Страница 45 из 86
— Этот наш ученик пока еще не совершил большого греха, а отмеренный ему срок еще не вышел.
Тань-дянь был тотчас отпущен, и праведники проводили его до дому. Они усадили его на повозку и обо всем с ним условились: велели непременно стать шрамана и совершенствоваться в вере. Закончив наставления, они сняли Тань-дяня с повозки и протолкнули под мышки мертвое тело. В тот же миг Тань-дянь ожил.
Тань-дянь впоследствии ушел в монахи, а в четырнадцатом году под девизом правления Великая радость (438) умер.
Запоздалое прозрение
Ван Чжунь-чжи, по прозванию Юань-цэн, был уроженцем округа Ланъе. Происходил он из семьи конфуцианцев и не верил в закон Будды. Чжунь-чжи говаривал:
— Если тело и душа после смерти полностью исчезают, тогда при чем же здесь Три периода[169]?!
В годы под девизом правления Великая радость Чжунь-чжи был правителем округа Даньян, а в десятом году заболел и испустил дух. Вскоре он на время ожил. Правитель Цзянькана Хэ Дао-ли пришел навестить больного, склонился над его ложем. Чжунь-чжи промолвил:
— Я только сейчас понял, что учение Шакьямуни не ложно! Душа существует после смерти, и я получил тому доказательства!
— Вы, господин наместник, всю жизнь рассуждали иначе, — возразил Дао-ли, — так что же заставило Вас изменить свои убеждения?!
Чжунь-чжи смежил воспаленные веки и напоследок изрек: — Дух воистину беспределен, а не верить в учение Будды недопустимо!
Гуаньшиинь спасает обреченного на гибель
Шрамана Хуэй-хэ был монахом столичного монастыря, возведенного сангхой. При смутах года правления Всеобщая радость (466)[170] он был еще мирянином и служил в войсках под предводительством Лю Ху[171]. Однажды Лю Ху послал отряд в несколько десятков человек на восток в разведку. Хуэй-хэ был в составе отряда. На подходе к Цяочжу отряд столкнулся с правительственным войском, идущим на запад. Разведчики разбежались, попрятались в траве у озера. Хуэй-хэ удалось бежать в Синьлинь, где он раздобыл у одного старика лохмотья. Хуэй-хэ снял с себя платье для верховой езды и положил в корзину, перекинутую через плечо. В тех лохмотьях он стал похож на крестьянина, работающего в поле. Тем временем разъезды, высланные правительственными войсками, охотились за разбежавшимися разведчиками. Воины увидели Хуэй-хэ и заподозрили неладное. Его стали допрашивать, а он отвечал невпопад. Тотчас Хуэй-хэ избили бамбуковыми палками и решили казнить. Хуэй-хэ шел на казнь, а сам беспрерывно твердил сутру «Гуаньшиинь цзин». В последний миг он взмолился еще отчаянней. Воин занес было меч над Хуэй-хэ, и меч выпал у него из рук. Трижды он выхватывал меч, и трижды мечи рассыпались в прах. Воины пришли в ужас и отпустили Хуэй-хэ. Тогда-то Хуэй-хэ и ушел в монахи, стал служить на духовном поприще.
Свидание на небесах
Шрамана Хуэй-юань был монахом монастыря округа Чанша в граде Цзянлин. Наставник Хуэй-инь был знатоком дхьяны[172]; его так и нарекли — Наставник в дхьяне. Поначалу Хуэй-юань носил синюю повязку на голове: был слугой у Хуэй-иня. Прозывался он тогда Хуан-цянем. Когда Хуэй-юаню исполнилось двадцать лет, Хуэй-инь, всякий раз погружаясь в самосозерцание, стал видеть его своим наставником в предшествующем перерождении. Тогда-то Хуэй-инь и произвел Хуэй-юаня в свои ученики.
Хуэй-юань часто останавливался в доме Ян Дао-чана на западной окраине Цзянлина. Более года совершенствуясь на пути мудрости-праджня, он изрядно преуспел. За один день он обходил десять и более домов, где отправлялись посты, а ночью еще и совершал ритуальное хожение, вращал сутры. Во всех домах, где бы ни побывал Хуэй-юань, ему оказывали особые почести. Люди полагали, что он обрел Путь.
В один из дней второго года под девизом правления Утверждение сыновней преданности (455) Хуэй-юань предсказал срок своей смерти.
— Ночью в Вашем доме я оставлю сей мир, — сказал он Дао-чану.
Дао-чан, соблюдавший восемь обетов, оставил гореть светильник на всю ночь. С начала и до середины ночи Хуэй-юань в сопровождении мирян как обычно совершал ритуальное хожение, а с приходом четвертой стражи сказался усталым и прилег поспать. Цвет лица его слегка изменился, и вскоре дыхание прекратилось.
В городе учредили трехнедельный пост, возвели ступу, которая стоит и поныне. А по прошествии немалого времени праведнику Тань-сюню явился в монастыре Прабхутаратны призрак Хуэй-юаня.
— В двадцать третий день второго месяца будущего года мы свидимся с тобой на небесах, — молвил призрак и исчез.
В продолжение девяноста дней Тань-сюнь соблюдал пост в зале для самосозерцания монастыря округа Чанша, жертвуя собой в этой жизни и уповая на воздаяние в будущем перерождении. К назначенному дню он принялся что было сил задерживать дыхание, дабы быть уверенным в своей кончине. Он отовсюду созвал праведников и мирян и устроил многолюдное собрание. В третью стражу он воскликнул, обращаясь к сангхе:
— Вы что-нибудь слышите?!
Те ничего особенного не почувствовали, а Тань-сюнь продолжал:
— Откуда-то доносятся звуки музыки и исходит чудный аромат. Это Хуан-цянь подает знак, что ныне мы встретимся с ним.
Монахи стали возвращаться в зал, чтобы занять свои места, и тогда Тань-сюнь скончался.
Чудо, явленное в монастыре Средоточие радости
Вдовствующая императрица Лу-чжао в четвертом году правления под девизом Великая мудрость (461) соорудила белого слона с восседающим на нем в драгоценном паланкине бодхисаттвой Вишвабхадрой. Изваяние установили в зале для самосозерцания монастыря Средоточие радости и устроили по этому случаю чтение проповедей. В восьмой день десятого месяца того же года завершился пост, и присутствующие готовились покинуть свои места. Монахов собралось две сотни человек. Монастырь тогда еще только начали возводить. Император был его попечителем. Совершая императорские выезды, он посещал его по четыре раза в десять дней. Монастырская братия приводила помещение в образцовый порядок; императорская охрана была сурова и торжественна.
В тот день монахи давно уже восседали на своих местах, погрузившись в самосозерцание. Вдруг на одном из мест появился монах прекрасного обличья. Присутствующие в зале были поражены и смотрели на него не отрываясь. Устроитель поста обратился к монаху, и они обменялись более чем сотней слов. И вдруг монаха не стало. Все, кто сидели рядом на циновках и лицезрели его, поняли, что это было божество.
Знамение, явленное в императорском дворце
В годы под девизом правления Великая мудрость (457— 464) настоятель монастыря закононаставник по имени Дао-вэнь пребывал в уезде Молин. То было время, когда императорские вдовы Жуй-цзянь, Чун-мин и Шэн-фу жили, уединяясь от мира и всей душой предаваясь очищению от грехов. Известили о том, что во внутренних покоях дворца состоится служба по чужеземному обряду. Были изготовлены литые и резные скульптуры, украшенные узорами из чудесных цветов, отлиты и раскрашены превосходные скульптуры Вишвабхадры в драгоценных одеяниях небожителей, составившие убранство залы, где совершались проповеди и пост. В восьмой день месяца согласно составленному и высочайше утвержденному списку прибыли приглашенные и заняли свои места. Несколько мест пустовало. День выдался пасмурный. Собравшиеся до полудня вращали сутру и вдруг увидели необычного монаха. Монах сел на заранее приготовленное место, держался превосходно, наружности был великолепной. Он окинул взором собрание монахов, но знакомых среди них не нашел. Устроитель поста спросил:
— Как Вас зовут, преподобный отец?
— Мое имя — Мудрость Прозрения, — молвил тот, а на вопрос, из какого монастыря прибыл, отвечал:
— Небесное спокойствие.
Сказал он так, и тут же его не стало. Присутствующие в собрании испытали душевный трепет, принялись приводить в порядок циновки, полагая, что были свидетелями благого знамения. Меж тем мгла надолго рассеялась, и стала видна гора Цзышань и цветочная беседка неподалеку от нее. Так было возвещено о том, что искренняя вера способна вернуть свет, воздействуя на ход небесных светил, а чистые устремления сдвигают каменные глыбы, освобождая источники. При этом императорская добродетель пополнилась, заслуги Августейшего приумножились, человеколюбие простерлось вдаль, а установления распространились повсеместно. Поэтому и удельные цари, и ученые мужи наперебой славили императора, правящего под девизом Великая мудрость, а им внемля, дивный образ был явлен в зале Взлета дракона[173]. Были и такие суждения: