Страница 70 из 73
Она делала отчаянные усилия, показывая нежность и заботу. Ничего такого она не чувствовала. Осталась одна жалость и чувство острой вины. Эту вину Настя старалась хоть как-то теперь сгладить. Получится ли? Этого она сказать не могла.
Однако отвары сделали своё дело. Его потянуло на сон и Настя тихо вышла из комнатки. Её встретили злобные глаза свекрови. И Настя с трудом заставила себя проговорить:
– Заснул. Я помогу ему, обещаю.
После обеда у Насти появилось острое желание посетить отца. Думала она недолго. Молча оделась и, не предупредив, убежала из дому.
Тимофей собирался уходить по делам. Однако тут же снял кафтан и чмокнул дочь в щеку, оглядел её. Глаза его показались колючими.
– Ты какая-то странная, доченька? Что произошло?
– Ох, тятя! Я весь день думаю о Климе. Жаль мне его. А почему – и сама не могу понять. Что-то со мной случилось за этот день. Да и за ночь тоже. Вроде бы зря я на него так окрысилась.
– Стало быть, дочь, совесть у тебя ещё не потеряна? – изрёк отец сурово. – То хороший знак. Я рад, что ты проснулась.
– Ты меня не осуждаешь, тятя?
– Как же! Осуждаю! А как не осудить? Плохие дела вершить – значит, и на осуждение будь готова. Да, ты моя дочь и единственное родное существо у меня. Потому могу легко и простить. А ты подумай про себя, сходи в церковь, помолись. Исповедаться ты, конечно, не осмелишься. Да что с тебя взять! Ты, наверное, сама не знаешь, каким богам тебе молиться. В тайге мы ничего такого тебе не втемяшили, в твою непутёвую голову. И за то тоже будем ответ держать, – приподнял отец голову и глянул в потолок.
– Ты в этом уверен, тятя? – как-то странно, с нотками неуверенности, спросила Настя. Её глаза бегали в разные стороны, скрывая чувство неуверенности и сомнения. А Тимофей строго глядел на дочь и тоже сомневался в силе своих слов. Но придушить любовь к дочке сил не было. Да и желания. Потому со вздохом молвил:
– Ты, дочка, подумай о моих словах. Не в церкви перед попом покайся в своих грехах, так перед собой. Тоже дело сделаешь. Для себя доброе. С грехом в душе трудно жить. Мы ведь в христианском мире живём. То тоже учесть стоит.
Отец заметил, что его слова упали на благодатную почву. Может, дочь опомнится? А месть не самое лучшее в мире чувство. Такие мысли слегка будоражили, волновали Тимофея. И он поглядывал на мрачное лицо дочери. Понимал, какая борьба шла у неё внутри, и посчитал за лучшее не мешать. Лишь сказал ласково:
– Ты тут побудь маленько, а мне пора. Дела. Потом ещё поговорим. Пока.
Настя благодарно кивнула, проводила отца до двери. А он обернулся и с лёгкой улыбкой заметил не так строго:
– Всё ж ты зверёныш, но я тебя так люблю, что не мыслю жизни без тебя. А ты так редко стала приходить, мой любимый зверёныш. Надеюсь, что ты справишься с ним
– Буду стараться, тятенька! А приходить тоже стану чаще. Я тебя люблю! – крикнула она уже вдогонку и радостная улыбка осветила её смуглое лицо.
Что-то произошло с Настей. Ей казалось, что она уже не ощущает той неприязни к свекрови и мужу, что глодала её столько времени. А с Дашкой постоянно старалась наладить прежние отношения. Получалось, но медленно.
Правда, Кирилл так и не принял её попытку поправить их отношения. Обида и даже ненависть сквозили в его глазах. Но в завещании было указано, что в случае притеснения Насти в доме, виновные будут лишаться наследства. Об этом их предупредил Клим, зачитав документ.
Он за месяц значительно поправился и был безмерно благодарен Насте. Скоро собирался заняться делами, хотя уже сейчас вызывал к себе приказчиков и разносил их за воровство, грозя привлечь к суду воеводы. Те вынуждены были вернуть часть уворованного, а после этого Клим троих выгнал. Потом много раз ругал сына за попустительство в делах и неумение строго карать воров.
– Этак после меня ты за год всё спустишь неизвестно куда! – кричал Клим на сына, стоящего с понуренной головой. – Наверное, нужно Насте доверить дело. Она-то своего не упустит. Растяпа!
Последнее замечание отца так испугало Кирилла, что он тут же упал на колени и, стукнувшись лбом о пол, взмолился:
– Отец, я всё понял и больше не допущу таких промахов. Да всё Настька мне мешала своими выходками!
– Молчать! – рявкнул отец и грозно бросил взгляд на сына. – Не сметь так говорить о ней! Ты её пальца не стоишь, увалень! Кто меня на ноги поставил? То-то!
Клим устало сел на лавку отдышаться. Лицо побледнело от волнения. Сын с беспокойством поглядывал на отца, боясь ещё чего-то.
– Чего щупаешь глазами? – уже вяло спросил отец. – Беги позови Настю. Пусть посетит хворого и принесёт отвар. Она знает какой. Беги!
Кирилл опрометью юркнул в дверь.
– Что случилось, Климушка? – с беспокойством спросила Настя, войдя. – Кирилл толком не пояснил. Боже! Ты такой бледный! – и грозно глянула на мужа. – Я же просила не волновать отца!
Кирилл в страхе молчал. А Настя напоила свёкра тёплым отваром. Запах поплыл по комнатке. Приятного от него было мало. Клим устало отвалился на подушку и закрыл глаза. Настя приложила палец к губам, предлагая молчать. Кивнула головой на дверь. Муж безропотно, торопясь, вышел вон.
Настя ещё долго сидела рядом, наблюдая сон Клима. Видела, что тот постарел и уже не казался сильным деятельным купцом. Но что-то ещё осталось. Настя со вздохом встала и удалилась на цыпочках, боясь потревожить чуткий сон хворого.
У себя в опочивальне, муж уже давно переселился в другую комнату, она долго предавалась раздумьям. Должна признать себе, что последнее время чувствует себя гораздо лучше, спокойнее. Даже умиротворённое. Лишь был страх перед заговорами или сглазом. Уверила себя, что сможет противостоять любым наветам, наговорам и сглазам. Много молилась со странными молитвами, мало похожими на церковные. Их она знала плохо, и желания изучать не ощущала.
Прошло ещё чуть больше месяца. Клим почти полностью оправился от хвори. Изредка всё же приходилось ложиться по настоянию Насти и отдыхать день или два.
Жена Клима всё реже приходила к супругу в его комнатку, где он предавался блуду. А Настя, присмотревшись, решила, что свекровь хворает. Скрывает это, боясь, что Настя начнёт приставать с помощью в лечении. Этого вынести она не смогла бы.
– Дашутка, иди ко мне, поговорим, – позвала Настя младшую.
Девочка не очень охотно подошла. Вопросительно смотрела на Настю, ожидала.
– Что с мамой? Мне кажешься, что у неё не всё в порядке со здоровьем. Хворает? Я могла бы помочь ей. Одна ведь семья...
– Не верю я тебе, Настя, – откровенно призналась Даша.
– Я не вру, Дашутка. Вон отцу уже лучше стало. Второй месяц отпаиваю его. А что у мамы болит? Ты должна знать.
После короткого замешательства, Даша ответила:
– На печёнку жалуется. Что-то в правом боку болит. Иногда очень сильно.
– Давно это у неё?
–Месяца два назад. Правда, и раньше побаливало, говорила. Уже давно беспокоит. А последнее время сильно.
– Она, конечно, откажет мне помочь ей, а?
– Я с сестрой уже советовали ей, да она не соглашается. Очень сердита на тебя. Да и я тоже, как и все мы...
– И напрасно, Дашутка! – Настя спешила оправдаться, но видела, что Даша ещё не готова слушать. Просто отмахнулась и ушла, хотя видно было, что девочка ещё хотела поговорить. Насте показалось, что она сомневается и хочет выяснить правду.
Всё же Настя была довольна. Надеялась, что с Дашей у нее наладится дружба.
А Клим уже стал уделять работе значительное время. Настя поругивала его, но он упёрто стоял на своём, заявляя решительно:
– Силы вернулись, Настенька, значит, надо спешить поправить дела. Пока Кирилл их полностью не развалил, гнида! Боюсь, что времени у меня не так много, милая.
– С чего ты взял такое? – возмутилась Настя. – Ты ведь одужил. Осталось немного, да я ещё не бросила тебя потчевать своими снадобьями. Авось помогут ещё.