссылка в Великий Устюг. Там он и сейчас сидит, дрожа как лист осины, боясь, что про него при дворе кто-то вспомнит.
Так что от греха подальше мы решили переговорить с Иваном Шуваловым в доме его старого приятеля профессора Академии наук Михаила Ломоносова. Тот жил на Васильевском острове в квартире из пяти комнат, которую Академия предоставила ему и его семье. Дом, ранее принадлежавший генералу Бону, был одноэтажный, с каменным фундаментом и деревянными стенами.
Иван Шувалов, любитель ученых и меценат, сейчас вместе с профессором Ломоносовым занимался созданием университета в Первопрестольной. Потому визит «ночного императора» к своему ученому другу не должен был никого удивить или насторожить. Ну, а я, как приятель Шувалова, из любопытства решил его сопроводить к профессору, который после скандала в Академии сейчас находился вроде бы как не у дел.
Разговор наш должен был пойти о событиях, которые произошли в Новом Свете. А случились там дела весьма непонятные, как следовало из депеши, которую переслали из Франции мои доверенные люди. Какие-то русские, причем военные, с невиданным доселе оружием, выступили вместе с французами против английских солдат и вооруженных колонистов. Кто эти русские и откуда они там взялись, никто не знает. Известно лишь, что вояки они изрядные.
То, что в Новом Свете давно уже идет война между подданными короля Людовика и подданными короля Георга, мне было хорошо известно. Как и то, что, по моему разумению, война пренепременно из Америки перекинется в Европу. Я опасался, что происками канцлера Бестужева и Россия окажется втянута в эту войну. А мне этого совершенно не хотелось. Зачем подданным нашей императрицы зазря проливать кровь? И самое главное – ради чего?
Именно поэтому нелишне было посоветоваться с Иваном Шуваловым. Ведь если мои доводы не доходят до Бестужева, то те же слова, сказанные «ночным императором» государыне нашей Елизавете Петровне, могут убедить ее не влезать в европейскую свару. Тем более что Российской империи ничто не угрожает. Если Австрия и Пруссия никак не могут решить, кто из них главный среди германских герцогств и курфюрств, то это еще не повод отправлять русские войска на помощь той же Австрии только потому, что канцлер Бестужев получает из Вены щедрый пансион.
Так что дела заморские меня заинтересовали. И особенно эти самые таинственные русские. У меня был свой человек в Новой Франции. Немец Михель Крамер ссужал меня деньгами еще тогда, когда я был камер-юнкером цесаревны. Потом, когда Елизавета Петровна взошла на престол и я был осыпан ее милостями, я сторицей вознаградил Крамера, сделав его моим доверенным лицом.
Михель оказался умным и верным человеком. Он выполнил несколько моих деликатных поручений, за что получил достойную награду. Но как-то раз он признался мне, что делает все это не только ради денег.
– Ваше сиятельство, я полюбил Россию. Эта страна мне стала не менее дорога, чем моя родная Вестфалия. И если я буду нужен вашей стране и вам, граф, то вы полностью можете рассчитывать на скромного немецкого негоцианта Михеля Крамера.
На днях я получил от Крамера весточку, которую тот переслал мне через шкипера гамбургского торгового корабля, пришедшего из Квебека. Правда, я толком не понял, о чем в ней идет речь. Крамер обещал в самое ближайшее время прислать мне новое донесение, в котором более подробно расскажет обо всем.
Но о том, что мне сообщил Крамер, я рассказывать Шувалову не буду. А вот о депеше из Парижа расскажу пренепременно…
17 сентября 1755 года. Порт-ля-Жуа, заведение мадам Констанс
Селест, сотрудница заведения, настоящее имя Анн-Мари Тибодо
Неплохой попался мужчина – оставил мне целую монету в пол-экю! Обычно я получала хорошо если восьмушку[23], а то и пару-тройку монет по одному-два су[24]… И оставил мне он эту сумму серебром, а не картами[25]. А деньги мне нужны… Конечно, живем мы за бесплатно, кормимся тоже, да и рабочее «место» нам предоставляет мадам Констанс – зато она и забирает всю оплату, а нам перепадают лишь чаевые. Есть у меня и второй источник доходов, но о нем мадам Констанс ничего не знает…
Я убрала монетку в потайное место в шкафу, чуть сполоснулась над тазиком, затем окинула простынь критическим взглядом и решила, что на еще одного клиента её хватит. Приоткрыв дверь, я крикнула:
– Следующий!
При виде вошедшего у меня душа ушла в пятки. Реми был связным от мсье Пишона, и мне предстояло выложить ему все, что я узнала за последние дни. Да, и получить свое «жалованье» – здесь я могла быть уверена, что он выплатит мне все до последнего денье[26]. Но этот ублюдок любил надо мной поизмываться – после его визита на моем теле опять появятся синяки и царапины, а место, не предназначенное для занятий любовью, вновь будет болеть и кровоточить. Когда я в первый раз попробовала возмутиться, он сделал это насильно, а потом мадам Констанс наорала на меня – мол, клиент заплатил за это отдельно. Впрочем, она с тех пор каждый раз выплачивает мне дополнительное вознаграждение за каждое подобное надругательство – целых два су, необыкновенная щедрость! Кстати, у меня иногда складывается впечатление, что Реми – содомит, ведь он ни разу не захотел делать это так, как положено по человеческим и божественным законам.
А как попала дочь зажиточного мельника из Гаспаро в подобное заведение? Началось все в тот злосчастный день, когда было объявлено, что мой жених, Жан Прюдомм, оказался преступником, его имущество конфисковано в пользу королевской казны, а за его голову назначена награда. Конечно, английский бейлиф объявил, что преступник, скорее всего, уже мертв…
А потом мне сообщили, что Жан жив и все еще меня любит – и что то, что произошло – не более чем недоразумение. Но я подумала – зачем он мне? Это раньше у него была своя парусная лодка, дом, который он покрасил в красный цвет по моей просьбе, и, главное, он принадлежал к клану Прюдомм, одному из самых богатых в Гаспаро и окрестностях. Моя старшая сестра, Прюданс, замужем за старшим братом Жана и живет припеваючи. Или жила – я слышала краем уха, что англичане недавно выгнали всех французов из Гаспаро, а мужа Прюданс – уже не помню, как его зовут или звали – расстреляли, как и многих других. Так им и надо – после того, как я ей сдуру рассказала, что я написала Жану, она перестала со мною общаться – зато об этом узнал весь поселок. И парни, ранее заинтересованные в женитьбе на мне, больше не делали мне предложений.
23
1/8 экю.
24
Один экю соответствовал шести ливрам или ста двадцати су, монеты в один ливр не было.
25
В Новой Франции ходили «деньги-карты» – либо картонки, либо настоящие игральные карты с вписанной на них суммой; как обычно в таких случаях, они стоили намного меньше номинала.
26
Один денье – одна двенадцатая су, монет в один денье не существовало, ходили монеты в три (лиар) и шесть денье.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.