Проклятая Мангазея

– Иди за мной, познакомлю с новым твоим начальником. Самым главным. То отец Яков из церкви монастыря Спасо-Прилуцкого. Поп ихний. Отвечает за доставку ко­локолов в Мангазею.

– А далеко та Мангазея? Где-то слышал ещё у тятьки, дома.

– Далеко, грешная твоя душа Тимофей. Не успели тебя постричь, да то теперь забота отца Якова.

Отца Якова нашли в келье. Он был не один. С ним были ещё трое, и в тесной келье они едва помещались. Зато было тепло. Провожатый оглядел с порога келью.

– Отец Яков, – позвал невысокого в длинной рясе священника. – К вам обещанного привёл. Второго отец Серафим не смог выделить, простите. Тимофеем кличут. Силой Бог не обделил, так что будете довольны. От работы не бежит. Правда, отощал малость, да то дело поправимо. Мы его накормили, одели. Берите и владейте.

Монах поспешил уйти, что Тимоху вполне устраивало.

– Значит, Тимофей? – переспросил отец Яков. Оглядел парня, заметил безразлично: – Спать сам место найдёшь, или как?

– Найду, батюшка. Свой ведь я тут. А что мне надо будет делать у вас в обозе?

– Об том и не спрашивай. Людей стало меньше, а путь долгий, и труден зело. Завтра не проспи. Выходим рано. И так задержались в пути.

Тимофей не стал тянуть. Опять хотелось есть. Однако достать, особенно теперь, чего-нибудь пожевать было невозможно. Разве что забраться в кладовки, да то не безопасно. Не стал больше мечтать, и так поел достаточно. А всё ж ощущение слабости не проходило. И это тревожило. Как бы не опростоволоситься завтра.

Место он нашёл в конюшне. Там уже были люди, и их оказалось много. Место нашёл с трудом, молча выслушивая недовольство чужих людей.

Глава 2

Большой обоз растянулся на версту. Стрельцы и казаки на редких татарских конях несли охрану, зорко оглядывая заснеженные просторы леса и перелесков. А Тимоха с волнением узнал, что проедут они Великий Устюг недели через две. Там надеялся повидаться с родными и с Танькой. Последняя часто посещала его во сне и не только. Особенно сейчас, когда чувство острого голода немного притупилось. Кормился он сносно, а работы пока было немного.

Великий Устюг Тимошка узнал по сверкающим куполам Вознесенской церкви и Троицкой. Сердце Тимошки радостно забилось. Он уже искал глазами подьячего от­ца Якова, надеясь упросить его отпустить на пару часов домой. Тем более что со­всем недавно тот хвалил Тимошку за усердие и сноровку в работах.

– Домой? – спросил подьячий, с интересом всматриваясь в лицо Тимошки. – Ты из Устюга? Не знал. А чего тебя отправили в монастырь да ещё такой захудалый?

– Отец испросил совета у чудотворца Галактиона. Для того ездили в Вологду.

– Так богат твой тятька?

– Есть маленько. На Новой Земле моржовой костью разжился два года назад. По дороге домой молил Господа спасти его с товарищами. Бог услышал его слова и вы­вел на матерую землю. Удалось вернуться. Но дал обет отправить меня на постриг в монастырь, так я стал послушником. Да не для меня монашество, господин.

Подьячий с подозрением глядел на юного послушника. Скривил губы в усмешке.

– Надумал что-нибудь? Дело серьёзное. Если отпущу домой, не сбежишь?

– И не думайте так, господин. Я так рад этой оказии! Считаю, что то подарок Господа мне, – Тимофей улыбался весьма честно.

– Ладно, монастырская крыса. Отпущу. Если что, то найду, и тогда уж не обес­судь. Запорю так, что сидеть не сможешь. Дня три мы будем стоять тут. Ты будешь наведываться. Мало ли на что понадобишься. Понял?

– Как не понять, господин. Все исполню! Лишь узнаю, где вас найти, как приедем.

Подьячий кивнул, отпуская Тимку.

Дома все семейство удивилось появлению Тимошки. Но лишь мать кинулась сыну на грудь и счастливо пролила слезу.

– Как ты тут появился, сынок? – утирая слезу, спросила мать.

– Да вот, мать, проездом в Мангазею. Дня три будем стоять. Потом снова в путь через Камень на реку Таз. Там город будут рубить, Мангазея прозывается. Меня к обозу поставили на работы. Колокола везём и малое войско стрельцов.

– Надолго так, сынок?

– Кто ж его знает, матушка! А мне так даже лучше. Интересно на мир глянуть.

– А настоятель, отец Серафим, отпустил тебя? – сурово спросил отец. Он лежал на лавке, и судя по его виду не вставал более.

– Как без его дозволении, тятя! Отпустил, сам направил, напутствовал и благословил. Всё по чину, тятя. А как вы тут поживаете? Вы, батя, сильно болеете?

– Ноги замучили, сын мой. Мочи нет, особенно по ночам. Лишь днём могу чуток приснуть. Скоро, наверное, придётся переселяться в мир иной. Готовлюсь вот...

Мать заголосила, две невестки вторили, а Тимофею вдруг показалось, что так бу­дет даже лучше. Прекратится насилие и тирания в семье. Хотя, вспомнил, старший Никита мало чем отличается от отца. Да всё ж...

В молчании поужинали. Тимошке, как гостю, отдали печь, и он блаженно устроил­ся там, ощущая после бани, как тело впитывает тепло разогретого кирпича.

А обоз пришлось задержать. За день до отъезда поднялась метель, и даже по реке ехать было невозможно. Отец Яков, а у него с собой ехала и семья, решил переждать и тем дать всем отдохнуть перед дальней и трудной дорогой. Камен­ный пояс был уже недалеко.

Из Устюга Великого выехали по реке. Местами лёд оголился, и обоз катил быст­ро. Тем более что самый большой колокол не тянул больше девяти-десяти пудов.

По Вычагде добрались до Усть-Сысольска за две недели и один день. Последние дни пришлось много и трудно поработать. Река стала изобиловать порогами, вернее наледями. Преодолеть их лошадьми было трудно, и все люди взялись за лямки. По­том пошли настоящие пороги, и путь вовсе стал малопроходим. Глубокие снега по­зволяли делать не больше пяти-семи вёрст в день. И то случалось прихватывать часть ранних сумерек. И начинать движение задолго до рассвета. День-то длился всего несколько часов.

– Дядька Сысой, – спрашивал Тимошка у бывалого мужика из Усть-Цильмы, – гово­рят, что дальше путь и того труднее станет. Верно?

– Все верно, парень. Камень пройти не так просто. Пока до нужной речки доберёмся. Вроде Сосьвой прозывается. Недели через три-четыре доберёмся до Печоры. И это будет большой удачей. Можно и полтора месяца карабкаться по камню. Как погода и снега какие навалит матушка Зима.

– А города или деревни там будут?

– Не больше пяти, сынок. Так что запасайся терпением и береги силы. Потом беречь свою силу тебе не придётся. Пупы рвать будем, если хотим живыми дойти хотя бы до Сосьвы. Там уже можно считать, что путь пройдён. По земле, парень.

– Тоже по рекам надо будет идти?

– По рекам, сынок. И даже по морю. А оно в тех местах уж так свирепствует!

– Я ещё не ходил по морю, – признался Тимошка. – Батя у меня два года назад вернулся с Новой Земли. Моржовую кость привёз. Теперь у семьи имеется достаток.

– Мореходом, значит, был, – качнул головой Сысой. – А ты что ж отстал?

– Мамка не пустила. Я просился... Старший брат ходил. А батя должен скоро помереть. По всему видно было, как уходил с вами.

– Нельзя так говорить про отца, – упрекнул Сысой. – Нехорошо сказал, парень.

Тимошка погрустнел. И правда, что он так про отца? Пусть живёт себе, пока Бог его к себе не прибрал. А, может, уже прибрал?

Эти мысли сильно подействовали на юного бродягу. Но силы его уже иссякали, и тяжёлый сон сморил его. Мороза даже не ощущал.

Как и предрекал Сысой, обоз тащился по Печоре ещё больше месяца, а затем начались мучения перехода через Камень. Тут Тимофей понял, что такое труд на истощение. Он так уставал, что не мог поесть перед сном. Просто валился на охапку соломы и тут же засыпал. Кто-нибудь укрывал парня полушубком или попоной.

И люди далеко не всегда выдерживали такой путь. А все были закалённые и испытанные людишки. И через две недели Тимофей с грустью и печалью проводил Сысоя в мир, откуда уже не возвращаются.