Страница 34 из 74
Этот сладко пахнущий склон холма был свободен от корабельного гула и всепроникающих запахов бензина и дизельного топлива. Не было никакой вибрации, и воздух был свежим. Несмотря на обстоятельства, я рад был оказаться на суше.
Слабый шум двигателя предупредил нас о том, что вертолет возвращается и команда на посадочной площадке снова выстроилась со своими фонарями, сначала высветив опознавательный сигнальный код. Затем, когда пилот коротко мигнул из кабины, высветили букву «Т» (Буква «Т» сообщает пилоту, что ветер дует с вершины «Т», так что он должен зайти на посадку с ее основания.)
Во время ожидания холод начал просачиваться сквозь слои моей одежды. Так что, как только приземлился последний рейс, я был готов отправиться в путь. Мы взвалили «бергены» на плечи и двинулись вверх, по склону к Фаннинг-Хед. Нас снабдили уменьшенной версией тепловизора. Его несли в голове нашей длинной и тяжело груженой «змейки коммандос». Были частые остановки, чтобы посмотреть вперед и дополнительная пауза, когда наш подозрительный «хвостовой Чарли» (замыкающий в «змейке») разбирался с шумами в тылу. Дорога была очень неровной, с огромными кочками травы и странными побегами чего-то, напоминающего водоросли, с огромными салатными листьями высотой по пояс. Вскоре мы вспотели и распахнули смоки, чтобы проветриться. Пот пропитывает вашу одежду, заставляя вас мерзнуть, как только вы остановитесь и остынете. Мы поднялись на вершину холма и послали вперед разведчиков с тепловизором, чтобы «пропылесосить» землю, которая, как они доложили, была чиста.
Вершина хребта была каменистой. Я вздохнул с облегчением, поскольку это означало, что ее вряд ли заминируют. Но мы скользили по мокрым камням, спотыкаясь, и иногда падали под тяжелыми «бергенами», что было очень досадно.
В темноте показалась Фаннинг-Хед. Всякий раз, когда мы останавливались, группа разведчиков немного продвигалась вперед и «змейка» двигалась вверх, образуя обращенный наружу круг, соприкасаясь лодыжками. Мы стали нервничать из-за Фаннинг-Хед, которая, хотя все еще находилась за пределами досягаемости стрелкового оружия, начинала нависать над нами, так что, возможно, за нашим продвижением наблюдали.
Затем мы услышали выстрелы, доносившиеся из непросматриваемой зоны к северо-западу от Фаннинг-Хед. Свист и рев, несомненно, были выстрелами противотанковых безоткатных орудий, а удары — возможно артиллерийскими и точно минометными.
Поскольку звук для нас был приглушен, я решил, что орудия стреляли по морю, где наши корабли собирались перед тем, как войти через пролив в бухту Сан-Карлос-Уотер. Мы опаздывали и так как «Антрим» был на позиции, готовый к открытию огня, я решил его использовать, чтобы заставить замолчать вражеские орудийные позиции.
К несчастью, с одной из его 4,5-дюймовых пушек в двухорудийной установке возникла заминка. Остальная часть патруля никогда не имела дела с корабельной артиллерией (или любыми другими крупными орудиями) и стала нетерпеливой. У нас был миномет, который нес сержант Арчи Си, рослый и очень крепкий минометчик из SAS, пару лет назад обучавший меня на курсе боевых действий в джунглях, в Белизе, в Центральной Америке. Выпуская мины, которые он нес в своем рюкзаке, он облегчал свою ношу важное соображение для опытных солдат. Арчи очень хотелось пострелять.
Мы шепотом переругивались и, к несчастью, его нетерпение взяло верх над моим благоразумием — около двадцати мин были выпущены из миномета одна за другой совершенно безрезультатно. Как я и предполагал, их удар, куда бы он не пришелся, не был даже услышан, не говоря уже о наблюдении или наведении на цель. С другой стороны, любой, кто находился поблизости от нас, наверняка заметил бы вспышку выстрелов, которая довольно хорошо указывала на наше присутствие.
Помимо нетерпения, с которым мы ожидали готовность корабля, у Ника были проблемы со связью, но обойдя вокруг вершины холма, мы смогли войти в связь. После спора о стрельбе из миномета, наших проблем с радио и задержек, в рядах послышалось бормотание, приглушенные жалобы и тревожные сомнения по поводу мудрости столь долгого ожидания на морозящем холоде. Мы с Ником стояли примерно в 15 метрах от остальной части патруля, когда радист корабля наконец доложил, что они готовы и я приказал им стрелять залпами (по одному снаряду из каждого ствола).
Мы могли видеть слабую вспышку орудий «Антрима» задолго до звука выстрелов. Я приказал патрулю залечь. Первый залп мог, из-за специфики корабельной системы, пойти куда угодно. Затем последовала тишина, жуткий свистящий звук и вторая, более короткая тихая пауза, после чего снаряды начали взрываться. Я запросил воздушный подрыв (когда снаряды взрываются в 50 футах (прим. 15 м) над землей), и когда они прибыли, ночь превратилась в день. Через несколько секунд раздался глухой грохот взрывов. Промежутки между ними были заполнены охами и ругательствами патруля, который никогда не наблюдал корабельных пушек в действии. Я чувствовал себя Мерлином, высвобождающим силы тьмы.
Они попали точно в цель. Очевидно на эсминце транслировали наши сообщения через динамики системы оповещения. После тревоги, вызванной посадкой наших вертолетов, их опасным переходом на линию огня и завершающим залпом этими первыми снарядами, когда мы передали им сообщение: «цель накрыта, 20 залпов для эффекта», они все зааплодировали.
Сорок снарядов взрывались попарно в течении примерно одной минуты. Наш патруль остался лежать, обмениваясь одобрительными ругательствами. Когда обстрел прекратился, аргентинцы больше не стреляли.
Мы решили продвигаться к позициям противника под прикрытием спорадического обстрела корабельной артиллерией. Это заставило бы нашего противника сосредоточиться на собственном выживании, и таким образом, у него было меньше шансов узнать о нашем присутствии. Снаряды падали каждую минуту.
Роджер Ф. и я шли вдоль гребня до самого конца, откуда мы могли наблюдать за северными склонами Фаннинг-Хед. Я всмотрелся в экран тепловизора, нашел наблюдательную группу рядом с вершиной, затем осмотрел склоны и был поражен, увидев две линии фигур, неуклонно двигающихся по гребню вниз, в долину перед нами. Я насчитал 40 и еще больше на подходе, все в нашу сторону. Мы были в меньшинстве, поэтому мы должны были максимально использовать нашу позицию на возвышенности, наряду с другим жизненно важным фактором внезапностью.
Был отдан приказ выстроиться в линию вдоль хребта, разместить все пулеметы на флангах, небольшую группу стрелков позади нас, чтобы защититься от атаки с тыла, а миномет в овраге в тылу. У нас было шестнадцать единых пулеметов, по одному на каждую пару бойцов. Они были заряжены трассирующими боеприпасами, которые светились красным в темноте, так что потоки огня будут наводить ужас на противника. Только батальон, или, как минимум, две роты, могут развернуть до шестнадцати единых пулеметов.
В своем дневнике я записал:
«Ночь была очень холодной и мы быстро замерзали, когда останавливались. Мы сильно вспотели, тяжко отработав на переходе, и, когда мы останавливались, становилось еще холоднее. Мы добрались до нашей позиции на гребне, двигаясь очень осторожно, отправив вперед снайперов. Сначала не было видно никаких признаков, но потом, на фоне северного отрога Фаннинг-Хед мы увидели шесть или около того фигур людей, закапывавшихся в землю. (Впоследствии мы обнаружили, что их заставил окопаться обстрел, они не беспокоились пока не начали падать снаряды). Я приказал корабельной артиллерии открыть огонь далеко позади них, (800 метров) и начал подтягивать его к ним.
Я не только не хотел накрыть их, еще больше я не хотел накрыть нас!
Ярко-красные фигуры на тепловизоре бегали, ложились или просто стояли неподвижно, когда падали снаряды. Затем была замечена странная вещь две параллельные шеренги людей прошли через отрог и выстроились на нашей стороне, очевидно решая, что делать дальше.»
Затем фигуры начали двигаться в нашу сторону — прочь от их орудийной позиции и моих снарядов ОПКА. Мы решили, что пришло время опробовать наш громкоговоритель. Было очень ветрено, на нас задувало с вражеской стороны. Поток трассирующих пуль выпустили из «Армалайта», снабженного ночным прицелом, а затем еще один единый пулемет открыл огонь по той же линии, дав очередь трассирующих пуль над их головами. Но, как и следовало ожидать, громкоговоритель, который был так тщательно настроен, упакован и перенесен, не сработал. Род Белл пытался кричать что-то об «отчаянных королевских морских пехотинцах», но если бы они и услышали, то после артиллерийского обстрела и пулеметных очередей, это должно было звучать голосом разгневанного бога.