Страница 37 из 74
Возвращение на борт «Интрепида» с горячи душем, едой и сном было чудесным. Рой махал нам из БЧ-6, когда мы выбегали из вертолета и тащили наше снаряжение к трапу. Когда шум двигателя затихал, он отпускал несколько шуток в наш адрес через громкоговоритель летной палубы. Мы перетаскивали наше снаряжение через скользкую взлетную палубу и спускались по крутому трапу на нижнюю танковую палубу, где лежала наша гора еды, снаряжения и боеприпасов. Кубрик ребят находился совсем рядом, через водонепроницаемую дверь.
Убедившись, что их вещи уложены, я поднимался по трапу на полетную палубу, затем по правому борту к люку, ведущему на камбуз и в столовую старших офицеров. Короткий подъем по другому трапу в кают-компанию, затем, миновав оружейную и камбуз кают-компании, я мог войти в столовую-гостиную собственно кают-компании.
Офицеры корабля, несущие свою обычную вахту, изо всех сил старались поддерживать жизнь в кают-компании как можно более нормальной. Чай, как обычно, подавали в 16.00, бар открывался в 18.00 и если нас считали «в море», то на стойке стояли тарелки с большими, толстыми, горячими вкусными чипсами.
Шли непрерывные и порой жаркие споры о том, считать ли пребывание в бухте Сан-Карлос-Уотер «в море». Но, несмотря на это, шеф кают-компании обычно предоставлял чипсы в любом случае. Это была очень решительная операция «как обычно»: газеты на столах, но потрепанные и безнадежно устаревшие, невостребованные письма, загромождающие стойку для почты, и вечно веселый и иногда нахальный персонал столовой, пополняющий постоянный запас кофе на плите.
Днем, во время воздушных налетов, мебель принайтовывали к стенам и центральным колоннам, и все, кто не находился на боевых постах, валялись в креслах или лежали на полу, в пятый раз читая журнал «Мотор» или «Иллюстрейтед Лондон Ньюс». Мы что-то бормотали друг другу через грязную белую ткань противоожоговых капюшонов.
Часовня теперь была постоянна занята под планирование операций частей специального назначения и поделена пополам между двумя сектами: одна половина SAS, другая SBS. Поэтому падре регулярно проводил богослужения в самых разных местах корабля везде, где только мог найти свободное место.
Горячий душ был нашим самым приятным послеоперационным делом одним из самых больших преимуществ, которым мы пользовались перед частями, теперь отчаянно окапывавшимся на берегу. После операции на Фаннинг-Хед я выгреб все из карманов, а затем встал полностью одетым под душ, чтобы постирать свою одежду по слоям. После этого я полностью намылился и нашампунился. Я закрыл глаза и неуклюже включил воду для фазы споласкивания, когда динамик трансляции взорвался словами «Воздушная тревога!» и приказал всем укрыться.
Я обдумывал все «за» и «против», чтобы влезть в свою мокрую одежду и надеть противоожоговый комплект прямо на мыло. Но потом решил, что мне все равно. Я как раз споласкивал волосы, когда палуба прямо над моей головой содрогнулась от мощного грохота «Эрликонов». Затем, когда начался налет, рядом послышались очереди единых пулеметов и свист «Си Дартс».
По глупости поставив себя в такое положение, я продолжал жить как бы в другом, более мирном, мыльном мире. Но потом мысль о моем совершенно голом теле и огненной вспышке заставила меня содрогнуться.
Именно 21 мая, в то утро, когда мы вернулись на борт после налета на Фаннинг-Хед, Сан-Карлос-Уотер получила свое прозвище «Аллеи Бомб». Первый захваченный нами аргентинский пилот сказал, что они назвали его «Долиной смерти». И то, и другое было одинаково уместно.
Для аргентинцев это была идеальная летная погода, неестественно ясная и солнечная. Эксперты по Фолклендам говорили, что из-за ясного воздуха все будет казаться гораздо ближе, чем на самом деле что для солдат, хорошо умеющих определять расстояния, было еще одной особенностью этого удивительно красивого места.
«Даггеры», «Миражи» и «Скайхоки» А4 казались моделями «Айрфикс», когда они стремительно неслись над низкими холмами, окружавшими Сан-Карлос-Уотер. Корабли-доки, суда вспомогательного флота и особенно, «Большой белый кит» в виде «Канберры», выглядели ужасно уязвимыми.
«Вратарские корабли» военно-морского флота получили попадания. Это было неизбежно, так как они были расположены на наиболее вероятных подходах к атаке, и как говорили, потому, что вражеским пилотам было приказано атаковать наш военный эскорт.
Я думаю, что последнее объяснение менее вероятно. У пилотов противника было всего несколько секунд, чтобы захватить цель и выполнить свои процедуры применения оружия, пытаясь избежать ракет и зениток. Я думаю, что они атаковали первое, что увидели это корабли, размещенные в точках, где появятся первые самолеты. Чисто логически, было бы неразумно атаковать эскортные корабли вместо других судов. Они были самыми опасными целями, которые могли быть заменены из Великобритании, в то время как войска и десантные корабли заменить было невозможно и они были самыми уязвимыми.
Потеря «Канберры», большого и всеми любимого корабля, с таким количеством людей на борту, поставила бы под угрозу всю экспедицию. Политические и военные последствия были бы огромны, как и проблема благополучного возвращения нас домой.
Дневные часы были заполнены сигналами «Красной тревоги», воздушными налетами и напряженным ожиданием. Постоянные сообщения с мостика теперь содержали полезную информацию: количество, направление и тип воздушных налетов, количество жертв и, что было самым важным для боевого духа, количество сбитых аргентинцев.
В первый же день мы сбили 18 самолетов, потеряв один «Харриер», причем «Ардент» был подожжен, а затем потоплен, «Аргонавт» серьезно поврежден, а «Антрим» получил бомбу в полетную палубу, на которой мы недавно находились и которая, к счастью, не взорвалась. Подсчет был жизненно важен, позволяя каждому человеку на борту судить, сможем ли мы выдержать такой чудовищный ответ аргентинцев на нашу высадку. В воскресенье усилия аргентинских ВВС были удвоены, волна за волной самолеты с воем проносились, бросая перчатку противовоздушной обороне Королевского военно-морского флота, отчаянно сбрасывая бомбы, затем выполняли противозенитный маневр, и петляя, уходили на север, чтобы встретиться с боевым воздушным патрулем «Харриеров» на своем пути домой.
«Воскресенье, 23 мая. Эти аргентинцы совершенно не чтят субботу. Это был еще один день воздушных налетов с последовательностью внезапных, очень кратких сообщений:
«Красный уровень воздушной тревоги.»
«Налет неизбежен.»
«Волна в 40 милях и приближается.»
«Обнаружены два «Скайхока» и три «Миража».
«БАП (боевой авиапатруль) движется на юг для прикрытия.»
«БАП вступил в воздушный бой в 10 милях к югу.»
«Воздушная тревога, воздушная тревога, 4 «Скайхока» с кормы.»
В этот момент все бросаются на пол, а я под массивный дубовый стол в кают-компании, закрывая голову руками.
«Говорит старший офицер, счет до сих пор два «Скайхока» и «Мираж». «Антилопа» сообщает о попаданиях.»
«Говорит капитан; «Антилопа» выглядит в порядке, «Бриллиант» и «Аргонавт» получили попадания каждый.»
Слухи и контрслухи изобилуют:
«У «Антилопы» дыра в правом борту, но похоже, она держит пары».
«Авиагруппа из шести «Миражей» примерно в восьмидесяти милях на норд-вест, и кажется, держится».
«Похоже, авиагруппа сопровождает транспортный самолет С-130, возможно с грузом продовольствия. Есть несколько идей на этот счет.»
«Желтый уровень воздушной тревоги. Противоожоговым комплектам отбой.»
Все встают и снимают белые асбестовые капюшоны и перчатки, прерванные доклады и совещания по планированию продолжаются.
«Красный уровень воздушной тревоги. Надеть противоожоговые. Волна обнаружена в 40 милях и приближается».
«Авиагруппа из 6 «Миражей», БАП движется от «Инвинсибла» на перехват.»
«Воздушная тревога. С правого борта по носу. Укрыться. Укрыться.»