Пограничные характеры

Лучший способ воспитания сыновей — не связывать им крыльев родительской заботой!

Сам Александр Иванович служил и за Полярным кругом, и на западе, и в Туркмении.

— Дальше Кушки не пошлют? Эта поговорка не для нас. Пограничнику даже Кушка — центр.

По заставе втихомолку скучает и он. Не то, чтобы ему не нравилась преподавательская работа («Если не будет нравится, то работать нельзя»), но… застава есть застава! Городская жизнь, даже самая занятая, с ней не сравнима. Застава требует предельной отдачи энергии, и кто хоть раз вкусил этого, не сможет забыть никогда. Так и майор, украинец самого медлительного вида, — а вот, поди же, с вожделением вспоминает время, когда только успевал поворачиваться на заставе и никогда не спал более нескольких часов подряд.

МОЛОДЫЕ КОМАНДИРЫ

Иногда мне представляется пограничная служба чем-то незыблемым, краеугольным. Сменяются поколения, возникают новые профессии. Моды, как шалые ветерки, овевают земной шар. Но неизменен, суров часовой у границы. Дружеская или опасная — она нуждается в нем. Он ей преданно служит.

Вот что сказал молодой начальник заставы о своих молодых солдатах:

— Метод один: убеждение. И если возникает реальная надобность, уверен — встанут стеною! Вспомнятся все наши уроки: и как ползти по-пластунски, и как не отставать в атаке. Не секундомер станет отсчитывать время, а пуля. Успел, значит, победил.

Пограничный народ все время обновляется. Вторая важная цель заставской жизни — воспитание. За два года из неоперившегося юнца надо сделать выносливого солдата. Превращение происходит не так-то просто.

— Видели бы вы, какими они приходят. Вместо мускулов — вата, — с усмешкой говорит прапорщик КПП. — Одного раза на перекладине подтянуться не могут. А то был солдат, который упорно не желал умываться до пояса. «Пойду в баню, тогда отмоюсь», — твердил. Даже такую простую привычку приходится иногда вырабатывать с боем. Конечно, приходят ребята и закаленные, заядлые туристы, спортсмены, таежные охотники, рыбаки. Но сейчас даже деревня сравнивает воспитание с городским; с детей снимаются все заботы, кроме учебы. И учеба поневоле становится единственной целью. Учеба ради учебы! А от практической деятельности они отворачиваются.

Мне вспомнился беглый разговор с девятнадцатилетним Виталием, бывшим слесарем Минского тракторного завода. Казалось бы, рабочий, привычный ко всему парень. Но что он вспоминает о начале службы? Труднее всего ему было привыкнуть… носить сапоги! Ноги натирал. Вот вам и сельская Беларусь! Сапоги и то видел лишь издали.

У начальника заставы случаются психологические трудности. Призовут парня, а он уже успел привыкнуть к определенной среде, ко всяким фокусам, в которых видит содержание жизни. Застава воспитывает? Несомненно. Но получает-то она пока невоспитанных! Противодействие дисциплине поначалу тоже очень заметно. Новобранец стремится сохранить при себе все нажитое ранее, все прежние повадки. Именно их считает своей личностью, своей индивидуальностью. А на самом деле это просто дурные манеры!

Прежде чем заставская жизнь подчинит юнца суровым правилам, он всячески стремится увильнуть, приспособиться так, чтобы подольше сохранить вокруг себя видимость привычной атмосферы. А если костяк заставы — старослужащие — тоже некрепок, положение начальника заставы вовсе трудное.

Мне довелось в течение некоторого времени близко наблюдать за работой нескольких молодых начальников застав, едва лишь двумя-тремя годами старше своих солдат. Я не разделяю мнения, будто такое назначение преждевременно, что им следует набраться опыта. Опыт — вещь относительная. Очень быстро меняются солдаты, их кругозор, воспитание, привычки, Старый опытный начальник заставы иногда может даже с большим затруднением найти правильный подход к новобранцам, чем недавний выпускник училища, их сверстник. Опыт есть за плечами, но иной, несовременный…

Я вспоминаю доверительные разговоры на заставе, между деловыми звонками и служебными рапортами («Товарищ лейтенант, докладываю о причине срабатывания системы. Границу нарушил заяц»). Когда дверь затворяется, лейтенант с легким вздохом продолжает разговор.

— Чувствую сам, что слишком налегаю на командирскую власть. У нас была бы золотая застава, если бы я сумел найти подход к каждому солдату! Нет, я не за мягкость! Иной раз надо быть еще более строгим и требовательным. Просто это не единственный метод. Было у меня двое горожан из Киева. Оба кончили десять классов. Один расторопный, деловой, куда ни пошлешь — все может. Другой поначалу ничего не умел, но всему охотно учился. Всегда на них можно было положиться. Лично мне больше нравился второй своим открытым характером… Вообще-то я предпочитаю все-таки сельских парней. Я сам деревенский. На заставе кроме службы много простой работы: мыть полы, варить, ухаживать за лошадьми, доить корову. Стараюсь посылать на эти работы умелых, но иногда они заняты. Бывало, говорит: «Не умею косить». Отвечаешь ему: «Ничего, научишься. Беру косу в руки. Следи за мною: так, так, так. Запомнил? Начинай». А один ни за что не хотел подчиняться. «Я пришел с оружием в руках охранять границу, а не картошку чистить». Перевел его на ПНТ. Опять нарушение дисциплины. Объяснял ему, объяснял, даже кричать начал. «Стоп, — говорю себе. — Этот тебе еще не под силу». Послал его в отряд, на беседу к начальнику политотдела.

На заставе все монотонно, и все — событие. Сочетание строгих форм подчинения — и никакой муштры. Очень естественное течение жизни.

«Товарищ лейтенант» — так начинается с рукою у козырька любое самое мимолетное обращение к начальнику заставы. Чаще он отвечает тоже по всей форме, но иногда только поднимает тяжелые веки, неспешно отдает распоряжение, Случается, что пограничник вступает в спор, разъясняет что-то. Лейтенант слушает и, словно происходит скорочтение, мгновенно схватывает суть, отвергает или соглашается. Если чуть повышает голос, это означает, что надо беспрекословно исполнять.

Жена лейтенанта, такая же молоденькая, как и он, признается, что, когда он был еще курсантом и ухаживал за нею, он казался ей чрезмерно стеснительным.

— Я даже боялась: как же он будет командовать солдатами?.. Спрашиваете, не скучно ли мне здесь? Конечно, хочется иногда домой. Но, выходя замуж, я взяла себе девиз: «Не важно, где жить, важно — с кем». Я ведь вижу, как он увлечен своей работой, даже ночью — если ночует дома, а не дежурит на заставе, — вскочит и говорит: «Ты спи, а я съезжу на пост. Надо проверить».

После стрельб (которые, кстати, прошли с общей оценкой «хорошо») лейтенант вернулся на заставу и сел записать в журнал полный распорядок на следующий, вернее, уже наступивший день, так как шел третий час пополуночи. Кто с кем идет в наряды, очередность исполнения хозяйственных работ, дежурства. В три часа ночи он прилег на диван. В четыре встал и проверил смену часовых. В пять очередной наряд уходил на границу. В шесть тридцать надо было дать распоряжение дежурному поднимать повара и кухонных дневальных. В семь лейтенант наконец заснул каменным сном, прикорнув на диване поверх грубошерстного солдатского одеяла, прижавшись свежей, юношески румяной щекой к твердой ватной подушке. Через полчаса его разбудил дежурный.

— Товарищ лейтенант, вас спрашивает какой-то гражданский. Старик. Говорит, очень важно.

По многолетней традиции у пограничников с местными жителями самые добрососедские отношения. Нужно было вставать.

Я с симпатией наблюдала за трудами и днями этого молодого командира. У себя дома он ничуть не менялся: та же открытость и то же сознание значительности своего дела. Он был одновременно веселым молодым супругом и неусыпным командиром, мысли которого находятся сразу в двух местах.

Однажды в заглохшем вишневом саду впритык к контрольно-следовой полосе заметил чьи-то легкие копытца, почти невесомо отпечатавшиеся на влажной глине.

— Жена! — окликнул строевым голосом. — Чьи следы?