Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 116

— Это вы были свидетельницей самоубийства Маяковского?

— Что значит свидетельницей! — возмутилась Полонская. — Если бы я была свидетельницей, я не дала бы ему застрелиться.

— Дала бы, не дала бы… — проворчал Сталин. — А как же все было? Разве не при вас?

— Он требовал, чтобы я вышла за него замуж, а я отказывалась. Выстрел прозвучал, когда я вышла из его квартиры и спустилась на первый этаж. Я думаю, он вообще не собирался стреляться.

— Вот как?

— Да, полагаю, он хотел припугнуть меня, но вместо того, чтобы пораниться, убился.

— Припугнуть… припугнуть… — горестно пробормотал Сталин и пошел из зала. — Все только и хотят припугнуть…

Новый год начался с того, что на Пленуме ЦК итоги первой пятилетки получили не лучшую оценку, и Сталин настоял на проведении партийной чистки: исключить каждого десятого, нет, каждого пятого. В итоге в течение нескольких месяцев исключили каждого шестого, более миллиона человек лишились партбилетов.

Смягчившись, он вскоре выступил с речью об успехах, говорил о том, что у нас не было черной металлургии, тракторной, авиационной и автомобильной промышленности, не было производства сельхозмашин, химии, электроэнергии, а теперь все это у нас есть. В добыче угля и нефти находились на последних местах, выдвинулись на первые. Что касается обороноспособности, из слабой страны Советский Союз превратился в могучую военную державу.

Все с облегчением вздохнули. Хозяин из скорбного небытия вернулся к деятельности. После смены квартиры он решил больше не ездить и в Зубалово, где все напоминало ему милую Надю.

Поклонная гора — место, где люди кланялись Москве, уезжая или возвращаясь. Именно в лесу за Поклонной горой, в километре от нее, возле подмосковного села Волынское архитектор Мирон Мержанов начал строить новую дачу, с тем чтобы Палосич мог за пятнадцать-двадцать минут домчать до нее Хозяина или с такой же скоростью быстро привезти в Кремль.

Шумяцкий смекнул, что Сталин во всем ищет смены мест, что ему и в Малый Гнездниковский стало неприятно ездить. В голове наркома кино сверкнула идея кремлевского кинотеатра, и он быстро подыскал для него место — Зимний сад, в сущности никак не задействованный. И Сталину идея очень понравилась:

— Молодец, товарищ Шумяцкий. Мы когда-то взяли Зимний дворец, а теперь штурмуем Зимний сад.

Ого! Уже и игра слов в его высказывания вернулась, значит, выздоравливает после тяжелейшей беды. В это черное время Борис Захарович старался изо всех сил хоть чем-то порадовать Хозяина. Есть у нас звуковое кино, скоро появится и цветное. Погодите, мы еще в этом деле и америкашек опередим! На «Межрабпомфильме» начались экспериментальные съемки будущей цветной картины «Соловей-соловушко». И снова Экк, как и в случае с путевкой в звук. Журнал «Кино» даже поспешил обрадовать: «В виде режиссерского эскиза будет снят один из эпизодов фильмы и устроен общественный просмотр. После этого начнутся производственные съемки». На узбекской киностудии тоже начали снимать с применением принципов цветного кино, что-то про борьбу за хлопок.

А режиссеры-однофамильцы Васильевы, доселе документалисты, написали сценарий о Чапаеве, любимом герое Сталина. Еще летом прошлого года Васильевы получили сценарий от вдовы комиссара чапаевской дивизии Дмитрия Фурманова, Анны Фурмановой, но в художественном отношении он оказался никудышным, и Васильевы взялись его переписывать, ездить по местам боевой славы. Наконец представили свой сценарий и получили одобрение, а Сталин даже посоветовал снимать фильм в Гори:

— Хочется увидеть родные места на экране.

Они охотно согласились, и он взял картину под свою личную опеку.

Воспользовавшись моментом, когда Хозяин расчувствовался, Шумяцкий добился, чтобы решением ЦК партии кино вывели из ведения Наркомата легкой промышленности. И вскоре появилось Главное управление кинофотопромышленности, сокращенно ГУКФ, которое Борис Захарович и возглавил.





Докладная записка Б. З. Шумяцкого в ЦК ВКП(б) о порядке утверждения кинокартин и о темах кинофильмов на 1933 и 1934 годы. 7 июня 1933

Подлинник. Машинописный текст. Подпись — автограф Б. З. Шумяцкого. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 114. Д. 352. Л. 159, 165]

Однако только нарком кино воспарил, как тотчас с его крылышек посыпались перья. Молодые режиссеры Хейфиц и Зархи получили хорошие деньги на создание фильма к пятнадцатилетнему юбилею Красной армии и сняли картину «Моя Родина» о действиях красноармейцев против китайской армии Чан Кайши. На предварительный показ в Малый Гнездниковский Сталин не поехал, не было там и людей из ближнего круга. 23 февраля, в самую годовщину, фильм вышел на экраны, но вскоре его посмотрели Ворошилов и Орджоникидзе, пришли в ужас и потребовали его запретить. Сталин согласился посмотреть, пешком пришел в дом под серпом, молотом и перфорированной змеей-лентой, кинозал которого в последнее время превратился в эшафот. Он тоже пришел в негодование.

— Это кто снял такое? Вот эти молодые люди? Которые знать не знают, что такое армия? Вот вы, товарищ Хейфиц, где служили?

— Я, товарищ Сталин, родился в декабре девятьсот пятого года и в Гражданской войне принимать участия не мог. Но с четырнадцати лет, товарищ Сталин, я уже служил помощником начальника революционного трибунала Киевского военного округа.

— Смертные приговоры на машинке печатали? А вы, товарищ, Зархин, где служить изволили?

— Зархи, товарищ Сталин. Я, товарищ Сталин, и вовсе девятьсот восьмого года рождения…

— Ну, в Красной армии-то служили?

— Никак нет, у нас была большая семья, оставшаяся без отца, без кормильца, и меня не взяли.

— А вот товарищ Поскребышев выяснил, что ваша семья была зажиточная, дед и дядя владели типографией, книжным магазином и жили на широкую ногу. Нехорошо, товарищ Зархи. И перестаньте падать, я еще не закончил разговор с вами обоими.

Зархи и впрямь чуть не упал, когда выяснилась зажиточность его семьи. Его, как Полонская — Пырьева, поддержала актриса Людмила Семенова, после «Третьей Мещанской» весьма популярная.

— Вот вы, товарищ Семенова, если я не ошибаюсь, — обратился к ней Сталин, — так умело и со знанием дела сыграли роль проститутки, что своей талантливой игрой превзошли в этой фильме всех других артистов. И фильма получилась не о доблестной Красной армии, а о завлекательной русской проституции.

Стоявшие рядом Ворошилов и Орджоникидзе рассмеялись, радуясь, что Хозяин разделил их мнение о картине.

— Такое впечатление, что авторам наплевать на честь и достоинство Красной армии, — пылко воткнул свой кинжал Орджоникидзе.

— Вот именно! — негодовал Сталин. — Такое впечатление, что нам показали не Красную армию, а сборище сектантов-толстовцев. Еще чуть-чуть, и они заговорят о непротивлении злу насилием. Я думаю, я уверен, что эту фильму следует немедленно снять с экранов и больше нигде не показывать. Товарищ Шумяцкий, это ваша непосредственная вина! Как вы могли такое прохлопать? Стыдитесь!

— Но во всех газетах только хвалебные отзывы, товарищ Сталин, — моргал глазами Шумяцкий, и казалось, вот-вот скорчит чаплинскую кокетливо-виноватую гримасу.

— А мы еще посмотрим, кто авторы этих статеек, — не унимался главный кинокритик. — Форменное безобразие! Стоит задуматься о том, кто у нас возглавляет кинопромышленность.

Судьба бедного Бориса Захаровича, ой вэй, повисла на волоске. Открытие кинозала в Зимнем саду должно было стать решающим. И «Окраина» Барнета спасла Шумяцкого, ведь он знал, что показ сапожных работ смягчит сердце бывшего сапожника.

Тут и Эйзенштейн подоспел со сценарием комедии «М. М. М.». Шумяцкий прочел, одобрил, руководство «Союзфильма» приняло, и самый прославленный советский режиссер приступил к пробам на главные роли. К тому времени уже озвучили «Броненосца» и в новом качестве показывали как по стране, так и за рубежом, но уже скоро все повторяли ставшую крылатой фразу Ильфа, заметившего, что заговоривший «Потемкин» производит странное впечатление, будто Венеру Милосскую раскрасили в телесный цвет и вернули ей руки.